свете.
ухала сова, временами перемежая уханье с самодовольным хихиканьем, и ее
крики гулко разносил свежий от начинающегося морозца ночной воздух.
в землю, скрючились, изогнулись и были похожи на старых, горбатых гномов.
Блейн замер, прислушиваясь, но слышно было только уханье совы и слабый
шелест упрямых листьев, никак не желающих облетать с ветвей стоящих под
холмом тополей. И еще один звук, настолько слабый, что трудно было решить,
действительно ли он слышит или нет, - далекий, едва различимый шепот
эльфа, а на самом деле голос могучей реки, несущей свои воды вдоль
подножий залитых лунным светом обрывов.
сказал сам себе, что погони за ним нет, его никто не преследует. "Фишхук"
временно выведен из строя, потому что сгорела фактория. Ф Ламберт Финн...
В данный момент - кто угодно, только не Ламберт Финн.
обменялся с ним разумами: остекленевший, полный ужаса взгляд, ошеломленный
этим непрошенным вторжением, этим сознательным осквернением
могущественного жреца и великого пророка, рядящего свою ненависть в тогу
религии или того, что ФИнн пытался выдать за религию.
мной сделал!
абсолютная бесчеловечность, и ненависть, исходящая от самого Блейна.
тоже только отчасти. Теперь ты частично я, частично - существо, которое я
нашел в пяти тысячах световых лет отсюда. И я очень надеюсь, что теперь
придет конец тебе и твоим проповедям.
недоразумений, меня проводишь. Ты обнимешь меня как вновь обретенного
брата. И по дороге будешь говорить со мной как с наилюбимейшим другом
детства, а если это у тебя не получится, я сумею объяснить, во что ты
превратился.
запишут каждое слово.
фойе, а репортеры ошарашенно глядели на нежно держащих друг друга под
руки, оживленно беседующих друзей.
двинулись, будто прогуливаясь и обмениваясь пожеланиями напоследок, по
тротуару.
берега реки.
Правда, были и передышки, и я все же нанес пару ударов по планам Финна.
Лишил его наглядного пособия, с помощью которого он собирался доказать
злонамеренность и вредоносность паракинетиков; влил в его разум новые
сознания, и теперь что бы Финн ни делал, он уже никогда не сможет быть
узколобым эгоманьяком, как раньше.
листьев, ничего не было слышно.
голос клыков и когтей. Блейн застыл, не в силах пошевельнуться. Этот вой
разбудил в нем страх, который люди пронесли через столетия - из пещер
каменного века до дней нынешних.
оборотень же. Оборотней не бывает.
беги, не раздумывай, спрячься где угодно, лишь бы укрыться от крадущейся
сквозь лунную ночь опасность.
ничто не нарушило. Он расслабил окаменевшие мышцы и стянутые в узлы нервы
и снова стал почти самим собой.
Блейн. Что может быть проще - поверить и побежать. Это-то и делает людей,
наподобие Финна, столь опасными. Они играют на инстинкте, который лежит
почти на поверхности, под самой кожей, - на страхе, следом за которым идет
ненависть.
здесь при свете луны, как он вскоре понял, оказалось непросто. Он то и
дело натыкался на камни, попадал в ямы, где ничего не стоило сломать ногу.
поговорил с Финном.
"Фишхука".
повесили. Она была со мной, когда убили Стоуна. Она была со мной, когда я
залез в дорожный гараж, где меня поймал Рэнд.
выползать наружу, преследуя его.
товарищ; когда нужно, решительна и хладнокровна. Конечно, если б она
захотела, из нее вышел бы отличный шпион - но ей это просто чуждо.
Вероломство не в ее характере.
оврага росло несколько изогнутых деревьев.
серебряные искры, а лес в долине казался еще чернее. По обоим берегам
белесыми горбатыми призраками выстроились холмы.
различить, как журчит вода, омывая песчаные отмели и прорываясь сквозь
кроны рухнувших деревьев, чьи корни еще цеплялись за берег.
ни одеяла, ни пледа, но деревья и согреют меня и спрячут. И потом, за весь
день я впервые оказался действительно в безопасном месте.
несколько камней, убрать в сторону обломленный сук. Потом, орудуя на ощупь
в темноте, он сгреб в кучу несколько охапок листьев и, только закончив все
приготовления, подумал о гремучих змеях. Хотя, сказал он себе, для
гремучих змей стало слишком прохладно.
как он рассчитывал. Впрочем, ему не так долго здесь лежать. Скоро взойдет
солнце.
снова прокручивало события прошедшего дня - мысленно подводило итоги, чему
он тщетно пытался положить конец.
беспрерывно сменяли друг друга, теряя реальность, превращаясь в видения.
чем-то другом?
наткнувшись на тугой змеиный клубок ненависти, страха и коварства. А в
самом центре этой массы - голый ужас, превративший наблюдателя с Земли в
визжащего маньяка, который вышел из своей звездной машины с пеной у рта,
выпученными глазами и скрюченными пальцами, - ужас другой планеты.
враждебное чему-либо человеческому. Оно кричало, выло, визжало. Оно жадно
тянулось к нему своей мертвой головой. Все было мерзко, расплывчато;
нельзя было разобрать деталей, и лишь волной накатывалось чувство
всепоглощающего, бездонного зла.
средоточие ужаса.
воспоминаний от дорожки с инопланетным кошмаром.
уличными фонарями или необычно огромной полной луной, будто специально
подплывшей к Земле поближе, чтоб ничего не пропустить, стелется дым
сжигаемых листьев. Раздаются высокие, звонкие детские голоса и топот
бегущих ног - будто веселые гоблины, пища и повизгивая от удовольствия,
водят шумные хороводы. Огни над дверью гостеприимно приглашают ряженых, и
то заходят, то выходят закутанные в накидки фигуры, таща за собой все
распухающие мешки с подношениями.
вчера, когда он, счастливый мальчишка, с криками носился по городу. И как
же давно это было на самом деле, подумал он.