Чтение 33–й страницы книги ~Княжич~

- Не больше Нова-города, - сказал я.

- Ты еще Царьград вспомни! - почему-то обиделся Побор.

- В Царьграде не бывал, - вздохнул я.

- Ничего. Еще побываешь, - примирительно сказал болярин.

Без малого две седмицы мы до Киева добирались. И впрямь повод был добрым словом Даждьбога вспомнить.

По Ужу быстро спустились. Да только, где Уж в Славуту193 впадает, ледяной затор случился. Пришлось пять дней на месте сидеть. Ждать, когда лед пройдет. Поохотились мы тогда славно. Утки в весенний перелет как раз в этих местах дневку делают.

А потом, когда в первый раз к Полянскому берегу пристали, ватага на нас навалилась. Я вначале решил, что это разбойнички добром поживиться хотят. Ладья-то у нас купеческая. Поди докажи людям, что вместо купцов в той ладье дружинники. Они, не разобравшись, и поперли.

Мы как раз поснедать собрались. Смирной нас все на утятину печеную подбивал. Уж больно красиво он рассказывал, как нужно утку в глине запекать. Какая она становится мягкая да вкусная.

Ну, мы и подбились. На берег высадились. Костры подпалили. Уток настрелянных глиной обмазывали. Да в огонь. Сидим. Ждем, когда глина обожжется...

Тут гости непрошеные и нагрянули. И ватага не маленькая - человек тридцать. С кручи, орешником заросшей, выкатились. И недолго думая на нас набросились.

А нам они в радость показались. Засиделись мы, по рекам сплавляясь. Вот и поразмяться случай представился.

Побор сразу двоих, словно дичину пернатую, стрелами влет снял. Я и не заметил, когда он лук свой расчехлить успел. А потом Смирной с Яруном на себя первый удар приняли.

Ярун от меча вражьего увернулся. Вражина мимо него пролетел, да только успел его ратник за рукав зипуна зацепить. У разбойничка ноги от земли оторвались. По дуге полетели. Он, наверное, не понял, почему вдруг обратно, откуда прибежал, вернулся. Грохнулся оземь да еще троих своих увалил.

А Смирной одного веслом перепоясал. Но плохой из весла кушак получается. Не гнется же оно. Вот и пришлось лихому человеку самому вокруг весла обернуться.

- Добрыня, ты чего мешкаешь? - Путята уж меч свой из ножен вынул.

- Да не мешкаю я... - Подарок Эйнара послушно лег рукоятью в ладонь...

Путята одного опрокинул, второго плечом пихнул, чтобы мне сподручнее было, а под третьего подсел да в пах ему мечом ткнул. Заревел вражина, только мне уже не до его рева было. Пора настала и мне к делу приступать.

Как раз разбойник, болярином пихнутый, супротив меня оказался. Я руку с мечом ему навстречу выкинул и понял, что не так уж просты лихие налетчики, как казаться желали.

Продрал мой клинок сукно, собачьим мехом подбитое, да железом по железу скрежетнул. Под рваным зипунишкой у супротивника кольчуга оказалась. Да и сам он был не пальцем деланный. И в руках у него не дубье, а меч справный. Провернулся он на пятке. Я едва успел свой клинок из сукна выпростать, а не то бы с пустыми руками перед ним остался. Вырвал бы он у меня меч, и поминай как звали. И тут услышал, как его меч со свистом воздух рассекает. Это он поворот закончил и на встречу с моей шеей свой клинок пустил.

Успел я на спину упасть. А не то - прощай, буйна головушка. Перекатился через плечо. Вставать начал. Краем глаза заметил, как летит на меня вражина.

- Железами пузо прикрыл? - прорычал я. - А как тебе такой поворотец? - бочонком я ему под ноги подкатился.

Споткнулся он об меня. В костер полетел. Так, плашмя, в огонь и бахнулся. Прямо на глиняные окаташи. Искрами в небо костер полыхнул. Треснула глина под тяжестью. Брызнула утиным горячим жиром. Вспыхнула дерюга на враге. Вскочил он, про меня забыв, и в реку кинулся. Не добежал. Стрелы у Побора с жалами узкими. Как раз под кольцо кольчужное. Пробила стрела грудь разбойника. Он еще пару шагов к спасительной воде сделал и упал, так до реки и не добежав.

В нос ударил резкий запах подгорелого мяса. И неясно, то ли утятиной от костра, то ли человечиной от врага моего мертвого...

А здесь и другой на подходе. Только я уже ученый. Не стал дожидаться, когда он на удар подойдет. Метнулся вперед.

Не ожидал он такого. Не готов оказался. Оттого беспрепятственно вошел кончик моего меча в его горло. Брызнула кровь, заливая клинок. Забулькала в кадыке. На губах запенилась. Хватанул он ртом и навзничь грохнулся.

"Второй!" - в запарке подумалось.

Третьего я принять изготовился. Стою. Меч поднял. А третьего все нет и нет...

Огляделся я, а бой уже угас. Лежат налетчики. Кто порублен, кто переломан, кто стрелами пробит. Значит, отбились мы.

Только один из лихих разбойников еще держится. Четверых гребцов завалил. Пятого подрезал. Только силы уж больно не равны. Загнали его наши в реку. А он на отмели крутится. Меч в его руке молнией сверкает. Понимает, что проиграл, а умирать не хочет.

Наши на берегу столпились. Только мешают друг другу.

Смирной орет:

- Дайте я его веслом приласкаю! Путята кричит:

- Мой он! Мой!

А Побор в него стрелу пустил, только звякнула та о клинок и упала в воду, перерубленная.

Сразу видно - дока.

Пригляделся я к неприятелю. А ведь это знакомец мой!

- Погодите! - крикнул и к берегу поспешил.

- Ты чего, Добрыня? - Ярун ошалел оттого, что я его в сторону отпихнул.

- Погодите!

- Ты тоже погоди, Олаф! - по-свейски крикнул я варягу.

Тот остановился. Меч опустил. Стал выглядывать, кто это к нему на родном языке обратился. И в этот момент ему в глаз стрела вонзилась. Выбитый глаз по щеке потек.

Варяг меч выронил. Схватился за древко. Вынуть хотел. Только глубоко стрела в череп вошла. Древко сломалось.

- Один... - тихо прошептал варяг, в реку упал, и понес его Славута вниз по течению.

- Кто стрелял? - разозлился я.

- Я это. Ласки прошу, княжич. - Побор сокрушенно головой покачал. - Стрелу-то в полете не остановишь...

- Ладно, - махнул я рукой. - Что теперь поделаешь? Прощаю, болярин...

- Известный он тебе? - Путята спросил.

- Видел однажды, - ответил я, вспомнив, как его Любава на подворье своем дурачила. - Это Олаф. Человек Свенельда. Выходит, ждали они нас. До Киева допустить не хотели. Жаль, что он в Вальхаллу ушел. Поговорить бы с ним. Выведать, что еще варяги задумали.

- Вы чего тут шум подняли? - Я даже вздрогнул от этого окрика.

Оглянулся, а это Гостомысл из ладьи поднялся.

- Чего орете? - злился ведун. - Только прикорнул перед обедом. А вы тут гай подняли. - Он сладко потянулся, а потом втянул ноздрями воздух и сморщился: - Сдается мне, Смирной, что подгорела твоя утятина... чего вы гогочете-то?

А на нас и вправду смех напал. Это горячка боевая из нас выходить стала...

Своих мы схоронили. Чужих оставили.

Дальше спокойно шли. И вот дошли наконец.

Мы причалили под вечер. Решили меж собой до утра себя не оказывать. Ладья тяжелая, подарками для Ольги груженная. Впрямь за купеческую сойдет. Гостомысл мошну приготовил, чтоб за стоянку заплатить. Только зря он прождал. Не пришли за положенной податью дружинники. Видно, правду лекарь про дела киевские рассказывал. Не до виры варягам теперь. Не до поборов.

- А нам-то что? - хмыкнул ведун. - Что не отдано, то останется.

Только пристали мы, к нам грузали194 подбежали. Дескать, кого тут принесло на ночь глядя? Откуда и куда путь держим? Из каких земель пожаловали? Нет ли желания товар в лабазы перенести? Плата за то невеликая, а добро целее будет. Опять же постой предлагают. Только отказались мы. И от лабазов, и от ночлега. Решили в ладье заночевать. И нам спокойнее, и подарки для моей будущей мачехи под приглядом останутся.

Вытащили мы ладью на берег, с грузалями за помощь рассчитались. Да к ночлегу готовиться начали.

Только Путята в посады ушел. Ему нужно было с Соломоном встретиться. Узнать, как тут в Киеве настроение.

А мы двух гребцов в охранение выставили, а сами спать легли.

27 апреля 946 г.

Меня разбудил сильный шум. Я со сна подумал, что опять на нас напали. Вскочил и за меч, Эйнаром подаренный, схватился. Глаза открыл. На своих взглянул. А они улыбаются. И только после этого вспомнил, что в Киеве мы. Какие тут разбойники?

И верно. Это жители посадские шумели. Много их собралось. Очень много.

Они окружили ладью. Кричали радостно. Руками размахивали.

- Что случилось? - спросил я Гостомысла.

- Радуются киевляне, - ответил ведун. - Прознали, кто мы и зачем пришли.

- Откуда?

- Соломон нас уже пять дней ждет. Видишь, как встречают?

- Ждут, когда мы Ольгу с собой в Коростень заберем, - улыбнулся Побор. - Между зубов она им застряла. Выковырнуть не могут. Думают, что мы это сделаем.

- Правильно думают, - подал голос Путята. Он полночи с Соломоном разговоры вел. Под утро только вернулся. Оттого и зевал.

- Сказать что-то людям надо.

- Гостомысл...

- Нельзя мне. Они же Перуна славят, а я Даждьбога.

Побор только рукой махнул. А Путята опять зевнул и сказал:

- Ты княжич, тебе и говорить.

- Да вы что? - испугался я. - Я ж для них малец несмышленый.

- Так покажи им, каков ты на самом деле.

Ничего не поделать. Я загнал свой страх подальше. Встал на сундук с добром, чтоб меня лучше видно было, и руки вверх поднял.

- Здраве буде, жители славного града Киева! - крикнул, когда народ угомонился, и поклон им земной отвесил.

Народ опять зашумел.

- И ты здравствуй!..

- Кто таков будешь?..

- Рады вас видеть, гости дорогие!..

- Забирайте варяжку да проваливайте!.. Волновались киевляне, словно Славута в ненастье.

- Я - грядущий князь Древлянский, Добрый Малович, - продолжал я, стараясь перекричать толпу, - сильно рад, что в земле Полянской нас не врагами, а друзьями встречают!

- Слава Добрыну! - закричали стоявшие рядом с ладьей.

- Слава! - подхватил народ киевский.

- Древляне нам не враги! - раздался чей-то крик. - Они от варягов не меньше нашего натерпелись...

Через некоторое время люди притихли, ожидая, что я еще скажу.

- Видно, ваш Перун с нашим Даждьбогом мировую выпили! - сказал я. - Вот в честь этого мира мы сватами от отца моего, князя Мала Древлянского, в город пращура вашего Кия пришли. Дозволите нам вашу княгиню за князя нашего просить?

- Забирайте ее поскорее! - крикнул кто-то из толпы.

Зашумел народ одобрительно.

- Слушай, - увидел я, как один грузаль другого в бок толкнул, - это что же получится? Коли Мал Древлянский на Ольге женится, то и Киев, и вся Русь под древлян пойдут?

- До всей Руси нам дела нету, - ответил ему другой. - Нам бы только варяжку спровадить. А там, глядишь, нового кагана кликнем. Хочешь - тебя?

И засмеялись оба.

- Слава Малу Древлянскому! - раздался пронзительный детский голосок.

- Слава! - подхватили люди.

- Ну вот, - шепнул мне Побор, - кажется, все у нас получится.

- Ну, коли так, - сказал я, - вот вам от князя Древлянского благодар.

Путята раскрыл приготовленный сундучок и протянул мне. Сундучок был хоть и маленький, но тяжелый.

Я запустил в него руку и достал пригоршню мелких серебряных монет. Взглянул на них мельком и швырнул серебро в толпу.

Началась небольшая давка. А я все кидал и кидал деньги.

- Будет тебе, - тихо сказал Гостомысл. - И так серебра раскидал достаточно. Еще немного, и они драться за него начнут.

- Слава князю Древлянскому! - крикнул Путята.

- Слава! - отозвался народ.

Тут кто-то решил нас немедля на Старокиевскую гору отправить. Чтоб быстрее Ольгу сосватали.

- Да что нам, их донести тяжело, что ли? - крикнул один.

- А чего б не отнести? - сказал другой.

- Хватай, ребята! - третий вцепился в борт ладьи.

- Как бы они нас не опрокинули! - шепнул мне Побор. - Слазь, княжич, с сундука. А то они и зашибить могут.

Я соскочил. И вовремя. Ладья зашаталась. Киевляне подняли ее на руки и понесли к киевскому граду.

- Была бы моя воля, - сказал Асмуд, наблюдая из оконца высокого терема за тем, как киевляне подносят древлянскую ладью к воротам града, - я бы велел яму большую выкопать да вместе с ладьей их в эту яму сбросить. А потом живьем закопал бы.

- Зря ты лютуешь, отец, - отозвалась Ольга. - Они-то тут при чем? Сами небось люди подневольные. А вон тот, молоденький, очень даже приятной наружности, - улыбнулась она.

- Дура, - проскрипел Асмуд. - Это же он и есть.

- Кто?

- Пащенок коростеньский, про которого я тебе говорил.

- Так это он тебе жизнь спас? - Ольга внимательнее вгляделась в окошко.

- Он, - вздохнул старик. - Теперь его беречь надо. Как Вельва пророчила.

- Так ведь об этом ты только с его слов знаешь, - пожала плечами Ольга.

- Проверял я, не может наше семя его крови вреда причинить,- и закашлялся старик.

За последнее время старый варяг совсем изнедужился. Годы брали свое. Он почти не выходил из терема. Только сидел у оконца, глядел на белый свет и вздыхал о чем-то.

- И Свенельд проверял, - добавил он, откашлявшись. - Про пророчество не зная, убийц к нему направлял. И теперь лучших людей послал, чтоб они драккар древлянский перехватили. Только где эти люди? Где Олаф? А послы вон! - махнул он рукой. - Под стенами киевскими.

- Мама, что там за шум? Влаги? - Это Святослав в горницу вбежал. - Опять убить меня хотят?

- Тише, сыночка. - Мать его на руки подхватила. - Не тронет тебя никто. Не бойся.

- Не боюсь я, - ответил каган Киевский, пряча личико в материнской груди.

- Что же делать, отец? - Ольга была сильно взволнована.

Она прижимала к себе Святослава, точно стараясь оградить от неведомой напасти.

- Не плачь, мама, - утешал ее сын. - А то я сейчас тоже плакать стану.

- Я не плачу, - шептала она ему. - Ты успокойся. Все хорошо будет.

- Что делать? - переспросил Асмуд и сам же ответил: - Ждать. Время нам выиграть надо. Свенельд вот-вот с печенегами договорится. Потом посадник новгородский войско пришлет. Из Ладоги ватага варяжская вышла. Конунг Стегги, сын Иггивальда, со своей дружиной к нам спешит. За три гривны на каждого его воина и пять гривен ему, мы сговорились. Так что теперь все от тебя зависит. Покажи им, кто Русью правит...

Перед воротами града нас опустили на землю. Пока несли ладью, народу прибавилось, так что теперь перед стеной града стояла огромная толпа. А посреди людского моря - наша ладья.

Шумит народ. Требует, чтобы ворота открыли. Распаляется. Кто-то камнем через стену запустил. Да не докинул. Скатился камень по стене. Об землю ударился...

Тут ворота петлями скрипнули. Притих народ.

Створка приоткрылась. Из града выбежали вооруженные дружинники. Умело работая щитами, варяги рассекли толпу надвое. Образовали широкий коридор от ворот до нашей ладьи. Народ поднапер было, но дружинники, щедро раздавая тумаки и оплеухи, быстро всех успокоили.

После этого ворота открылись полностью. В проеме стояла Ольга. Она держала под уздцы белого коня. Верхом на коне сидел ее сын.

- Ты смотри, - тихо сказал Путята, - конь-то Ингваря...

Ольга, постояв мгновение, двинулась к нам. Застучали конские копыта по мощеному настилу.

Не дошла до нас шагов десять. Остановилась. И конь встал. Святослав с интересом разглядывал нас. Я не сдержался, подмигнул ему. Он разулыбался в ответ.

- Я, мать кагана Киевского и всея Руси господина Святослава Игоревича, Ольга, дочь Асмуда, рада гостям пришедшим. - Она учтиво склонила голову. - С чем пожаловали? - спросила.

Путята подтолкнул меня в бок. Я спрыгнул с ладьи на землю. Подошел к Ольге и поклонился ей в пояс.

- Здраве буде, Ольга, дочь Асмуда, - сказал я. - Я, Добрын Малович, сын своего отца, князя Древлянского, с дарами и разговором к тебе. Дозволь, мы гостями войдем в город твой, отдавая честь и славу земле твоей и богам твоим. - Всю дорогу от Коростеня до Киева мы с Гостомыслом разучивали эти слова.

Я услышал, как ведун на ладье тихонько кашлянул, значит, я сказал все правильно.

- Проходите, гости дорогие, - ответила Ольга. - Каган Святослав Игоревич вас в терем свой приглашает.

Я обернулся. Махнул рукой своим. Они спустились на землю. Гостомысл, Побор, Путята и еще два десятка дружинников малой дружины. Ярун и Смирной были среди них. Куда Путята, туда и они...

Дружинники за собой три больших сундука с ладьи сняли. В тех сундуках дары от отца лежали. Серебро и золото. Куний мех сороками195. Для Святослава кольчуга маленькая, на его рост...