однообразными гладкими стволами тянущихся к небу деревьев, увешанных
лианами и подпертых мощными корнями, почти ничего не росло; километр за
километром женщины шли по коричневому ковру из мертвой шелухи семян и
старых пальмовых листьев, которые источали сладковатый запах тлена,
подобно гробницам в заброшенном соборе. Каштаны и орехи градом сыпались
вниз, когда Ианопамоко грациозно взбиралась по стволу дерева и трясла
ветки; они шли босиком от рассвета до заката, питаясь красноватыми ягодами
арасы, внешне похожими на вишню - они пахнут скипидаром, и слюна от них
пенится, - и стручками инги, набитыми сладким пухом, дикими ананасами,
мякоть которых содержит множество крупных черных семян со вкусом малины,
грушами бакури и даже редким деликатесом под названием асаи, который, если
его сорвать, за ночь превращается в массу, напоминающую фруктовый сыр. Все
эти сладости висели вокруг них на ветвях необитаемого Эдема: этот мир был
сотворен Богом в юности и потому полон замысловатых экспериментальных
форм; как и многие художники, Бог добился самых сложных и фантастических
эффектов на раннем этапе творения.
утром разворачивались, как влажные, только что вылупившиеся бабочки. Ночи
были прохладными, и они теснее жались друг к другу; шаг за шагом Изабель с
Ианопамоко поднимались все выше и выше под самую крышу зеленого мира и,
наконец, на шестнадцатый день вышли к подножию поросшего высокой травой
холма, по корневым уступам которого пульсирующе пробегали серебристые тени
ветра; с плоской вершины скалистого холма тянулись вниз сверкающие нити
множества водопадов. Эти слезы на лице природы, которые текли в оправе из
широких лент водорослей и мха, временами трудно было отличить от жил
кварца. Несколько индейцев, говоривших на языке, который Ианопамоко
понимала с трудом, с опаской окликнули их из высокой травы. Они смотрели
на Изабель так, словно перед ними стояло привидение, а не человек. Голос
Ианопамоко мягко застрекотал, объясняя, умоляя, требуя что-то. В какой-то
момент она обеими руками приподняла сверкающие волосы Изабель, будто
взвешивая их, а потом быстро потерла смоченным слюной пальцем кожу
Изабель, показывая, что ее белизна - не фальшивая.
- и хотят получить вознаграждение за свое содействие.
оставь. Предложим портсигар.
пальцем, расплющенным терпеливой работой лесного жителя. Главный из
встретивших их индейцев с громким щелчком открывал и закрывал портсигар и
каждый раз, открывая крышку, следил глазами за полетом невидимого
существа, которое, как ему чудилось, вырывалось наружу, губы его при этом
растягивались в широкую улыбку, обнажая гнилые зубы, и он начинал
изумленно хохотать. Дар был принят. После долгих переговоров Изабель с
Ианопамоко повели вверх по скользкой тропе, и путь их несколько раз
проходил за пеленой падающей воды. Брызги переливались радугой, как крылья
стрекоз, и впивались в кожу холодными иголочками.
зарослям, каких Изабель еще не приходилось видеть: короткие и толстые
ветви, усеянные колючками и узлами, сверкали каплями росы, будто их
пересадили сюда из подводных коралловых садов. Их корни уходили в трещины
на гладкой поверхности застывшей лавы. Изабель шла по ней, как по
проложенным через ручей камням или поставленным на попа буханкам хлеба;
камни здесь оказались пепельно-серого цвета - их обожгло пламя, которое
было древнее, чем океан. Когда Изабель подняла глаза к небу, она увидела
вдали нечто совершенно восхитительное, прежде видимое только на страницах
иллюстрированных журналов: это был снег! Издалека его чистое белое
покрывало на горных пиках казалось синим, как подкладка туч.
Географические знания, приобретенные в монастырской школе, подсказали ей,
что это отроги Анд и где-то по дороге к ним Бразилия должна наконец-то
кончиться.
сказания, они по-прежнему казались ей непонятными, как грустные дети, а
поведение их поражало Изабель непредсказуемой смесью упрямой робости и
замаскированных желаний. Вот они верно служат тебе, но достаточно одной
искорки, и они уже готовы тебя убить. За их миндалевидными глазами и
изуродованными ртами таился совершенно неведомый мир наэлектризованной
психики. Поселение на вершине скалы выполняло роль этакого соборного
скита: пищу его обитатели добывали на лугах и в лесу у подножия скалы, а
сердцем его был шаман и его низкая овальная хижина. Безопасность у Изабель
всегда ассоциировалась именно со святилищами и культовыми постройками, но
все же здесь, где находился краеугольный камень невидимой духовной
системы, она боялась нечаянно нанести смертельное оскорбление. На первую
встречу с шаманом Изабель отправилась со страхом.
и была такой приземистой, что внутрь Изабель смогла пролезть только на
четвереньках. От дыма защипало глаза, и слезы застилали взор. Очаг,
растопленный тонкими ветками горного кустарника и брикетами мха,
выбрасывал языки синего пламени, и вскоре Изабель, привыкнув к полумраку,
разглядела маленького нагого человека, лежащего в гамаке по ту сторону
очага. Тело его было гладким, а живот большим, но голова выглядела
высохшей и сморщенной и казалась еще меньше под высоким головным убором из
разноцветных перьев попугаев. Вся поросль на его лице, включая ресницы,
была выщипана, однако над торчащими ушами росли тонкие и длинные, как
перья, пряди седых волос. Лодыжки шамана были украшены браслетами из
больших треугольных орехов, а в руке он держал мараку - погремушку из
выскобленной тыквы размером со страусиное яйцо, - которую то и дело
встряхивал, чтобы подчеркнуть важность сказанного.
будто желая избавиться от этого наваждения. Хотя Изабель и привыкла ходить
обнаженной, как индейцы, - сегодня, отправляясь к колдуну, она обвязала
вокруг талии нечто вроде саронга - она сделала его раньше из того самого
темно-синего платья с красными цветочками, в котором невинно пыталась
завоевать симпатии Шикиниу. Саронг защищал ее ноги от колючек и кусачих
насекомых, когда она отправлялась в лес собирать пропитание для Антониу.
покой?
пользовались; ей приходилось по несколько раз переспрашивать шамана,
поскольку тот не только говорил на незнакомом диалекте, но и вдобавок ко
всему был беззубым, а в нижней губе его красовалось несколько нефритовых
затычек.
португальцев. Он еще ни разу не видел людей с твоим цветом кожи и
волосами, подобными солнечному свету. Белые, люди еще не показывались в
этой части мира.
соплеменники", наверное, именно те слова заставили ее искать чуда.
молить о помощи, - сказала она.
свою речь сердитым треском своей мараки.
женщины - это грязь и вода; мужчины - воздух и огонь. Женщины - я не
совсем понимаю это слово, по-моему, оно значит "нечистый", а кроме того
обозначает опасное, хитрое дело.
стар, что его сын родился лишенным жара обычного человека.
ради Тристана, моего мужа!
несовместимость их желаний, и возмущенно потряс маракой, брызжа слюной из
дырки под губой, откуда вывалилась нефритовая затычка. Он заговорил не
повышая голоса, заставив обеих женщин наклониться к качающемуся гамаку.
женщина его расы. Он этого не говорит, но я это чувствую. По-моему, он
говорит, что ты по своему духу мужчина и он хочет говорить с тобой, но
только без посредников.
свершится, если я останусь с тобой. - Стройная Ианопамоко уже поднялась на
ноги, а шаман продолжал свою речь, оживленно жестикулируя, брызжа слюной и
покачивая великолепным головным убором. - Он приказал, - пояснила
Ианопамоко, - чтобы принесли кауим, петум и яже.
кауим - чем-то вроде пива, отдававшего орехами кешью. На шамана произвело
впечатление то, как она по-мужски, вспомнились студенческие годы в
столице, отхлебывала пиво и затягивалась табаком из длинной трубки,
которую он то и дело протягивал ей. Он, казалось, старался выдыхать дым
прямо на нее, и, когда Изабель поняла, что это знак вежливости, тоже
пахнула в него дымом. Что-то необычное стало твориться с ее зрением - в
разных уголках глинобитной хижины вдруг замерцал свет, и Изабель
догадалась, что в трубке не просто табак. Наверное, к петуму подмешали
яже. Шаман сидел перед ней, тело у него было как у мальчика, а член для
красоты продет в плетеный чехол, похожий на соломенную трубочку, из
которой крайняя плоть торчала этаким сморщенным бутончиком цвета охры;
колдун молчал, смотрел на нее со все более довольным выражением лица. Все
это время Изабель сидела на корточках по другую сторону костра; ее
суставы, привыкшие к такой позе за годы жизни среди индейцев и
бандейрантов, чувствовали себя очень удобно. Правда, ему было видно все,
Корнев Павел
Лукьяненко Сергей
Суворов Виктор
Корнев Павел
Орлов Алекс
Шилова Юлия