ушло море. Оно давало о себе знать то глухими ударами, то равномерным
пением, потом его голос зазвучал на тон выше.
угольного цвета. Небо нависло и озарилось молниями. Она села на камень,
озаряемая их вспышками, и стала слушать, как идет кроваво-теплый прилив.
клочок неба притягивает к себе. Ночи становятся упоительными: гитарные
переборы, ритмы Фламенко, встречи у костра под постоянный аккомпанемент
звуков пиршества, доносящихся из северного здания. Более сдержанными были
развлечения двора. Здесь царили пресыщение и усталость. Принц Просперо
обрюзг, его лицо приобрело красноватый оттенок, он даже стал немножечко
прихрамывать. Теперь в ряд прочих удовольствий им были зачислены восточные
наркотики. Он курил бенгальский опиум, который вызывает, как мне сказали,
кошмарные видения.
прогулку с Энни. Несмотря на обстоятельства я всегда буду считать это
время счастливейшим в жизни. На фоне опасности и отчаяния этот свет
кажется еще ярче.
живописностью древних гобеленов, украшавших стены и моливших о
реставрации, к Энни подбежала служанка одной из министерских жен. Она
ухватила ее за рукав и шепотом поведала об ужасном событии, свидетелем
которого только что была.
ушла, я взглянул на свою дорогую леди и она кивнула.
новые вина и африканские наркотики, дающие ни с чем не сравнимое
божественное забытье на очень короткое время. Они послали за ней, чтобы
развлечься.
подействовало на такую крошку. А потом они велели танцевать ей на столе.
Она не смогла удержать равновесия, упала со стола и сломала шею.
жаждущим крови, но внезапно у меня возникло желание избавить землю от
этого человека. Но я был уверен в роковой неизбежности, которая не
потребует действий с моей стороны.
тело для погребения в склепе на территории аббатства, который служил для
этой цели на период нашего затворничества. Я услышал, как всхлипывает
Энни, когда мимо пронесли это крохотное существо со сломанной шеей.
это надо было сделать. Я крепко обнял Энни перед тем, как пожелать ей
спокойной ночи.
когда я говорил. Он пробил кулаком ближайшую стену и выругался длинно и
громко. Я немного отступил назад в неуверенности, сколько времени ему
понадобится, чтобы прийти в себя, и опасаясь, как бы не попало мне.
дырки в стене и повернулся ко мне, затуманившийся взгляд обрел ясность. Я
приготовился.
убью этого человека, пусть отправится за это к дьяволу.
лучникам принца сделать из тебя бабочку на булавке.
разжал ладонь и с нее посыпались крошки.
стрела в сердце и оно перестанет биться.
бойся. Я пошлю ему пирог с начинкой. Пусть не думает, что мою жизнь можно
взять так дешево. Все в порядке.
мне побыть одному, это необходимо.
обошел северное крыло и мог бы поклясться, что слышал звуки тамтама и даже
какое-то пение.
времени умело скрывал, еще раз проявив свои актерские способности. Мне
сказали, что он однажды предложил своим хозяевам представление под
названием "Восемь цепных орангутангов". Это развлечение предполагало
нагнать ужаса на дам (о мужчинах упоминать не стоит), создав видимость,
что звери сбежали от своих надсмотрщиков, и вдоволь насладиться
достигнутым эффектом.
обезьян, заковать их в цепи, связав по двое. По сигналу они бросятся в зал
с дикими криками. Эффект будет потрясающим, если им удастся напугать
публику.
приказал Петерсу в этот же вечер подготовить к представлению костюмы для
него и семи министров, чтобы исполнить эти роли.
вместе с Эмерсон, чтобы, как обычно исполнить несколько сценок и
акробатических номеров.
аудиторию на восприятие образов мохнатых человекоподобных зверей. Он даже
предложил мне перед выступлением как бы невзначай информировать публику,
что у нас есть еще восемь таких, как Эмерсон, но они не приручены, свирепы
и поэтому их держат на цепи.
отказался, а только посоветовал заранее незаметно принести в зал саблю и
спрятать там. "Так, на всякий случай", - объяснил он.
пояснения, я выбрал время, чтобы войти в зал, когда там никого не было, и
повесил свое оружие на стену среди древних щитов и амуниции, недалеко от
того места, где я должен был выступать, прикрыв саблю щитом так, что была
видна только рукоятка.
поводке, надеясь разгадать намерения Петерса и помочь, если это в моих
силах, или помешать, если сочту необходимым, или остаться в стороне, если
потребуется. Но единственным нарушением внутреннего убранства зала было
то, что сняли массивную люстру (по предложению Петерса), так как в эти
необычайно теплые апрельские дни было трудно избежать того, чтобы нагар со
свеч не капал на богатые наряды гостей. Люстра была заменена факелами,
испускавшими сладкий аромат, которые были установлены в правой руке каждой
из кариатид, стоявших вдоль стены; их было около 50 или 60 штук.
отлучились, чтобы переодеться в костюмы. Как я позднее узнал они были
сделаны из плотно облегающих трикотажных кальсон и нижних рубашек, которые
были пропитаны смолой, а на смолу было приклеено покрытие из льняной
кудели. Потом они были цепями связаны вместе (Петерсом) и образовали круг,
в центре которого их цепи смыкались. Петерс предполагал, что их выход
состоится в полночь, но желание побыстрее привести в замешательство гостей
и напугать заставило их выскочить в зал раньше. Однако к этому времени мои
предварительные замечания были уже сделаны, и результатом, как
предполагалось, явились крики и суматоха.
получая удовольствие от каждого нового обморока или выкрика. Как и
предполагалось, вначале всеми овладел общий порыв броситься к дверям; но
Просперо предусмотрительно приказал их запереть сразу, как только вошел
сам, а ключи Петерс прикрепил к костюму принца, так как не было карманов.
еще одно волосатое существо. Эмерсон бросил меня, хотя к тому времени всем
уже было не до нашего номера. Он прыгал вместе с мнимыми обезьянами.
Вскоре я заметил, что цепь которая обычно удерживала люстру и которая была
поднята вверх, теперь начла медленно спускаться, пока ее конец с крюком не
коснулся пола.
Арлекина в сопровождении троих, полностью облаченных в костюмы;
разумеется, это не могли быть никто, кроме Темплтона, Грисуолда и Ван
Кемпелена. К счастью, оказалось, что они уже откланялись.
который они образовывали, хотя не все они смыкались в одной точке. Эмерсон
взял в руки крюк и прикрепил к нему сначала одну цепь, потом - другую,
третью. Когда он взялся за четвертую, то не смог подтянуть ее достаточно
близко к крюку, чтобы прицепить. Ему просто не хватило длины.
почувствовали сопротивление, стали оглядываться назад, пытаясь понять, что
мешает их движениям. В это время крюк пополз вверх. Я поднял голову, потом
посмотрел вниз, туда, где другой конец цепи был намотан на барабан, в
темный угол, где невысокий человек в пестром шутовском кафтане крутил
рукоятку.