приплюснутые скулы добавляли еще одно противоречие.
прихотью, подкупил, уговорил или, что вероятнее всего, запугал одного из
рабов, разбирающегося в хирургии, и заставил его выполнить маленькую
операцию на его верхних веках. Само по себе это было незначительным
происшествием, однако его скрытый смысл и результаты неприятно повлияли на
жизни многих людей и никогда не переставали восхищать Хасьярла.
закрытых веках оказывались прямо против зрачков, могло вызвать столько
беспокойства у других людей, было невероятно; однако это было так. Легкие,
как перышко, колечки из гладчайшего золота, нефрита или - как теперь -
слоновой кости не давали дырочкам сомкнуться.
впечатление засады и заставляло объект наблюдений чувствовать, что за ним
следят; но это была наименее неприятная из многих, вызывающих раздражение
привычек Хасьярла.
фехтовании постоянные тренировки и необычно длинная левая рука помогли ему
сравняться с атлетически развитым Гваэем. Его управление подчиненными ему
Верхними Уровнями было прежде всего экономичным и спокойным; потому что
худо приходилось тому рабу, который плохо выполнял хоть какую-то
мельчайшую деталь своих обязанностей. Хасьярл видел и наказывал.
на практике; и он окружил себя сонмом волшебников, почти равных по калибру
самому Флиндаху. Но столь тяжко доставшееся совершенство не доставляло ему
радости, потому что между абсолютной властью, которой он жаждал, и
осуществлением этой жажды стояло два препятствия: владыка Квармалла,
которого он боялся больше всего на свете, и младший брат Гваэй, которого
он ненавидел ненавистью, вскормленной на зависти и подкармливаемой его
собственными ущемленными желаниями.
приятной внешностью. Его глаза, бледные и широко расставленные, были
обманчиво мягкими и добрыми, они маскировали волю такую же сильную и
готовую к действию, как сжатая стальная пружина. Постоянное пребывание на
Нижних Уровнях, которыми он правил, сообщило его бледной гладкой коже
специфический восковой глянец.
усилий и с еще меньшей практикой. В некотором роде он был гораздо хуже,
чем его брат: если Хасьярл и убивал пытками и медленной болью, явно
получая от этого личное удовлетворение, он, по меньшей мере, придавал
какое-то значение жизни, поскольку отбирал ее с такой педантичностью. В то
время как Гваэй, мягко улыбаясь, убивал без повода, словно шутя. Даже
группа волшебников, которую он собрал вокруг себя для защиты и потехи, не
была свободна от его фатальных и быстрых припадков плохого настроения.
боялся владыки Квармалла, и он боялся своего брата; или, скорее, боялся,
что будет убит своим братом прежде, чем сам успеет его убить. Однако его
страх и ненависть были спрятаны так хорошо, что он мог сидеть,
расслабившись, меньше чем в двух ярдах от Хасьярла и весело улыбаться,
наслаждаясь каждой минутой вечера. Гваэй тешил себя надеждой, что в
совершенстве владеет всеми самими эмоциями.
времени, и теперь Хасьярл со стуком поставил ладью на седьмую линию.
слухами ты нанял могучего бойца с севера. С какой целью, хотел бы я знать?
В нашем-то, окутанном покоем, пещерном мире. Может, он что-то вроде живой
ладьи?
до этого? Я не знаю ничего об этом воине-ладье, но говорят - болтовня
рабов, без сомнения, - что ты сам привез себе из Ланкмара искусного
рубаку. Может, мне стоит назвать его конем?
заметил Гваэй и, подняв коня, мягко, но твердо поставил его на е6.
выиграть за счет того, что ты отвлечешь мои мысли.
всепоглощающие расчеты.
масла. Для того, чтобы осветить комнату Совета, требовалось много ламп,
поскольку в помещении был низкий потолок с массивными балками, увешанные
коврами стены почти не отражали желтые лучи, а мозаичный пол был вытерт
бесчисленными шагами прошлого до тусклого великолепия. Эта комната была
вырублена в естественной скале; руки давно забытых мастеров установили
массивные кипарисовые балки и хитроумно инкрустировали пол. Эти
жизнерадостные, поблекшие от времени шпалеры были развешены рабами
какого-то из древних властелинов Квармалла, захватившего проходивший мимо
караван; таким же образом попали сюда все остальные богатые украшения.
Шахматы и кресла, покрытые резьбой цоколи ламп и масло, питающее фитили, и
рабы, присматривающие за ними: все это была добыча. Добыча многих
прошедших поколений, когда властители Квармалла грабили страну вдоль и
поперек и брали свою долю с каждого проходящего каравана.
Хасьярл играли в шахматы, владыка Квармалла закончил последние расчеты,
которые должны были завершить его гороскоп. Тяжелые кожаные занавеси
закрывали теперь звезды, только что смотревшие вниз и дарившие свое
благословение или предвещавшие судьбу. Единственным светом в заполненной
инструментами комнате был крошечный огонек тонкой восковой свечки. Обычай
требовал, чтобы окончательный гороскоп был прочитан при таком скудном
освещении, и Квормалу приходилось напрягать даже свое острое зрение, чтобы
правильно разглядеть Знаки и Дома.
кривились в презрительной усмешке, в гримасе неудовольствия. "Сегодня или
завтра", - думал он, чувствуя холод в груди. - "Самое позднее, завтра к
вечеру". Да, у него действительно мало времени.
кивнул, отчего его костлявая тень чудовищно заколыхалась на занавесях и
прорезанной амбразурами стене.
свечи зажег еще семь, более толстых. Теперь стало светлее, и он заново
перечитал гороскоп. На этот раз он никак не выразил свое удовольствие или
какие-либо другие эмоции. Он медленно свернул покрытый сложными
диаграммами и исписанный пергамент в тонкую трубочку и засунул за пояс;
потом, потирая худощавые ладони, усмехнулся снова. На столе рядом с ним
лежали все ингредиенты, которые требовались для удачи его плана: порошки,
масла, тонкие кожи и другие материалы и инструменты.
совершали чудеса ловкости. Один раз он кое за чем подошел к стене. Лорд
Квармалла не делал ошибок и не мог позволить себе этого.
те свечи, что он зажег последними, Квормал, владыка Квармалла,
расслабленно откинулся назад в кресле и при слабом свете единственной
свечки призвал к себе Флиндаха, чтобы можно было огласить гороскоп тем,
кто ждал внизу.
перед своим хозяином, сложив руки на груди и покорно склонив голову.
Флиндах никогда не злоупотреблял своим положением. Его фигура была
освещена только снизу до пояса, а поверх этого тень скрывала то выражение
заинтересованности или скуки, которое могло бы появиться на его отмеченном
бородавками и пятнами лице. Подобным же образом было скрыто и изрытое
оспинами, но все же более гладкое лицо Квормала, и только его бледные
радужки фосфоресцировали в полумраке, словно две миниатюрные луны в темном
окровавленном небе.
медленно поднял взгляд от ступней до лба стоящей перед ним фигуры и, глядя
прямо в затененные глаза Флиндаха, так похожие на его собственные,
заговорил:
ночью.
продолжил:
юноши - мужчиной; я питал твои познания в Искусстве, пока они не стали
уступать лишь моим собственным. Одна и та же мать выносила нас, хотя я был
ее первенцем, а ты - ребенком ее последнего плодородного года; и это
родство помогало нам. Твое влияние в Квармалле почти равно моему. Так что
я чувствую, что твое усердие и верность заслуживают некоторой награды.
Квормал говорил теперь более медленно, сопровождая слова отрывистым
постукиванием пальцев по свитку пергамента:
источников, что мои сыновья замышляют мою смерть. Правда также и то, что
их планы должны быть каким-то образом расстроены, ибо ни один из двух не
достоин стать владыкой Квармалла; и мне кажется невозможным, что
кто-нибудь из них когда-нибудь достигнет подобной мудрости. В результате
их склок Квармалл погибнет от запустения и небрежения, как погиб Зал
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Афанасьев Роман
Ибсен Генрик