сверкают тем же жестоким огнем, лицо расплылось, и только эти горящие
глаза смотрели на меня...
возбуждение не проходило, наоборот, становилось более сильным и
безжалостным. Жизнь придется отбирать, но что такое жизнь одного или даже
многих, если это ступени лестницы, по которой можно выбраться из темной
ямы на солнце? Я узнаю Того, кто жил до жизни... создал ее... Создателя.
раздеться и принять ванну и оставил меня. Я разделся, и рука моя коснулась
чего-то под левой мышкой. Кобура с пистолетом. Я забыл, кто дал ее мне, но
он говорил мне, что это важно... очень важно, ее нельзя никому отдавать,
нельзя снимать... Я рассмеялся. Бросил ее в угол комнаты.
появления. Я вымылся и стоял совершенно обнаженным. Он обернул мне вокруг
бедер повязку, дал сандалии на ноги, помог просунуть руки в рукава
длинного одеяния из плотного хлопка. Отступил назад, и я увидел, что он в
такой же белой одежде. Опоясан он был широким поясом из черного металла
или старого дерева. Такой же пояс вокруг груди. Они были украшены
серебряными символами... но кто видел, чтобы серебро меняло цвет и
форму... одна руна сменялась другой... как здесь? На лбу у него был венок
из темных дубовых листьев, с пояса свисали длинный черный нож, черная
кувалда, овальное блюдо и черный кувшин.
ней тоже белая одежда их плотного хлопка, но пояс золотой, а его
меняющиеся символы красные; и лента красного золота перехватывала волосы,
и золотые красные браслеты. В руке она держала золотой серп с острым, как
бритва, лезвием.
голову венок из черных дубовых листьев. Де Керадель снял с пояса черную
кувалду и вложил мне в руки. Я отшатнулся от ее прикосновение, и кувалда
упала. Он подобрал ее и сжал вокруг мои пальцы. Я попытался разжать их и
не смог, хотя прикосновение кувалды вызывало отвращение. Я поднял кувалду
и посмотрел на нее. Очень тяжелая и древняя... как и пояс... Вырезана из
одного куска, из самого сердца дуба; в центре ручка, концы массивной
головы тупые...
чернота его не от возраста, а от красного крещения.
пыталось разорвать кандалы, шептало мне... шептало, что я должен покончит
с ударами этой кувалды, что я пришел издалека, из самого Карнака, чтобы
убить Дахут... и что бы ни случилось, я не должен пользоваться этой
кувалдой... но должен идти дальше, идти, как я шел в древнем Исе...
встретиться и даже смешаться с этим древним злом...
взгляде:
протест из глубины забылся. Но какой-то отголосок остался. Я сказал:
снова, пальцы мои разжались, и я отшвырнул кувалду.
предписано. Он будет питать огонь. Если он владеет кувалдой не по
собственной воле, это бесполезно. Имей терпение.
его глазах появился страх, как тогда, когда он говорил о Силах, которые
сможет вызвать и приказывать им, а она добавила:
Мрачно сказал:
Спустились по лестнице. В зале находилось множество слуг. Все в белой
одежде и с незажженными факелами. Когда мы появились, все они опустились
на колени. Де Керадель нажал на стену, часть ее отошла, обнажив уходящие
вниз широкие каменные ступени. Рука об руку мы пошли по ним, слуги за
нами, пока не остановились перед сплошной стеной. Де Керадель снова нажал,
часть стены медленно и плавно, как занавес, поднялась.
резкий удушливый запах и рокот множества голосов. Помещение освещалось не
ярко, но свет был чистый и прозрачный, как сумерки в лесу. На нас смотрело
свыше ста мужчин и женщин, у всех широко раскрытые пустые глаза, все
восхищенно смотрят в другой мир. Но нас они видят. Вокруг всей пещеры
маленькие помещения, оттуда выходят все новые и новые люди; женщины несут
на руках детей; дети побольше держаться за юбки матерей. И у детей тоже
широко раскрытые глаза.
подбежали к нам и упали лицом вниз. Подползали, чтобы поцеловать мне ноги,
ноги де Кераделя, стройные ноги Дахут.
подхватила песню, и я услышал, что сам пою, хотя не понимал языка. Мужчины
и женщины встали. Они тоже запели. Стояли, раскачиваясь в такт. Я смотрел
на них. У большинства лица истощенные, старческие.
Карнаке.
пожелтевшее, умирающее. Только у детей яркое и устойчивое.
жертвы, в которых огонь жизни горит высоко.
кувалду. В его горящих глазах расчет, удовлетворение и одобрение.
Посмотрел на Дахут, она кивнула и прошептала:
тем, что есть.
вела к другой двери. Дахут сказала:
раскачивающихся поющих мужчин и женщин. Слуги с факелами шли за нами,
дальше - поющие жертвы. Мы поднялись по рампе. Беззвучно открылась дверь.
Мы прошли в нее и оказались на открытом воздухе.
более вызывающим. Ночь облачная, вокруг нас вились клочья тумана. Мы
пересекли широкое открытое пространство и вступили в темную дубовую рощу.
Дубы вздыхали и шептали, потом ветви их задрожали, листья зашумели,
подхватив пение. Де Керадель приветствовал их поднятой кувалдой. Мы
миновали дубы.
сошлись во мне. Я приглушенно сказал:
сейчас!
прошептала:
уставленная монолитами; не упавшие или наклоненные, как сейчас в Карнаке,
но прямые, вызывающие, как в Карнаке тогда. Десятки монолитов образовали
спицы огромного колеса. А в центре их сердце, гигантский дольмен,
Пирамида. Храм. Подлинный Алкар-Аз, больший, чем в древнем Карнаке, и
вокруг него клубятся клочья тумана. Туман, как огромная перевернутая чаша,
накрывает Пирамиду и монолиты. А у камней стоят тени - тени людей.
все это забылось. Де Керадель обернулся к жертвам, продолжая выкрикивать
песню, он поднял кувалду, черные символы на поясе и груди его плясали, как
ртуть. Я поднял блюдо и кувшин, продолжая петь. Запинающиеся голоса снова
набирали силу, пели, и губы Дахут снова были с моими: