но потом все вернется на круги своя, словно ничего и не произошло. Так
бывает всегда. - До тех пор, пока они не зайдут слишком далеко. - Этого
не случится, - сказал Сареван с убежденностью, которой на самом деле не
испытывал. Он открыл запертую дверь, снова выйдя из полумрака в жару и
ослепительный свет буйного лета, и был вознагражден: у Хирела захватило
дух. - Это мой собственный сад. Отец и мать сотворили его для меня при
помощи своей силы. Он не такой большой, как кажется.
восторженного мальчишку, каким и был на самом деле. - Море, лес и
зеленая равнина. А что это за гора?
она напоминала пик Зигайяна, который возвышается над озером Умиен.
последовал за ним. Сареван легонько стукнул его по плечу, вызывая на
соревнование:
восстанавливая дыхание, и улыбались друг другу и сияющему небу.
принц, мне не угрожала опасность. И напрасно ты ввязался в драку.
настоящую войну. - Что-то в лице Хирела заставило Саревана напрячься,
перевернуться на живот и лечь, опершись на локти. - В чем дело? Ты
чего-то недоговариваешь? - Это не так.
тебе. Они действительно собрались начать войну против тебя. И не они
одни. По всей вашей империи и за ее пределами распространились слухи,
будто бы мой отец и я затеяли заговор с целью погубить тебя и благодаря
этому уничтожить отца и всю вашу империю. Твой народ взывает к отмщению.
Твои лорды и князья вооружаются для войны. Мудрецы призывают к
спокойствию, но их никто не слушает.
спасения отца, чтобы предупредить его о том, что войны с Асанианом
необходимо избежать. Его согревала робкая надежда, что ему удастся
остановить назревающий конфликт. И вот он потерпел неудачу, даже более
страшную, чем мог предположить. Прибыв домой в таком ужасном состоянии,
почти на краю гибели, он еще сильнее раздул искру, которую намеревался
погасить. Теперь она превратилась в яростное всепожирающее пламя, и все
это из-за его неисправимого безрассудства.
здравомыслия. Он остановит это. Хирел горько рассмеялся.
достаточно здоровый, и у него есть война, которой он так долго ждал. Он
поклялся, что к следующей Вершине Лета будет сидеть на Золотом троне.
пытался не показывать этого. Сареван потерял остатки здравомыслия. Он
встал на колени и ударил кулаками о земле. А потом нырнул в воду.
***
волосы сохли на ветру. Впервые после того как он окинул Шон'ай, его тело
подчинялось ему. Ноги несли его, а куда - ему было все равно.
и массивное ожерелье жреца и явиться на пир, на который его не
пригласили.
немного отдохнуть, Сареван опоздал. Все уже сидели за столом: император,
императрица, властелин Северных княжеств, лорд канцлер Юга, их жены, их
слуги и даже некоторые из их детей. А на почетном месте, застывший,
словно золотое изваяние, сидел Хирел Увериас.
его впервые с тех пор, как он вернулся. На их лицах читались ужас,
печаль и еле скрываемая жалость. А также гнев, глубокий и нерушимый,
который наиболее сильно пылал в сердцах молодых людей, братьев и друзей
принца. Он одарил их широчайшей улыбкой и произнес: - Добрый вечер,
господа. Я слышал, что вы собрались на войну, а меня с собой не берете.
мать, хотя знал, что она привстала со своего места. Он сел рядом с
Хирелом и потянулся за наполненным до краев кубком. Подняв его, он
провозгласил: - Выпьем за смерть!
***
Император ничего не сказал, и это было намного хуже. И Саревану пришлось
сидеть, есть, пить и доказывать всем, что он по-прежнему остается
Сареваном Ис'келионом.
комочком рядом с ним свернулся Хирел.
ты про кого?
подушки, разрываясь между гневом и весельем. - Львенок! А я думал, что
ты спишь. - Как видишь, нет. - Хирел устроился поудобнее, подперев рукой
голову. Его глаза все еще были затуманены сном. - Так кого ты
проклинаешь? - спросил он. - Да всех!
Он широко развел руки.
красуется на их военном стяге.
Ведь ты действительно попал сюда при смерти и в моей компании. Так разве
могло все кончиться по-другому?
больнее. Сареван занес руку для удара, но усилием воли заставил ее
опуститься.
получил войну, то есть возможность покрасоваться в полном боевом
облачении, помахать мечом и заслужить имя героя. Разве не эта мечта
скрывается в сердце каждого добропорядочного варвара?
быть причиной этой войны. И не буду ее причиной.
Сареван осекся и сжал зубы. - Нет! Этого еще не хватало.
поцарапал пальцами щетину, скорчил гримасу и медленно поднялся. Он
твердо стоял на ногах. Волна дурноты прошла. Все дело было в вине, а не
в слабости. Он расправил мускулы, каждый из которых повиновался ему,
вспомнив наконец о былой гибкости. В моменты подобного гнева и безумия
Саревану хотелось петь.
своей одеждой. Пока ее несли, он поел, потому что в нем проснулся дикий
голод, и это являлось превосходным знаком, даже лучшим, чем та легкость,
с которой он двигался. Когда принесли его одежду, он облачился со всей
тщательностью, любуясь на свое отражение в высоком бронзовом зеркале.
Чистый, гладко выбритый, с причесанными и убранными, насколько это было
возможно, волосами, Сареван остался доволен собой. А царственная
простота его обуви и штанов и элегантность кафтана в сочетании с
массивным красновато-золотым ожерельем на шее делали его просто
великолепным. На исхудавшем лице глаза казались слишком большими и
блестящими, но с этим ничего нельзя было поделать. И все же кое о чем он
сожалел: если бы он не потерял сознания, то не позволил бы сбрить
бороду.
которого возникло в зеркале за его спиной. Хирел оглядел его с ног до
головы и подмигнул. - Собираешься кого-нибудь соблазнить? - Весь
Керуварион, - ответил Сареван. Мальчик наклонил голову и удостоил его
одной из своих редких улыбок. Он выглядел как кот около сметаны. Сареван
сглотнул ком в горле. Что-то его беспокоило. - Хирел... - осторожно
начал он. - Насчет прошлой ночи. Почему я...
жизни и души в едином теле. Ты был светом и пламенем и всех их держал в
кулаке.
было трудно, а Хирел, теплый и коварный, с маслеными глазами, не пытался
облегчить его задачу. Он играл в собственную игру и наслаждался ею все
больше и больше. - Как, в конце концов, я оказался в твоей кровати? -
Разве ты не помнишь?
угрюмо уставился на Хирела.
избалованного принца, слегка надутого и оскорбленного.
остолбенение своим буйством и повалился в постель. В мою постель. Потому
что, сказал ты, двести ступеней - слишком много, а людям хочется
поговорить и ты намереваешься дать им повод для разговоров. Думаю, ты об
этом помнишь.