Чтение 33–й страницы книги ~Танцы на снегу~

Я вздрогнул, сообразив, что это мы можем спокойно оставаться в багаже даже во время прыжка. А Наташка мгновенно умрет, если ее не положить в анабиоз.

- Все будет в порядке, - еще раз сказал Стась. - Доверьтесь нам.

Потом наступила тишина. Стась и Сашка куда-то ушли. Я лежал, размышляя, можно ли поговорить с Лионом, - сумка с ним стояла совсем рядом. Но решил, что нарушать запрет Стася не стоит. И правильно сделал - как открылась дверь, мы даже не заметили, лишь услышали голоса:

- Нет, ты гляди, сколько барахла... Все это вдвоем тягать?

- Это наша работа. Берись...

Я сразу сообразил, что первый из говорящих - нормальный, а второй - отморозок. Они подошли, приподняли сундук, нормальный негромко выругался. И потащили.

Меня раскачивало так, что даже немного замутило. На пол сундук швырнули грубо и небрежно. И еще - захотелось по-маленькому в туалет, будто я не ходил туда двадцать минут назад. Ну что за невезение! Я решил терпеть и стал внимательно слушать.

А вокруг царила кутерьма. То ли к отъезду Берманов прибыла еще прислуга, то ли немногие охранники так носились, но вокруг все время кто-то был. Два голоса обсуждали причуду "старого хрыча", спалившего в декоративном камине кучу какого-то хлама.

- Воняло, будто там трупы жгли, - возмущался кто-то. - И ведь ни слова не скажи этому скоту!

- Как съедет - напишем рапорт. - Этот голос я узнал. Та женщина, что уже грозилась писать рапорт о неполадках в сигнализации. И голос у нее был несчастный-несчастный. Будто она предполагала, что именно жег в камине Берман, но не могла об этом сказать. Наверное, так и было. - Камин пока не убирать, пусть проверят пепел...

Кто же она все-таки? Подпольщица или агент контрразведки? Если подпольщица, то ее очень жалко. Тогда она думает, что ее товарищи по борьбе погибли и были сожжены коварным олигархом...

Притащили остальной багаж - и тот, что с вещами, и тот, что с Наташкой и Лионом. Появился Сашка... ох и противный же у него был голос, когда он притворялся девчонкой! Сашка тут же начал командовать, капризничать, требовать открыть какой-то чемодан, а с другим обращаться бережнее... Через четверть часа, когда багаж вынесли и погрузили в автомобиль, я уже был счастлив не слышать его голос.

А в туалет хотелось все сильнее...

Потом машина тронулась, некоторое время ехала медленно, все время поворачивая туда-сюда, пока не вышла на трассу. Багаж немного покачивало, но не сильно, дорога была хорошая. Я попробовал пошевелиться, чтобы размять руки и ноги, но оказалось, что они уже еле движутся. Что же со мной будет через шесть часов? Доставать меня придется скрюченным, а потом разгибать и разминать...

Я старался думать о самых разных вещах - о космических кораблях, что сейчас стягиваются к Федерации Иней со всех концов галактики, об отважных десантниках, готовящихся освобождать планеты, об Императоре, Инне Сноу, Стасе, о планете Карьер... там, наверное, никто и внимания не обращает на мятеж Инея.

Но хотелось мне уже только одного. И в конце концов я не выдержал. Было безумно стыдно, и еще было трудно себя заставить помочиться в трусы, но иного выхода не оставалось.

Ужас!

Вначале было стыдно, мокро и горячо.

Потом стало стыдно, мокро и холодно.

Как же это младенцы носят подгузники годами? Да еще и улыбаются во весь рот, сходив под себя!

Интересно, а мои друзья терпят? Почему-то я думал, что им тоже, едва этого нельзя стало делать, захотелось в туалет. Я представил себе отважную Наташку в такой трудной ситуации... как ее пришлось уговаривать! Стасю пришлось рассказать ей про космонавтов-монтажников, которые всегда надевают подгузники при работе на орбите, прежде чем она согласилась нацепить их "на всякий случай".

Нет, не буду я над ней смеяться и спрашивать, пригодились ли подгузники. Даже с Лионом об этом не заговорю. И они не заговорят, уверен, - потому что и сами не вытерпят. Стась, конечно, поймет, но Стась и так все понимает.

Наконец машина остановилась. Я почувствовал, как подняли и понесли чемодан со мной. Вроде бы уже не охранники, голоса были незнакомые. Когда я услышал, о чем они говорят, у меня от страха заколотилось сердце.

- На таможню?

- Ну а куда еще? Э нет... постой... Это же категория "вип", никакого досмотра. Прямо в грузовой.

Чемодан опустили.

- Тогда пригони кар. Тяжеленный чемодан, зараза...

- А может, пропустим через сканер? - вдруг предложил тот, кто говорил о "вип". - Посмотрим, что богатенькие козлы с собой возят.

- И что ты там собираешься найти? - с иронией спросили его. - Пятьдесят килограммов наркотиков? Расчлененное тело? Нелегального пассажира?

- Золото и бриллианты! - хохотнул второй носильщик. - Интересно же.

- Нет, не стоит, - через несколько секунд, показавшихся мне вечностью, ответили ему.

- Ты что, не видишь, сколько чемоданчик стоит? Наверняка в нем есть детектор излучений. Увидит хозяин, что багаж досматривали... или работа не нравится?

- Уж лучше в доке работать, чем таскать чемоданы ценой в две штуки кредитов. - Говоривший смачно плюнул. - Ладно, пойду за каром.

- Две штуки - это ты загнул, - глубокомысленно отозвался носильщик. - Ну полторы... и то вряд ли...

Что-то толкнуло чемодан, заелозило по стенке в нескольких сантиметрах от моего лица. Я подумал, что плевок, наверное, достался чемодану. А теперь его вытирают. Подошвой ботинка.

Хорошо, что люди вроде Бермана не знают, как порой обходятся с их вещами и как готовят им дорогие блюда в ресторанах. На Карьере одна знакомая родителей работала в лучшем городском отеле, не в том, что в космопорту, а в том, что на центральной площади, рядом с мэрией. Так она рассказывала, что если ей приходится убираться в номере люкс, а там полный бардак и "даже унитаз за собой эти богатые скоты помыть брезгуют", то она унитаз отчищает зубной щеткой постояльца. Ее потом уволили. Наверное, она не только моим родителям это рассказывала. Правда, шума поднимать не стали, лишь запретили работать в сфере обслуживания.

Но ведь не все злые люди болтливые. А я тогда даже не удивился особенно и подумал, что так и надо поступать со всеми грязнулями.

Только решил никогда не оставлять в гостинице зубную щетку на видном месте.

Подъехал кар, негромко урча двигателем. Багаж поставили на грузовую платформу, повезли куда-то. Где-то совсем рядом со мной были друзья, это я знал, но поговорить мы не могли.

Кар ехал долго. Космопорт в Аграбаде большой... как я по нему шагал, впервые прилетев на Новый Кувейт! Какой же я был глупый. Пешком по взлетно-посадочному полю, в любой миг рискуя угодить под тяговый луч корабля или глупый автоматический грузовик.

А как мы со Стасем улетали... ночью, с беспомощным Лионом на руках... в любую минуту отмороженные могли прийти в сознание и наброситься на нас...

Но ведь все прошло удачно!

И теперь все получится, я уверял себя в этом, но мне становилось все страшнее и страшнее. И когда кар остановился и багаж сгрузили, и когда мы надолго остались в тишине. Хорошо Наташке в настоящей анабиозной камере, да и Лиону ничего, а вот я уже и ног не чувствовал, и бок отлежал, ужасно хотелось поерзать и устроиться поудобнее. Все равно как всю ночь провести в одной позе - наутро будешь совсем разбитым.

Но я терпел, лежал тихо. И вот снова послышались голоса.

- Как я это на корабле размещу? Нет, вы не могли сказать еще попозже? Четыреста килограммов! У меня скоростная яхта, а не грузопассажирский лайнер!

- Господин карго-мастер, но это "вип"...

- На моем корабле обычные люди не летают, господин начальник смены. У меня четыре каюты, понимаете? Генерал Хейзинберг с семьей, он переведен в Главный штаб и везет с собой коллекцию старинного оружия. Перегрузка - пятьсот двадцать килограммов! Академик Корнеулов со своими геологическими пробами... вы слышали, что он сказал, когда я предложил разместить их в трюме? И господа аудиторы с архивами... черт бы побрал этих клонов...

- Они не клоны, они обычные близнецы.

- Какая, к дьяволу, разница! Клоны, братья...

- Попрошу вас! У меня тоже есть брат-близнец, господин карго-мастер.

Наступила короткая пауза.

- Извините. Не хотел вас задеть. Но я не могу разместить в каютах еще семьсот килограммов! Нарушится баланс корабля, навигация в канале станет просто-напросто опасной.

- Четыреста килограммов.

- Ваш мистер Смит весит почти полтора центнера! А еще его дочка и их личные вещи общим весом более ста килограммов! Нам и так придется загнать их в салон на время старта с планеты. У меня маленькая скоростная яхта, понимаете? У вас несчастные случаи на космодроме были?

- Ну а что вы предлагаете? - взвился начальник смены. - Сообщить особо важным пассажирам, о которых меня предупреждали из канцелярии президента, что их груз останется на планете? Хорошо, подписывайте отказ. Я умываю руки. Подписывайте!

Вот это называется форс-мажор! Ну кто мог подумать, что мультимиллионеру откажут в провозе груза? Я представил, как вещи сдают в камеру хранения, как Стась их оттуда забирает, как нам приходится дожидаться другого корабля... Мне плохо стало от одной мысли, что все мучения оказались напрасными.

- Давайте не горячиться, - поспокойнее уже сказал карго-мастер, человек, отвечающий за все грузы на корабле. - Что тут у нас? Четыре места?

- Да.

- Два чемодана, сумка, анабиозная камера... Ну что за психи? В каждой каюте есть анабиозная камера класса люкс. Нет, они таскают с собой через полгалактики личные камеры! Так... во вторую грузовую камеру можно загрузить еще килограммов триста...

- Здесь четыреста.

- Что-нибудь оставим. Дошлете вечерним рейсом, с подобающими извинениями.

Начальник смены иронически расхохотался:

- Да? Вы представляете, какую вонь способен поднять такой пассажир, недосчитавшись чемодана?

- Вот уж поверьте, представляю. Будете?

- Э... да. Спасибо. Земные?

- Именно. Настоящий табак растят только на Земле.

- Я бы не сказал, что эдемский хуже.

- Он не хуже, но он совершенно другой. Другое солнце, другая почва, другая вода... Так что, загрузим в грузовой трюм?

- Если я не ошибаюсь, во вторую камеру нет доступа во время полета.

- Именно. Ничего, потерпят без лишнего смокинга двое суток. Давайте загрузим этот морозильник... воспользуется миссис Смит штатным корабельным, ничего страшного. И еще сумку и чемодан. А этот отправите вечером. Да они, может быть, и не хватятся его раньше!

Я разом вспотел. И вовсе не оттого, что чемоданом, оставленным на Новом Кувейте, мог оказаться тот, в котором лежал я.

В грузовой трюм нет доступа во время полета! Значит, Наташка войдет в гиперканал хоть и в анабиозной камере, но не в анабиозе. Ее клетки каким-то образом почувствуют, что мир вокруг изменился... и умрут.

Как же так?

И что делать? Кричать? Но Стась велел ни в коем случае не поднимать шума!

А ведь Наташка, наверное, и не подозревает о грозящей опасности! В анабиозной камере есть окошко, но она звукоизолирована.

Что делать?

- Скажите, а где вы ухитрились раздобыть эти сигары? Я не большой любитель, но вот мой тесть...

- Контрабанда, разумеется. На Инее-3 была задержана большая партия, и для персонала устроили распродажу с аукциона по номинальной стоимости.

- Надо же. - В голосе начальника смены послышалась зависть. - У нас такого не водится.

- Пожалуйтесь в профсоюз. Такие распродажи - обычная практика на Инее, здорово повышает бдительность персонала. Хе-хе.

Начальник смены тоже посмеялся. Потом сказал:

- Вот такие, бездосмотровые, и возят.

- Бывает. Везли мы как-то посла Геральдики, есть такая гнусная планетка... Так, идите сюда! Это, это и это в грузовой трюм, во вторую камеру. Закреплять не надо, я займусь грузом сам.

- А это, - и я вместе с чемоданом качнулся от легкого пинка, - в камеру хранения, на передержку!

Хотелось закричать. Очень хотелось закричать, пока чемодан со мной куда-то несли, порой задевая дверные косяки, порой с ругательствами опуская на пол.

Но я молчал. Стась велел молчать, что бы ни случилось. Я молчал и даже плакал беззвучно. Я старался держаться как взрослый, как настоящий мужчина, как фаг.

Вот только снова напустил в подгузник, потому что сил сдерживаться больше не было.

Глава 4

Я очень не люблю чувствовать себя беспомощным. Особенно беспомощным физически. Ну, например, когда именно тебя поймает старшеклассник, которого мелюзга с верхних этажей школы забросала резиновыми шариками с водой, сунет головой в полный умывальник и подержит так, приговаривая: "Не за то, что рубашку испачкал, а за то, что чистую воду зря тратите, дурни мелкие!" И попробуй доказать, что вовсе не шалил, а только стоял рядом и смотрел, когда рот у тебя под водой, а старшеклассник в два раза выше и сильнее... Или когда болеешь, причем так сильно, что даже встать сил нет и голова кружится, а температура такая высокая, что мама не дает посмотреть на градусник, только все время меняет тебе на бедрах салфетки, смоченные водой с водкой, да еще тихонько уговаривает отца активировать медицинский пай и вызвать неотложку... а отец молчит, потому что они как раз собирались завести тебе братика или сестренку, а если истратить медицинский пай, то... А самое страшное в этой беспомощности, что ты знаешь: все усилия зря и что ни делай - к лучшему ничего не повернется. И когда, сдерживая рыдания, объяснишь обидчику, что вовсе не бросал в него шарики с водой, а только смотрел, - тебя снова сунут головой в умывальник. Как раз за то, что стоял и смотрел, а не остановил младших. И когда приедет неотложка, то температура уже упадет, будешь лежать в холодном поту слабый и со звенящей головой, а мама станет жалобно уговаривать врачей не засчитывать вызов, "Все и так обошлось, а мы напугались", пока отец не велит ей прекратить унижаться. Пусть даже родители не попрекнут тебя купанием в холодной воде и простудой, все равно будешь знать - это твоя вина, что ни брата, ни сестренки не будет.

Сейчас то же самое. Чемодан, в котором я сижу, - это словно Шредингеровский ящик. Пока я ничего не сделал - непонятно, как именно надо поступать. Может быть, закричать, чтобы спасти Наташку? Может быть, промолчать, и тогда Стась вовремя все выяснит и сам все уладит?

Но стоит мне только крикнуть, и Шредингеровский чемодан раскроется. И тут же выяснится, что я сделал как раз то, что не нужно, все испортил и всех подставил.

А если я не стану кричать, то меня тоже найдут через какое-то время. Откроют чемодан, и я узнаю, что надо было кричать, что тогда Наташку бы спасли, а Стась как-то ухитрился бы все проблемы решить...

Конечно, можно сказать и так, что я просто боюсь взять на себя ответственность и хоть на что-нибудь решиться. Но я и впрямь давно убедился, что когда ты совсем беспомощен и не знаешь, как поступить, то лучше ничего не делать. Тогда вреда будет меньше. Вот если хоть какая-то уверенность есть, тогда лучше действовать...

Но никакой уверенности у меня не было. Никакой. Только слова Стася: "Ничего не предпринимайте! Положитесь на меня!"

И я положился. Скрючился в чемодане, глотал слезы, чувствовал на себе унизительный мокрый подгузник и молчал. Чемодан уже полчаса как стоял где-то, вокруг было тихо, про него будто забыли. Когда Стась обкладывал меня одеждой, я удачно положил руку, часы оказались прямо перед глазами, и я мог видеть время, едва-едва шевельнувшись и надавив носом кнопку подсветки.

Потом послышался шорох, стук открывшейся и захлопнувшейся двери, шаркающие шаги. И тихий бормочущий голос, будто человек говорил сам с собой.

- Нет уж, господа хорошие, так дело не пойдет... так дела не делаются... Как же без описи на передержку вещи ставить? Заявит ваш мистер Смит, что у него бриллиант полпуда весом в чемодане лежал, и что тогда? А если у него в чемодане клетка с любимым хомячком и подохнет животина?

Голос был женский и старый, мне сразу представилась бабушка лет ста от роду, подрабатывающая к пенсии в камере хранения космопорта. И я едва не рассмеялся. Вот она, неприкосновенность багажа во всей красе! Карго-мастер не рискнул посмотреть, начальник смены тоже, грузчики и те побоялись ставить чемодан под сканер!

Зато старушка, которой уже ничего не страшно, собирается вскрыть недосматриваемый багаж!

То-то она удивится найденному "хомячку"!

Я немного надеялся, что она ничего не сумеет сделать с замками. Все-таки там сложный электронный код, нужна специальная ключ-карта... Надеялся - но одновременно желал того, чтобы чемодан открыли. Все лучше, чем неизвестность.

Старуха погремела чем-то, потом я услышал щелчок - словно прижали металл к пластинке замка. Ну правильно, в камере хранения должна быть электронная отмычка. Забытые чемоданы положено вскрывать.

- Сложный какой, - осуждающе сказала старушка. - Эх, напридумывали...

Минута шла за минутой. Я подумал, что бич справился бы куда быстрее. Стоило подумать о нем, как бич тут же шевельнулся, соскользнул с пояса и удобно улегся в рукаве. Только чем он мог мне помочь? Не стану же я воевать с бабкой? Или у меня нет выхода и я обязан стрелять?

Додумать я не успел. Над головой щелкнул замок, и сквозь сложенные на мне тряпки ударил свет.

- Кто ж так вещи складывает! - продолжала возмущаться в пустоту бабушка. - Все помяли...

Я почувствовал, как ворошат, поднимают тряпки, и повернул голову. Как раз вовремя, чтобы с моего лица сняли рубашку и я увидел старушку.

Ну, она была не столь старой, как я подумал, но очень и очень немолодой. Вид у нее был самый мирный, какой только можно представить: голова повязана клетчатым платком, на носу - старомодные очки, прозрачные - от плохого зрения, а не от яркого света.

Очки едва не упали с носа, когда бабка вздрогнула.

- Боже правый! - еле слышно произнесла она, хватаясь за горло, будто ей перехватило дыхание. - Боже пресвятой...

"Не шевелись!" - гаркнул я. Хотел гаркнуть... получилось почему-то вежливо и просительно: "не шевелитесь...", да еще к тому же совсем тихо.

- Что? - с интересом спросила старушка.

- Не шевелитесь, пожалуйста, - сказал я уже громче.

Старушка перекрестилась. И запричитала:

- Кто ж тебя сюда засунул, малец? Что ж за изверг... сейчас я полицию позову, врача...

- Не надо! - крикнул я. - Стойте! Не надо никого звать!

Будь бабулька отмороженной, она бы нипочем мою просьбу не исполнила. Но она явно была нормальной. И голосить перестала. Наоборот, нахмурилась и спросила:

- А уж не сам ли ты... а?

- Сам, - хватаясь за соломинку, сказал я. Заерзал, пытаясь распрямиться и выбраться из чемодана, но получалось это плохо. - Хотел... на Иней попасть хотел.

- Пороть тебя некому! - С этими словами старуха схватила меня за плечи. Руки у нее оказались неожиданно сильные, она легко вытащила меня из чемодана, и я наконец-то смог осмотреться. Не сразу, правда. Вначале подергался, распрямляясь, - ноги никак не хотели двигаться, а живот сводило судорогой.

Чемодан стоял на длинном, навевающем уныние металлическом столе, занимавшем угол огромной комнаты. Все остальное пространство было занято стеллажами, а на них, до самого потолка, громоздились чемоданы, сумки, пакеты, свертки, контейнеры, ящики, тубусы, рулоны, бесформенные узлы. Я увидел даже пару спортивных велосипедов (со сложенными внутрь рулями и педалями), двухметровый кусок мраморной колонны (обмотанный упругими амортизирующими лентами), игрушечный детский автомобильчик (если поднапрячься, даже я бы смог в него сесть... особенно сейчас), спортивную лодку (внутри - еще какие-то свертки и весла), статую, изображающую голого мальчика с луком и стрелами (это какой-то мифологический бог, только я забыл какой, наверное - покровитель охоты).

Чего только люди не тащат с собой между звездами!

- Встать можешь? - сурово спросила старушка, подбоченясь. Она и впрямь была старой, но крепкой, и от старушечьего у нее был только платок на голове - а так она носила джинсовый комбинезон и ботинки-докеры на высокой подошве. Я попытался спрыгнуть со стола - и едва не упал. Стоять можно было лишь скособочившись, словно дряхлому старику с приступом ревматизма. - Как такое можно учудить? - продолжала возмущаться бабка. - Голова у тебя работает? Приключений захотелось? А попал бы в грузовой трюм, что дальше? А поймали бы тебя? Думаешь, поругали бы и отпустили? Знаешь, что теперь твоим родителям будет?

- Ничего не будет, - пробормотал я. Ужасно хотелось в туалет... да что со мной сегодня? - Они умерли.

Гнев старушки мигом сменился жалостью.

- Господи спаси... Да что с тобой, малец?

- Туалет тут есть? - пробормотал я.

- Идем...

Старушка помогла мне дойти до неприметной дверцы в стене. Перед тем как нырнуть туда, я попросил как можно жалобнее:

- Не говорите никому, что нашли меня! Пожалуйста! Я сейчас все вам объясню!

Поколебавшись, старушка все-таки кивнула. Почему-то я ей верил и, не колеблясь больше, нырнул в туалет.

Каким же удовольствием было избавиться от проклятого памперса!

Я не помню, как носил подгузники в младенчестве, но тоже, наверное, мечтал отделаться от них.

Когда через минуту я вышел, старушка уже поставила возле стола два стула. На одном уселась сама, на другой повелительно указала мне.

- Вы никому не сказали про меня? - спросил я на всякий случай.

- Нет. Садись и объясняй. И... как тебя звать, мальчик?

- Тиккирей.

- И запомни, Тиккирей, будешь врать - я тут же отволоку тебя в полицию!

Пожалуй, она могла... Я кивнул:

- Я не буду врать. Только поверьте... это все очень запутанно.

- Садись и говори, - строго сказала старушка.

Я сел и стал рассказывать. Вначале - чистую правду. Про Карьер, про родителей, про то, как я завербовался работать в потоке и удрал с планеты... Я рассказывал, старушка ойкала и причитала, а я все пытался решить - когда начать врать?

Рассказать, что мы улетели на Авалон? Про фагов? Да нет, нельзя... хотя почему-то очень не хотелось врать.

И я начал рассказывать нашу легенду. Про то, как мы с Лионом прятались в лесу, как вернулись, как родители направили Лиона и меня вместе с ним в колледж для одаренных детей, но нас там обижали, били, смеялись - и мы ушли, стали учиться в приюте вместе с трудновоспитуемыми детьми, но там тоже было плохо, и мы решили вообще улететь с планеты... конечно же - на Иней, самую передовую и великую планету, родину госпожи президента...

Тут я немного сбился, потому что не знал, говорить про Лиона или не надо, а уж что делать с Наташкой - вообще было непонятно. Поэтому у меня получилось так, что мы втроем пробрались на космопорт, нашли оставленный без присмотра багаж, я забрался в чемодан и меня закрыли, а удалось ли друзьям где-то спрятаться - я не знаю.

Старушка молчала. Терла дряблую щеку рукой, будто старалась разгладить морщины. Потом сказала:

- Вот что, мальчик Тиккирей. Сдается мне, что вначале ты говорил правду, а потом начал врать. Ну, не все было вранье, но половина - точно.

- Почему? - возмутился я и поправился: