Чтение 33–й страницы книги ~Салимов удел~

— Ничего, — ответил Джимми. — Совершенно из другой оперы. — Он приложил к груди Майка стетоскоп, что-то пробурчал, отвернул веко и посветил в открывшийся остекленелый шарик.

Бен заметил, что зрачок сузился, и вполне явственно сказал: «Господи!»

— Интересный рефлекс, верно? — сказал Джимми. Он отпустил веко, которое с нелепой медлительностью вернулось на место, словно труп им подмигнул. — Дэвид Прайн из «Джона Хопкинса» сообщает, что у некоторых трупов реакция зрачка на свет сохраняется до девяти часов.

— Ученым стал, ишь ты, — сердито сказал Мэтт. — А за сочинения я ему ставил тройки, да и те с натяжкой.

— Просто вам не нравится читать о вскрытиях, старый вы склочник, — откликнулся Джимми и достал небольшой молоточек. «Отлично, — подумал Бен.

— Он помнит, как держаться у постели больного даже, когда пациент, по выражению Паркинса Джиллеспи, мертвяк.» В нем снова поднялся мрачный смешок.

— Помер? — спросил Паркинс, стряхивая пепел с сигареты в пустую вазу. Мэтт поморщился.

— Помер, помер, — ответил Джимми. Он встал, отвернул простыню к ногам Райерсона и постукал по правому колену. Никакого эффекта. На подошвах Майка (возле пятки и у носка) Бен заметил желтые кольца мозолей и немедленно вспомнил поэму Уоллеса об умершей женщине: «Пусть „кажется“ придет конец,» — неверно процитировал он. — «На трон взошел пломбирный император.»

Мэтт остро взглянул на него и на мгновение словно бы утратил контроль над собой.

— Это что? — спросил Паркинс.

— Стихи, — ответил Мэтт. — Из поэмы о смерти.

— По мне, так больше смахивает на «Человека в хорошем настроении», — заметил Паркинс и опять стряхнул пепел в вазу.

— Нас представили друг другу? — спросил Джимми, глядя на Бена снизу вверх.

— Да, только очень вскользь, — ответил Мэтт. — Знакомьтесь: Коди, местный знахарь — Бен Мирс, газетной нивы пахарь. И наоборот.

— В таких штуках он дока, — заметил Джимми. — На этом все свои денежки и заработал.

Они с Беном обменялись рукопожатием над телом.

— Мистер Мирс, помогите мне его перевернуть.

Бен с легкой брезгливостью помог Джимми перевернуть тело на живот. Оно еще не утратило гибкости и не окоченело, хотя уже остыло. Джимми пристально осмотрел спину, потом стянул с ягодиц трусы.

— А это зачем? — спросил Паркинс.

— Пытаюсь по цианозу кожи установить время смерти, — ответил Джимми.

— А Брент Норберт никогда не возражал против небольшой дружеской помощи.

— Норберту собственный зад с фонарем не сыскать, — отозвался Паркинс, выбрасывая окурок в открытое окно. — Мэтт, это окошко у тебя осталось без ставня. Я его видел на газоне, когда заезжал во двор.

— Ах, вот как? — сказал Мэтт, тщательно контролируя свой тон.

— Угу.

Достав из сумки градусник, Коди сунул его Райерсону в задний проход и выложил на простыню часы, заблестевшие в ярком солнечном свете. Они показывали четверть седьмого.

— Я пошел вниз, — сказал Мэтт, слегка задохнувшись.

— Можете идти все, — сказал Джимми. — А я немного задержусь. Кофе не сварите, мистер Бэрк?

— Разумеется.

Все вышли. Бросив в комнату последний взгляд, Бен затворил дверь, которая скрыла от глаз сцену, навсегда врезавшуюся в память подобно гравюре: светлая, залитая солнцем спальня, отвернутая чистая простыня, золотые наручные часы, отбрасывающие на обои яркие зайчики, и сам Коди с пламенеющей копной рыжих волос.

Брентон Норберт, помощник медицинского эксперта, прибыл на старом сером додже как раз, когда Мэтт варил кофе. Его сопровождал еще один мужчина, который нес большой фотоаппарат.

— Куда? — спросил Норберт.

Джиллеспи ткнул большим пальцем в сторону лестницы.

— Там, наверху, Джим Коди.

— Изрядно, — сказал Норберт. — Парень, наверное, уже весь на нервах.

Они с фотографом отправились наверх.

Паркинс Джиллеспи влил себе в кофе столько сливок, что пошло через край на блюдце, сунул в кофе большой палец — проверить, что вышло, вытер палец о штаны и, прикуривая очередную сигарету, сказал:

Тут Бен с Мэттом завели свою песенку. Все, что они наговорили, не было ложью в полном смысле слова, однако недомолвок оказалось довольно, чтобы связать учителя с писателем тонкой нитью конспирации. Хватило их и для того, чтобы заставить Бена пуститься в беспокойные размышления: то ли он сейчас соучаствует заставить Бена пуститься в беспокойные размышления: то ли он сейчас соучаствует безобидной глупости, то ли чему-то более серьезному и мрачному. В голове звучали слова Мэтта: «Я позвонил вам, поскольку в Салимовом Уделе вы — единственный, кто способен выслушать такую историю.» «В каком бы отношении ни был ущербным рассудок Мэтта, — подумал Бен, — неспособным разбираться в людях старика не назовешь.» От этого молодой человек тоже нервничал.

К половине десятого все было кончено.

Приехал катафалк Карла Формена, забрал тело Майка Райерсона, и, покинув вместе с ними дом, факт смерти стал достоянием города. Джимми Коди вернулся к себе, Норберт с фотографом отправились в Портленд для беседы с медицинским экспертом округа. Паркинс Джиллеспи немного постоял на крыльце, следя за медленно катившим вверх по дороге катафалком. С губы свисала сигарета.

— Столько раз Майк садился вместо Формена за баранку, а ведь, небось, ни сном ни духом, что так скоро поедет в кузове… — Он повернулся к Бену.

— Еще не уезжаете из Удела, нет? Ежели вы не против, так я бы хотел, чтоб вы дали показания коронерскому суду.

— Да нет, не уезжаю.

Констебль смерил его взглядом блекло-голубых глаз.

— Я вас проверял через федеральщиков и в Августе, в полицейском управлении штата. Вы чистенький.

— Приятно слышать, — сдерживаясь, сказал Бен.

— Я слыхал, вы ухлестываете за дочкой Билла Нортона.

— Виновен, — ответил Бен.

— Она милашка, — без улыбки сказал Паркинс. Катафалк скрылся из вида, даже шум мотора превратился в тихое замирающее жужжание. — Думаю, Флойда Тиббитса она теперь видит редко.

— Парк, у тебя нет никакой бумажной работы? — деликатно поторопил Мэтт.

Паркинс вздохнул и выбросил окурок. — А как же. Два экземпляра, три экземпляра, не-рвать-скрепки-не-трогать. Последнюю пару недель неприятностей от этой работенки больше, чем от суки с клещами. Может, эта старая развалина, дом Марстена, проклят.

Бен с Мэттом сохраняли бесстрастные лица.

— Ну, покедова, — констебль подтянул штаны и пошел к машине. Открыв дверцу, он обернулся. — Чего-то вы оба от меня скрываете, а?

— Паркинс, — отозвался Мэтт, — что ж тут скрывать? Он умер.

Еще секунду Паркинс не сводил с них выцветших глазок, которые остро и пронзительно поблескивали из-под крючковатых бровей, а потом вздохнул.

— Надо думать, — согласился он. — Но до чего ж занятно, черт меня побери. Псина. Парнишка Гликов. Потом второй пацан Гликов. Теперь вот Майк. Это ж для такого ссаного городишки, как наш, план за год. Бабуля моя говорила, что Бог любит троицу, а не четверку.

Он сел в машину, завел мотор и задним ходом выбрался с подъездной дороги.

Минутой позже, прогудев на прощанье, машина исчезла за холмом.

Мэтт порывисто вздохнул.

— Все.

— Да, — сказал Бен. — Я выдохся. А вы?

— Тоже, только я чувствую себя… странно. Знаете, в каком смысле ребята пользуются этим словом?

— Да.

— У них есть еще одно выражение: ломает. Я как будто отхожу от хорошей дозы ЛСД или мефетамина, тогда даже нормальным быть — ненормально.

— Он с силой провел рукой по лицу. — Боже мой, вы должны думать, что я тронутый. При свете дня все это звучит, как бред душевнобольного, разве не так?

— И да, и нет, — ответил Бен. Он робко положил ладонь Мэтту на плечо.

— Понимаете, Джиллеспи прав. Что-то происходит. И я все больше склонен думать, что происходящее как-то связано с домом Марстена. В поселке кроме меня только двое новых жителей — эти, с холма. А я знаю, что ничего не сделал. Наша поездка на верх еще не отменилась? Визит сельских доброхотов-информаторов?

— Если хотите.

— Хочу. Идите, поспите. А я свяжусь со Сьюзан, и к вечеру мы зайдем.

— Хорошо. — Мэтт помолчал. — Есть еще одно. Оно мучает меня с тех самых пор, как вы упомянули о вскрытиях.

— Что же?

— Смех, который я услышал — или думал, что слышу… Смеялся ребенок. Смех был страшным, бездушным и все-таки детским. В связи с рассказом Майка вы не подумали про Дэнни Глика?

— Да, конечно.

— А вы знаете, в чем заключается процедура бальзамирования?

— Очень смутно. Из трупа выводят кровь, заменяя какой-то жидкостью. Одно время пользовались формальдегидом, но я уверен, что сейчас существуют более изощренные методики. Кроме того, из трупа вынимают внутренности.

— Интересно, с Дэнни тоже проделали все это? — спросил Мэтт, глядя на него.