Чтение 33–й страницы книги ~Ричард де Амальфи~

- Знаете, святой отец, - сказал я вслух, - вам не фига задирать ноздри. Ишь, поисковики хреновы! Мы все идем через потемки к Истине. Да, в отличие от крестьян и даже рыцарей окрестных королевств я знаю, что означает рисунок на моем гербе. И вы знаете. Только не думаю, что наши знания совпадают. Я даже не думаю, что вы знаете, что такое ксенобратство... Я, кстати, догадываюсь, но это слишком даже для вас... Но это ничего не значит! Мы все равно должны делать то, ради чет о призваны. Не так ли?

Гунтер, Зигфрид и остальные слушали с недоумением и священным ужасом, никто не осмеливался разговаривать с монахами Ксенобратства таким тоном. Я чувствовал злость, даже закипающий гнев, что может перейти в ярость Что-то слишком быстро я распустился, обнаглел, никто мне не собьет рога, скоро уже возжелаю право первой брачной ночи, забил, что все люди - люди и у каждого прав не меньше, чем у меня...

Почудилось, или монах застыл, прислушиваясь к моим рассерженным мыслям? Хаотичным, как сорванные сильным ветром листья...

- Я доложу братству о встрече с вами, - проговорил монах и добавил с некоторым подтекстом, которого я не уловил: - Сэр Ричард де Амальфи.

Слова прозвучали многозначительно, и хотя угрозы не уловил, но пахнуло неприятностями. Сейчас я предпочел бы, чтобы обо мне никто не знал. Пока не разберусь с тем, что свалилось на мою голову.

- Святой отец, вы идете на Север? - спросил Гунтер. И, не дожидаясь ответа, монах уже объяснил, куда идет, добавил многозначительно: - Вам надо еще вернуться, святой отец.

Монах улыбнулся, блеснув ослепительным светом.

- Я пробуду там долго. Но вернусь с подробным рассказом для своего братства. И уже знаю, что встреча с сэром Ричардом не случайна... и будет выслушана братством с большим интересом.

- Еще вернитесь, - повторил Гунтер угрюмо.

- Вы угрожаете? - спросил монах.

Гунтер не струсил, ответил дерзко, он же не простой стражник, а рыцарь, обязан быть сильным и дерзким:

- Предупреждаю, святой отец. Это у нас, на Пограничье, ни магов, ни святых - только мечи да копья, а на Севере - святые и подвижники, снискавшие великую силу через... через умерщвление плоти.

Зигфрид, не врубившись, спросил с недоумением:

- А Рихтер разве не маг? А этот... Логирд, который некромант?

Гунтер отмахнулся:

- Святой отец знает, что это не маги рядом с настоящими магами Юга.

Ксенобратец сказал негромко:

- Ошибаешься, сын мой. Я не маг. Я смиренный монах церкви Ксенобратства. Да, Устав нашей церкви отличается от большинства других, но... разве право большинство? Наоборот, всегда истину знали немногие. Наша мощь вовсе не от занятий нечестивой магией. Мы храним и приумножаем древние заветы... которые сейчас могут показаться странными...

Он коротко взглянул в мою сторону. Я нехотя кивнул, тут он прав, прав. Но прав и Гунтер: святость и вера в правоту дела - творят чудеса.

Глава 7

Кое-кто из пирующих вылезал из-за стола, вконец отяжелев от съеденного и выпитого. Я понимал, что, скорее всего, отлучатся до отхожего места и снова вернутся, но и меня никто не вынуждает сидеть до победного конца, я поднялся, с отеческой улыбкой сделал жест, опускающий всех на сиденья:

- Пируйте, дорогие друзья, пируйте! Видит Господь, мы заслужили.

Мне вслед прокричали здравицу, я удалился под звон сталкивающихся над столом кубков.

Гунтер вылез из-за стола и пошел следом, хоть и рыцарь, но все еще начальник стражи, сенешаль и вообще доверенное лицо, на которого верховный правитель оставлял замок.

- Ваша милость, вы зря задирали монаха этого Ксенобратства... У них, говорят, какие-то жуткие ритуалы! И вообще они не совсем люди. Но, к сожалению, неуязвимы! Сколько с ними ни старались что-то делать... сами понимаете, сеньоры пробовали заставить служить, а уж короли так почти всегда.... Церковь проклинает, запрещает, борется и сейчас, но эти монахи неуязвимы, а с теми, кто их преследовал, всегда что-то случалось...

- Что?

- Нехорошее, - пояснил он. - Наконец поняли, что бесполезно... оставили в покое. Время от времени находится какой-нибудь смельчак, но ничего нового, так что... Хорошо, что этим монахам наш мир вроде бы и даром не нужен. Иначе бы легко захватили.

- А чем они занимаются?

- Все говорят по-разному. Кто тайным колдовством... кроме простого колдовства есть еще и тайное, а кто...

- А что сами монахи?

- Ничего. Мол, не поймем. Но это все так говорят. И отец Ульфилла, и даже Рихтер утверждают, что их никто не поймет. Но как-то же понимаем?

Я подумал, стараясь уложить в голове новые факты и фактики, сказал:

- Отец Ульфилла прав, Христа надо не понимать, а верить в его идеалы. А насчет Юга... если он настолько силен... а он силен, то почему не завоевал все эти земли Севера?

Гунтер кивнул.

- Хороший вопрос. Да только на него нет ответа. Есть только догадки. А ясный ответ у отца Ульфиллы.

Я поморщился, какой ответ у священников, знаю, буркнул:

- А каковы догадки? Давай выкладывай. Раз мы оказались так далеко от ракетно-ядерного зонтика северных аскетов и подвижников, то надо знать все...

- Догадок море, - ответил он тоскливо. - Большинство рыцарей, ясное дело, уверены, что нечистая сила просто страшится их оружия.

- То же самое, что и священники, - отмахнулся я. - А что другие?

- Поговаривают, что Югу пока не до нас. Они что-то там творят небывалое, и когда захотят нас прихлопнуть, то сделают это одним-единственным колдовством. Даже не посылая войск.

Я поежился, промычал:

- Это вряд ли.

- Почему?

- А одно-единственное колдовство здорово загадит почву, - сказал я. - И тогда здесь нельзя будет ни пахать, ни сеять, ни добывать железо. А если так, то зачем Югу такие земли?

Он подумал, согласился:

- Резонно. А как же мы? Разве мы не сила, которую надо прихлопнуть?

Я прямо взглянул ему в глаза:

- А в самом ли деле мы такие уж христиане? И соблюдаем все заповеди? Когда ты последний раз был на исповеди?

Он смутился, почесал в затылке:

- Давненько... Уже и не помню когда. Да и вы, ваша милость...

Он осекся, поняв, что позволил себе лишнее. Я поморщился, никто не любит, когда напоминают про обязанности, все предпочитаем слушать о правах, льготах и скидках. Пусть даже накопительных.

- Вот это и есть главное заклятие Юга, - проговорил я, сам ощутил, что неожиданно для себя могу попасть в самую точку. - Очень медленно действующее заклятие... но очень сильное. И охватывающее все земли. Вернее, ползущее с Юга все дальше на Север.

Он долго думал, качал в сомнении головой, наконец выговорил с немалым трудом, все еще колеблясь:

- Возможно, так и есть... У нас почти не осталось церквей, да и зачем они?.. Это на Севере священники сильны, а здесь...

Долго молчали, я сказал вполголоса, откликаясь не столько на его слова, сколько на собственные вопросы:

- К сожалению, мне это знакомо.... Очень знакомо. Вся беда в том, что беда не кажется бедой... Враг сумел внушить, что он не силен, что он пассивен и даже то, что и не враг вовсе... а кто считает его врагом, тот всего лишь дурачок, слепо повторяющий за невежественными попами всякую дурость. Это и есть победа Врага... Здесь еще не знают, что для победы над противником вовсе не обязательно идти в конную атаку с копьями наперевес! Куда целесообразнее, хоть и подлее, пустить впереди наступающих войск доллар... да и войск тогда не понадобится, можно сразу бросаться следом и хватать, грабить, вывозить, сманивать, скупать по дешевке...

Он смотрел с беспокойством, внезапно встал, глаза расширились, побледнел, сделал шаг назад. Скамейка загремела, он чуть не упал, а потом, опомнившись, внезапно опустился на колени и быстро-быстро перекрестился.

- Что с тобой? - спросил я с раздражением.

- Ваша милость...

- Неужели проняло? - спросил я. - Вот уж не думал, что из меня проповедник...

- Нет, ваша милость, - сказал он торопливо, я наконец заметил, что смотрит не в глаза мне, а чуть выше, - я даже ничего не понял, что вы там плели...

Я нахмурился, уязвленный:

- Так в чем же дело?

- Ваша милость, над вами нимб!

Я вскинул руку, пощупал голову. Давно не мытые волосы, чешется, надо сегодня приказать девкам вымыть. Могу и сам, но все мы любим, когда нам моют и чешут.

- Где?

Он сглотнул воздух, прохрипел нечто, наконец выдавил с трудом:

- Исчез... Но ведь был же, своими глазами видел!

- Никому не рассказывай, - приказал я. - Сболтнешь, удавлю!

Я в самом деле был готов удавить голыми руками: ишь, нимб узрел! У человека, который всегда насмехался над церковью, над попами, над нелепыми ритуалами, лицемерием, над верой слабаков и юродивых во всесильного Бога, которому делать больше не фига, как вот щас утирать им сопельки и раздавать на халяву пряники.

Но, видимо, в своей сбивчивой речи я в самом деле угадал, попал в самую точку, зацепил нерв и на мгновение включил, так сказать, свет. До того, как сюда ринутся орды, сперва здесь постараются подготовить почву Перво-наперво, высмеять противника, показать в смешном виде. Шуточки и насмешки над попами и церковными обрядами бьют надежнее, чем стрелы из арбалета.

Второе: внушить, что Зло не есть Зло, это просто другой образ жизни, другие обычаи, надо быть уживчивее. Это звучит так: надо быть добрее! Самая что ни на есть христианская заповедь обращается против самих же христиан: будьте добрее к иным, чем вы, будьте добрее к тем, кто поступает иначе, чем вы, кто живет по другим нормам, чем вы, кто молится другим богам, кто живет по законам другой морали, а то и вовсе без морали...

И вот народы, которые допустили даже такую мысль, что можно жить иначе, уже наполовину завоеваны Злом, хотя не подозревают об этом, а скажи им такое, будут отрицать с пеной у рта, станут распинаться о демократии, терпимости, гуманизме, педофилии и прочих общечеловеческих ценностях.

- Даже не знаю, - произнес я после долгого молчания, - что такому натиску может противопоставить простой и прямодушный Север.

Гунтер передернул плечами. Несмотря на основательность суждений и даже в чем-то мудрость, он не может долго ломать голову над одним вопросом, как не могут дети и животные долго концентрировать внимание на одном предмете.

- Против всякой магии есть антимагия, - проворчал он. - То и другое идут ноздря в ноздрю, как щит и меч. Кто учится работать мечом, а кто учится подставлять под чужой удар щит.

- Ты о магах и священниках?

- Не только, ваша милость...

- А что, разве есть что-то третье?

- Да поговаривают...

- Ну-ну!

- Пошел слух, что в Черной Долине кто-то нашел новую магию...

- Новое заклинание? - поправил я.

- Нет, магию, - возразил Гунтер. - Которую не знали. А может, знали очень давно, в самом Начале, а потом забыли? Словом, в больших городах всполошились. Странники рассказывают, что император собрал совет, чтобы решить: быть этой магии или не быть? А уже потом пошлет туда либо палача, либо дорогие носилки.

Я развел руками:

- Хорошо бы, если бы все удалось... Я - за новые технологические открытия! Но только бы там все не рвануло... В смысле не выжгло землю миль на десять вширь и на полмили вглубь.

Гунтер побледнел, смотрел на меня с ужасом, как будто я положил руку на рубильник.

* * *

Поднимаясь по лестнице к своим покоям, я подозрительно присматривался к фигуркам на перилах. То ли их сменили, то ли до этого смотрел невнимательно, но что-то совсем другие. Хуже того: иные. Недоброе предчувствие сжало грудь. Металлическая статуя женщины с дивным щитом и мечом волнистой формы все в той же позе... как будто, но теперь меч в левой руке, а щит в правой.

Да и поза, если на то пошло, другая: раньше женщина как будто готовилась к неспешной обороне, а сейчас по ее позе видна готовность нанести удар. Я обошел по дуге, хотя, понимаю, глупо, лестница слишком узкая, достанет мечом в любом месте. Хотя кто знает, вдруг она как раз готовится защищать замок? Ведь отдавала же мне меч, когда я взял по неосторожности?

Надо еще пройти мимо горгоны, в прошлый раз не двигалась, но сейчас какое-то нехорошее предчувствие, будто съел что-то. Я подумал, вышел на террасу, там можно пройти немного и снова войти в зал, миновав опасное место...

Воздух теплый, темный небосвод выгнулся ощутимо высоким куполом, звезды крупные, близкие, а луна плывет мелкая, но ослепительно яркая, сверкающая.

Внезапно обдало холодом, мышцы мгновенно наполнились адреналином. Еще не поняв, откуда опасность, метнулся под защиту стены, но на спину уже обрушилось тяжелое, горячее, просто обжигающее. Шею сдавило, я с усилием поднялся, сделал два шага, кто-то сидит на моей спине, на плечах, я хотел позвать стражу, в тот же миг, когда открыл рот, жестко дернуло за углы рта, я ощутил во рту тяжесть железа, зубы лязгнули по удилам, из горла вырвался хрип.

- Все, - произнес над головой негромкий голос, - теперь ты мой конь, понял?..

Ярость ударила в голову, да что за шуточки, тут же развернулся и шарахнулся о каменную стену. Мой всадник не успел убрать ногу, я услышал хруст, над головой зашипело, я упал, захватил наездника за голову и рванул на себя. Тот упал, перекатился через голову и, хромая, бросился прочь.

- А вот это уже напрасно...

Я догнал в два прыжка, бросать молот нет смысла, пленных надо брать по возможности живьем, а потом уж решать: вешать или рубить голову. Хотя в этом случае больше светит костер...

В прыжке я почти настиг неизвестного, однако он неуловимо преобразился, ноги истончились. Мои пальцы захватили пустоту. Неизвестный подпрыгнул, ноги уже не человеческие ноги, а птичьи лапы, мощно ударили два крыла. Я перекатился кубарем, вскочил, злой и опозоренный, ринулся следом. На фоне звездного неба огромный птах, похожий на журавля, бежит, размахивает крыльями, пригибается, готовясь оттолкнуться и швырнуть себя в воздух.

Я мчался следом, журавль - не воробей, с места не стартует, крупным птицам нужен разбег... Журавль уже поднимался в воздух на высоте человеческого роста, когда я догнал, подпрыгнул и ухватился за кожистую лапу. Птица покрупнее, чем журавль, судя по лапе, но мы сразу же просели, мои ноги начали загребать по камню, но птица из последних сил заработала крыльями чаще, и мы снова поднялись в воздух.

Держась обеими руками, я посмотрел вниз. В глазах потемнело, замок остался позади, внизу быстро скользит залитая лунным светом земля, совсем близко промелькнули вершинки деревьев, начали удаляться, проклятая птаха нашла силы продолжить подъем.

Я одной рукой вытащил нож и кольнул ее в пузо, тут же сунул нож в зубы, на манер пирата, ухватился за лапу двумя руками. Птица дико вскрикнула, попыталась клюнуть, потеряла поток восходящего тепла, ее резко понесло по дуге вниз. Снова заработала крыльями чаще, я опять выхватил нож и ткнул сильнее.

- Опускайся! - сказал я задыхаясь. - Опускайся!.. А то зарежу. Мне терять нечего.

Птица еще пару раз попыталась ударить клювом, во второй раз я ухитрился перехватить клюв, сжал в ладони, а отпустил только потому, что понеслись вниз едва ли не кувырком. Птица надсадно каркала, верещала, судорожно била крыльями, выровнялись почти у самой земли. К счастью, земля ровная, даже песчаная, птица снизилась так, что снова мои ноги волочатся по земле, мне достаточно разжать онемевшие пальцы...

Она тащила по песку и косилась выпуклым глазом. В лунном свете он горел адским пламенем, все ждет, тварь, что отцеплюсь, почуяв спасение. Злость заставила меня сжать одной рукой лапу еще сильнее, другой я выхватил нож и ткнул в бок.

- Остановись!.. Убью!

Ткнул и начал нажимать сильнее и сильнее, чувствуя, как лезвие легко входит в мягкую плоть. Птица захрипела, забилась, меня потащило всем телом, и наконец птица упала на песок. Едва живой, я кое-как поднялся, сделал шаг и упал на нее, подмяв всем телом. Оба хрипели и задыхались, наконец я ощутил, что птичьи перья уже не колют лицо, а под щекой мягкое, горячее, нежное...

Приподнялся на дрожащих руках, ахнул. Я лежу на обнаженной молодой женщине, черные распущенные волосы расплескались по голой спине, женщина дышит тяжело, но уже подгребает потихоньку ноги, готовится к неожиданному рывку. В моем кулаке все еще зажат нож, лезвие прыгнуло к ее левому боку, там уже темное пятно, на пальцы капнуло горячим, липким.

- Снова обернешься?

Она сникла, расслабила мышцы и прошептала в землю:

- Нет... Убей меня.

- Рано, - ответил я и, прижимая лезвие ножа к ее боку, поинтересовался: - А если Отче Наш тебе прочесть или Аве Мария, то как это тебе?

- Убей, - прошептала она.

- Ладно, - сказал я, - пообещай, что не будешь снова клевать и царапаться, уберу нож.

Она сказала так же в землю:

- А ты поверишь?

- А что делать, - ответил я, - не убивать же?

- Обещаю, - ответила она тихим голосом.

Я убрал нож, она очень медленно повернулась, легла боком. Даже в ярком лунном свете глаза темные, как озера, под ними почти такие же темные круги, а само лицо бледное, вытянутое, с красивыми чертами аристократки. Она подгибала колени, укрывая живот, а локтями пыталась закрыть грудь, на меня поглядывала искоса, с обреченностью во взоре.

- Зарасти рану, - предложил я. - Там неглубоко, ничего важного не задел... вроде бы. Если ты двоякодышащая и с четырехкамерным. Иначе истечешь кровью, дурочка.

Она прошептала:

- Я не умею.

Я переспросил тупенько:

- Вовсе?

- Ну... только травами, отварами... настойками...

- Эх ты, - сказал я сожалеюще. - А еще ведьму изображаешь. Травами, отварами, настойками, бадами - всякий дурак умеет! Даже продвинутый в трусце от инфаркта. Еще скажи, чтоб вкатили порцию джинтропина. Но я тебе не Фома Брут, да и он, сколько помнится, сам потом на ведьме прокатился всласть... Лежи тихо!

Я опустил ладонь ей на плечо, снова подивился, сколь горячо, понял запоздало, что у птиц температура тела далеко за сорок, иначе хрен взлетят, а этой ведьме для метаморфоз нужен еще тот метаболизм, сосредоточился, вызвал силу заживления ран, что-то во мне противилось, я напрягся, заскрипел, сдвигая заржавевшие ворота суеверий и предрассудков, я же не местный неграмотный виллан или барон, у нас же даже негры и кавказцы люди...

Внезапно ощутил себя усталым, вздохнул, голова закружилась, тут же все прошло. Женщина вскрикнула, торопливо провела ладонью по тому месту, где была рана. Ощупала, вскинула голову, глаза расширились в безмерном удивлении.

Я слабо оскалил зубы:

- Извини, с женщинами не воюем.

Она помолчала, произнесла тихо:

- Кто вы, сеньор?

Я отмахнулся:

- Анкетные данные и сумму заработка для налоговой полиции оставим на потом. А вообще лучше не будем упоминать, мы же люди приличнее, хорошо? По праву победителя и вообще самца вопросы задаю я. Ответствуй, кто ты... и почему вот так?

Она понурилась, села, стыдливо обхватив себя за плечи, закрывая локтями грудь.

- Я... ведьма. Никто не знает, я живу, как все... Но иногда, это бывает очень редко, на меня находит вот такое... Запнулась, умолкла, я сказал понимающе:

- Жаркими летними ночами, когда травы пахнут так одуряюще... Особенно перед грозой, когда просто... просто необходимо что-то с себя сбросить... или выплеснуть...

Она прошептала:

- Кто вы? Все именно так. Я борюсь с собой, пытаюсь обуздать это... но удается не всегда...

- К священнику обращалась? - спросил я. Взглянул на сразу поникшую фигуру, сказал виновато: - Ах да, здесь лечение одно... Да, тут надо индивидуально. Ладно, этим фрейдизмом займемся как-нибудь на досуге. Не может быть, чтобы что-нибудь не придумали. У нас для этого секции мазохистов, там пар выпускают, а здесь... гм... Мы где сейчас? Вроде бы недалеко отлетели.

- В Чертовом Урочище, ваша милость...

- Где это?

- Между землями Галантлара и сэра Гуинга, - объяснила она. Посмотрела на мое непонимающее лицо, добавила: - Чертово Урочище принадлежит сэру Гуингу.

- Да, - сказал я, - вижу, новости расходятся медленно.

- Сеньор?

- Сэр Галантлар, - пояснил я, - и сэр Гуинг Одноглазый - это я, лапушка. Все равно не врубаюсь, ночью все по-другому: что за Урочище, почему я вчера его не видел?