думать о том, что снова, как в тюремной камере, мы закроемся в кабине, из
которой виден только океан.
ничего не имеешь против?
немного искусственным оживлением.
что я должен быть с ней добрее, но меня охватила полная апатия. Не знаю,
что могло бы меня из нее вывести.
двери, а между ними цветы, словно в каких-то витринах за большими
кристаллическими стеклами.
выпуклой искусственной кожей, до которой я почему-то всегда старался не
дотрагиваться. В большом круглом зале с потолком, разрисованным
стилизованными солнцами, было немного прохладней.
взять Гезе, когда неожиданно обнаружил незамеченный в прошлый раз
потрепанный томик Гравинского.
перелистывала какую-то книжку, я слышал легкий шелест страниц под ее
пальцами. Справочник Гравинского был сборником расположенных в алфавитном
порядке соляристических гипотез. Компилятор, который ни разу даже не видел
Соляриса, перерыл все монографии, протоколы экспедиций, отдельные статьи и
предварительные сообщения, использовал работы планетологов, изучающих
другие планеты, и создал каталог, несколько пугающий лапидарностью
формулировок, которые становились тривиальными, убивая утонченную
сложность породивших эти гипотезы мыслей. Впрочем, в смысле
энциклопедичности это произведение представляло скорее ценность курьеза;
оно было издано двадцать лет назад, и за это время выросла гора новых
гипотез, которые не вместились бы ни в одну книгу. Из авторов,
представленных в справочнике, в живых остались немногие, и, пожалуй, никто
из них уже не занимался соляристикой активно. Все это охватывающее самые
разнообразные направления интеллектуальное богатство создавало
впечатление, что какая-нибудь гипотеза просто обязана быть истинной,
казалось невозможным, чтобы действительность была совершенно от них
отличной, иной, чем мириады выдвинутых предположений. В предисловии к
справочнику Гравинский поделил известные ему шестьдесят лет соляристики на
периоды. Во время первого, начинающегося с момента открытия Соляриса,
никто не предлагал гипотез сознательно. Тогда как-то интуитивно, с точки
зрения, "здравого смысла", было принято, что океан является мертвым
химическим конгломератом, который обладает способностью создавать
удивительные формы благодаря своей квазивулканической деятельности и
своеобразному автоматизму процессов, стабилизирующих неустойчивую орбиту,
подобно тому, как маятник удерживается в однажды заданной плоскости
колебаний. Правда, уже через три года Мажино высказался за живую природу
"студенистой машины", но Гравинский период биологических гипотез датировал
лишь на девять лет позднее, когда предположение Мажино, находившегося до
этого в полном одиночестве, стало завоевывать многочисленных сторонников.
Последующие годы изобиловали очень сложными, подкрепленными
биоматематическим анализом, подробными моделями теоретически живого
океана.
соляристики и появлением большого количества яростно соперничающих школ.
Это было время деятельности Панмаллера, Страбли, Фрейхауза, Легрейе,
Осиповича. Все наследство Гезе было подвернуто тогда уничтожающей критике.
Были созданы первые атласы, каталоги, стереофотографии симметриад, которые
до тех пор считались формами, не поддающимися изучению; перелом наступил
благодаря новым, дистанционно управляемым аппаратам, которые посылались в
бурлящие бездны ежесекундно угрожающих взрывом колоссов. Тогда же
появились гипотезы минималистов, гласящие, что если даже пресловутого
"контакта" с "разумным чудовищем" установить не удастся, то и в этом
случае изучение мимоидов и шарообразных гор, которые океан выбрасывает,
чтобы затем вновь поглотить, принесет весьма ценные химические и
физикохимические знания, новые сведении о структуре гигантских молекул и
т.д. Но со сторонниками подобных идей никто даже не вступал в полемику.
Это был период, когда появились до сих пор не потерявшие своего значения
каталоги типовых метаморфоз или биоплазматическая теория мимоидов Франка,
которая, хоть и была отвергнута как ложная, все же осталась великолепным
примером интеллектуального размаха и логики.
оптимистическим романтизмом, наконец - отмеченной первыми скептическими
голосами - зрелостью соляристики. Уже к концу двадцатипятилетия появились
- как возрождение первых, коллоидно-механических - гипотезы, бывшие их
запоздалым потомством, об апсихичности соляристического океана. Всяческие
поиски проявления сознательной воли, целесообразности процессов, действий,
мотивированных внутренними потребностями океана, были почти всеми признаны
каким-то вывихом целого поколения ученых. Яростное стремление опровергнуть
их утверждения подготовило почву для трезвых, разработанных аналитически,
базирующихся на огромном количестве, старательно подобранных фактов
исследований группы Холдена, Эонидаса, Столивы. Это было время
стремительного разбухания и разрастания архивов, картотек микрофильмов.
Одна за другой отправлялись экспедиции, оснащенные всевозможной техникой -
самопишущими регистраторами, отметчиками, зондами, какую только могла дать
Земля. В некоторые годы в исследованиях одновременно участвовало более
тысячи человек. Однако уже в то время, когда темп неустанного накопления
материалов все еще увеличивался, идея, воодушевившая ученых, становилась
все более бесплодной. Начинался период (который трудно точно определить по
времени) упадка соляристики.
индивидуальностями, сильными характерами - Гезе, Штробл, Севда, который
был последним из великих соляристов. Он погиб при загадочных
обстоятельствах в районе южного полюса планеты, так глупо, как не мог бы
погибнуть даже новичок. На глазах у сотни наблюдателей он направил свою
летящую над самым океаном машину в глубь "быстренника", который, это было
отчетливо видно, пытался уступить ему дорогу. Говорили о какой-то
внезапной слабости, обмороке, неисправности управления... В
действительности же это, по моему мнению, было первое самоубийство, первый
внезапный взрыв отчаяния. Первый, но не последний.
индивидуальностей. Люди больших способностей и большой силы характеры
рождаются с более или менее постоянной частотой, но неодинаков их выбор.
Их присутствие или нехватку в определенной области науки можно, пожалуй,
объяснить перспективами, какие она открывает. Различно оценивая классиков
соляристики, нельзя отказать им в таланте, может быть, даже в
гениальности. Лучших математиков, физиков, известнейших специалистов в
области биофизики, теории информации, электрофизиологии притягивал к себе
молчащий гигант в течение десятилетий. Потом год от года армия
исследователей теряла своих вождей. Осталась серая безымянная толпа
терпеливых собирателей фактов, создателей многих оригинальных
экспериментов, но не было уже массовых экспедиций в масштабе целой
планеты, смелых, объединяющих разнообразные факты и явления гипотез.
параллельно ее снижающемуся полету, массово расплодились разнящиеся друг
от друга лишь второстепенными деталями гипотезы о дегенерации, инволюции,
умирании соляристических морей. Время от времени появлялись более смелые,
более интересные мысли, но в общем океан был признан конечным продуктом
развития, который давно, тысячелетия назад, пережил период наивысшей
организации, а теперь, цельный только физически, уже распадался на
многочисленные ненужные, бессмысленные агонизирующие создания.
психологов, которые на протяжении длительного времени изучали реакцию
общественного мнения, собирая самые заурядные высказывания, голоса
неспециалистов, и показали таким образом удивительно тесную связь между
изменениями этого мнения и процессами, происходившими одновременно в
научной среде.
там, где решался вопрос о материальной поддержке исследований, происходили
перемены, выражавшиеся в непрерывном, хотя и ступенчатом, уменьшении
бюджета соляристических институтов и баз, а также дотаций для экспедиций,
отправляющихся на планету.
перемешивались с выступлениями тех, кто требовал применения
сильнодействующих средств. Но, пожалуй, никто не зашел дальше
административного директора Всемирного Космологического института, который
упорно говорил, что живой океан вовсе не игнорирует людей, а просто их не
замечает, как слон - муравья, гуляющего по его спине, и, для того чтобы
привлечь внимание океана и сконцентрировать его на нас, необходимо
применить более мощные импульсы и машины-гиганты в масштабе всей планеты.
Пикантной деталью было здесь то, как подчеркивала пресса, что таких
дорогостоящих начинаний требовал директор Космологического, а не
Планетологического института, который финансировал исследования Соляриса.
Это была щедрость за счет чужого кармана.
несущественных изменений...
разветвляющийся, полный тупиков лабиринт. В атмосфере всеобщего
равнодушия, застоя и обескураженности другой, бесплодный, никому не нужный
бумажный океан сопутствовал океану Соляриса.
Флинт Эрик
Круз Андрей
Глуховский Дмитрий
Шилова Юлия
Чернецов Андрей