этак выплясывает очень давно и предаваться сему занятию намерен еще долго.
без малейшего передыху. А перед тем в трактире "Зеркальном" зеркала бил и
половых ногами топтал, ранее побывал в кабаке "Самсон", где тоже дебоширил,
но и туда прибыл уже сильно пьяный.
харю расквасил, а меня чуть тесаком своим не зарубил.
окровавленным платком, - надо думать, тот самый Карасюк. - Ничего боле не
остается, пока он не порешил кого-нибудь.
Владимира Львовича Бубенцова человек.
Спасенному, жавшемуся здесь же, в первых рядах толпы. - Уведите отсюда
вашего дикаря.
говорю, не пей. Да он разве послушает. Нельзя ему вина, совсем нельзя.
Нерусский человек, что с него возьмешь. Или вовсе в рот не берет, или выдует
полведра и после звереет. Подпоил его какой-то лихой человек. Теперь пока не
рухнет, плясать будет.
произнес с непререкаемой авторитетностью:
приедет проповедь говорить. Убрать немедленно!
Бенционович, что угодил в ловушку, собственноручно им же и изготовленную.
Дернуло же его останавливать коляску! А отступать было некуда.
приходилось.
другой и приблизился к страшному танцору. Тот вдруг взял и запел какую-то
дикую, но по-своему мелодичную песню, и быстро-быстро замахал клинком.
Бенционович принял на свой счет и несколько воодушевился. Он протянул руку,
чтобы схватить горца за рукав, и вдруг - вшшить! - у самых пальцев
Бердичевского сверкнула стальная дуга, а с сюртучного обшлага отлетели две
чисто срезанные гербовые пуговицы.
разъярившись от такой потери лица, крикнул околоточному:
стрелять ему в ноги!
серебряной луковицей. - И велю палить!
установилось заинтересованное молчание.
Бердичевский стоял с часами в руках, чувствуя себя преглупо. Карасюк с
видимым удовольствием всовывал в револьвер патроны.
нервно сказал:
касательства...
и турецкой шапке с кисточкой. Перед ним расступились. Он остановился, упер
руки в бока и некоторое время просто смотрел на своего ополоумевшего
янычара. Потом зевнул и тихонько двинулся прямо на него. Кто-то из баб
ахнул. Черкес вроде бы не смотрел на своего господина, но в то же время,
продолжая пританцовывать, понемногу пятился к стене гостиницы. Бубенцов
двигался все так же лениво, не произнося ни единого слова, до тех пор, пока
Черкес не уперся в самую стену и замер на месте. Взгляд у него был
совершенно остановившийся, будто мертвый.
Идем, проспись.
флигелю. Мурад послушно шагал за ним, сбоку мелко переступал Спасенный.
сотворяла крестного знамения всуе.
x x x
Сергеевич, тоже стояло плотное кольцо любопытствующих, и у крыльца грозно
пучил глаза полицейский урядник. Перед тем как войти. Пелагия перекрестилась
еще раз, и опять не без причины.
на которых во время суаре стояли вино и закуски. Тем ужаснее смотрелась
картина, открывшаяся взору монахини в салоне. Все фотографии были не только
содраны со стен, но и изорваны в мельчайшие клочки, усыпавшие весь пол.
Кто-то, находившийся в исступлении, потратил немало времени, чтобы обратить
выставку Поджио в совершеннейший прах.
полицмейстер Лагранж, при виде Бердичевского просиявший заискивающей
улыбкой.
Пелагию, однако объяснением Матвея Бенционовича остался полностью
удовлетворен и в дальнейшем не обращал на монашку ни малейшего внимания.
Видно было, что Феликс Станиславович находится в самом великолепном
расположении духа.
салоне, - вы наверх пожалуйте. Вот где картинка.
говорилось, Аркадий Сергеевич расположил фотографическую лабораторию. В нее
сначала и заглянули, поскольку она располагалась ближе.
Посреди комнаты лежал не то разбитый со всего маху, не то растоптанный
ногами аппарат "Кодак", а вокруг посверкивающими льдинками валялись осколки
фотографических пластин.
хвастаясь способностями неведомого преступника, объяснил полицмейстер.
чиновников, ползавших по полу с лупами в руках.
лицо. - Сами видите, будто стадо слонов пробежало. Ерундой занимаемся,
осколки складываем. Тут вот внизу каждой пластинки бумажка с названием.
"Белая беседка", "Закат над Рекой", "Русалочка". Подбираем уголок к уголку,
как в детской игрушке "Собери картинку". Вдруг сыщется что полезное.
Конечно, навряд ли.
покойник?
Одно слово - натюрморт.
вергилием по коридору. Пелагия тихонько шла сзади.
о чем-то очень значительном - уж во всяком случае, не о какой-то жалкой
треноге, которая пригвоздила его к кровати, да так и осталась торчать,
зажатая сводом грудной клетки.
- Удар, изволите ли видеть, нанесен строго вертикально. Стало быть, убитый
лежал, встать не пытался. Очевидно, спал. Открыл глаза, и в тот же миг -
царствие небесное. А крушить и ломать убийца уже потом принялся.
глубоко утопленные в теле мертвеца. Ножки были деревянные, но в нижней части
обитые медью и, должно быть, с острыми концами.
обхватить пальцами верх треноги.
да и не ухватить как следует.
Дело-то, в сущности, немногим сложнее пареной репы. Я только следователя
ждал, а мои уж и полный осмотр произвели. Не угодно ли протокольчик
подписать?
осмотра без прокурорского представителя составлять не полагалось, и оттого
стал читать бумагу с нарочитой медлительностью. Но все было составлено