мягко. - Это была моя ошибка, и только моя. Все эти годы и до конца я
ошибался. Я с самого начала знал недостатки Джиано. Я возлагал на тебя
слишком большие надежды, когда ты был ребенком. Это слишком повлияло на
меня. Потом...
восстанавливать часть разбитого сердца, хотя это был всего лишь сон, всего
лишь его собственные мечты. Последняя слабая фантазия о том, что он любим,
пока его еще не убили.
обрекло тебя на это? Услышишь ли меня, если я скажу, что гордился тобой
по-своему?
поэтому он поднял дрожащие руки и попытался вытереть слезы. Он хотел
заговорить, но его разбитые губы не смогли выговорить ни слова. Он только
кивал снова и снова. Потом ему в голову пришла мысль, и он поднял левую
руку - ближайшую к сердцу, руку клятв и верности - к этому приснившемуся
ему призраку покойного отца.
расстоянии многих лет от него, потерянных и забытых в круговороте времени
и гордости, и отец с сыном соприкоснулись кончиками пальцев.
мгновение закрыл глаза, отдавшись силе своих чувств. Когда он их открыл,
воображаемый отец протягивал ему что-то. Бутылочку с какой-то жидкостью.
Томассо не понял.
странным, неожиданно печальным голосом. - Если бы я был сильнее, я мог бы
сделать больше, но, по крайней мере, теперь они не причинят тебе боли
утром. Они больше не причинят тебе боли, сын мой. Выпей это, Томассо,
выпей, и все исчезнет. Все пройдет, я тебе обещаю. Потом жди меня,
Томассо, жди, если сможешь, в Чертогах Мориан. Мне бы хотелось побродить с
тобой там.
ободряюще. Он взял приснившуюся бутылочку. И снова она оказалась более
осязаемой, чем он ожидал.
пробку. Потом сделал последний жест - последнюю насмешливую пародию на
самого себя, - поднял ее широким, размашистым, изысканным движением,
салютуя собственной фантазии, и выпил все до последних капель, которые
оказались горькими.
хотел сказать Томассо. Когда-то он сказал это одному мальчику, ночью. В
храме Мориан, в комнате, где не должен был находиться. Голова его стала
тяжелой. Ему казалось, что он сейчас уснет, хотя он ведь и так уже спал и
видел сон, навеянный лихорадкой. Он действительно не понимал. Особенно
непонятно было, почему отец, который умер, просит подождать его в Чертогах
Мориан.
ему служить. Он знал, что это так, потому что образ отца, глядящий на него
сверху, плакал. В глазах отца были слезы.
он только подумал об этом, но в тот момент тьма, более всеобъемлющая, чем
он когда-либо видел, опустилась на него, подобно одеялу или плащу, и
разница между произнесенным и непроизнесенным потеряла всякое значение.
Белые облака скользили по высокому синему небу, когда ветер гнал Корабль
дани по белым гребням волн в гавань Кьяры. За гаванью над городом склоны
вздымающихся гор пылали буйными осенними красками. Листья меняли цвет:
красные, золотые, а некоторые еще оставались зелеными, как помнила
Дианора.
праздничные цвета Играта. Теперь она это знает, а тогда не знала. Она
стояла на носовой палубе корабля и впервые смотрела на великолепие гавани
Кьяры, на длинный мол, где некогда стояли Великие герцоги и бросали в море
кольцо, и откуда Летиция совершила первый Прыжок за Кольцом, чтобы отнять
его у моря и выйти замуж за своего герцога. С тех пор эти прыжки стали
символом удачи и гордости Кьяры, пока прекрасная Онестра не изменила конец
истории сотни лет назад и Прыжки за Кольцом не прекратились. Все равно,
каждый ребенок Ладони знал эту легенду острова. Юные девушки в каждой
провинции играли, ныряя в воду за кольцом и с триумфом появляясь из воды,
сияя мокрыми волосами, чтобы выйти замуж за герцога в блеске власти и
славы.
дворцом поднималась величественная заснеженная вершина Сангариоса.
Игратянские матросы не нарушали ее молчаливого одиночества. Они позволили
ей пройти вперед и наблюдать за приближением острова. После того как она
благополучно оказалась на корабле и корабль вышел в открытое море, они
были к ней добры. При дворе Брандина капитан мог заработать целое
состояние, если привозил пленницу, которая становилась фавориткой тирана.
глядя за затейливой решеткой, которая скрывала женщин от глаз зевак на
площади внизу, Дианора смотрела на развевающиеся на крепнущем весеннем
ветру знамена Кьяры и Играта и вспоминала, как ветер развевал ее волосы
более двенадцати лет назад. Вспоминала, как переводила взгляд с ярких
парусов на поросшие деревьями склоны холмов, убегающих ввысь, к
Сангариосу, с сине-белого моря к облакам в голубом небе. С толчеи и хаоса
в гавани к спокойному величию дворца над ней. Кружились птицы, громко
кричали над тремя высокими мачтами Корабля дани. Восходящее солнце
ослепительным светом заливало море с востока. Так много жизни в этом мире,
такое богатое, прекрасное, сияющее утро, чтобы жить.
лелеяла свою ненависть и свою тайну, подобно двум из трех змей Мориан,
обвившихся вокруг ее сердца.
серые глаза Брандина широко раскрылись, оценивая, когда ее привели к нему
два дня спустя. На нее надели шелковистое светлое платье, вспоминала она,
выбранное так, чтобы оттенить ее черные волосы и темно-карие глаза.
несмотря на то, что целых пять лет добивалась наступления этого момента, и
на то, что в момент выбора Брандина стены, ширмы и коридоры сомкнулись
вокруг нее до конца ее дней. У нее была ненависть и тайна, и больше ни для
чего не оставалось места.
Дианора двенадцать лет спустя на своем балконе, она очень мало - опасно
мало - знала о многих очень важных вещах.
Поста, но цветы еще только начинали расцветать в долинах внутренних земель
и на склонах холмов. Так далеко на севере настоящая весна наступит лишь
некоторое время спустя. Дома все было иначе, вспоминала Дианора; иногда в
южных горах еще лежал снег, а весенние дни Поста уже успели прийти и уйти.
дымящуюся кружку тригийского кава. К торговым ограничениям и пошлинам,
любил повторять Брандин наедине с ней, следует относиться избирательно, а
не то жизнь станет слишком скучной. Кав был одной из таких избранных
вещей. Только во дворце, разумеется. За его стенами пили более
низкосортные напитки из Корте или нейтрального Сенцио. Однажды приехала
группа торговцев кавом из Сенцио в составе купеческой делегации, чтобы
попытаться убедить его в том, что качество выращенного ими кава и
изготовляемого из него напитка улучшилось. "Нейтралы, в самом деле, -
осуждающе сказал Брандин, пробуя кав. - Настолько нейтральный вкус, что
его и вовсе нет".
скрытый смысл слов игратянского тирана. Сенциане потратили много времени,
чтобы этого добиться, сухо заметила потом Дианора Брандину. Он рассмеялся.
Ей всегда удавалось его рассмешить, даже в те дни, когда она была еще
слишком молода и неопытна и у нее это выходило случайно.
ушел в город выбрать для нее платье для сегодняшнего вечернего приема, и
прислуживал ей один из самых новых евнухов, присланный из Играта на службу
в растущем сейшане колонии.
недейственны, спору нет. Она решила не говорить мальчику о том, что кав
недостаточно крепкий; весьма вероятно, что он очень расстроится, а это
Березин Федор
Семенова Мария
Соломатина Татьяна
Круз Андрей
Русанов Владислав
Смоленский Вадим