крепостную повинность. Мало того, что больше двух третей получаемых ими за
границей гонораров забирает государство - они не вольны принимать решения,
строить планы, давать или не давать согласие на выступления.
скажут - надо или не надо ехать туда-то и туда-то, можно или нельзя играть
то-то и то-то.
лицедея могли и на конюшне посечь, и в простые дворовые разжаловать.
что куда хуже, строптивость не должны оставаться безнаказанными - посекут не
на конюшне, а на собрании, ошельмуют в печати, отменят - уже объявленные
заранее - выступления и концерты, лишат права участия в заграничных
гастролях. А уж это, последнее наказание, пострашнее порки на конюшне!
продаются только на сертификаты - то есть, по сути, на иностранную валюту -
и прославленный танцевальный ансамбль, который большую часть года проводит в
гастролях за рубежом, носят одинаковое название - "Березка"!
проверенные и стойкие стукачи - во главе с "писателями" Анатолием Софроновым
и Цезарем Солодарем - и вопят неистовыми голосами; - Шай-бу?.. Шай-бу!..
Шай-бу!
последних лет нашей жизни:
трещину?
самом защищенном, бронированном. Незыблемейшее неравенство, восхитительный
"пятый пункт" удрал-таки штуку, выкинул коленце?
проклятый, оказался при том еще и лазейкой: обладатели "пятого пункта" имеют
право подавать заявления и добиваться разрешения на выезд за границу.
замирают и тревожно бьются сердца всех больших и малых чиновников.
ты в Париже? А в Париж - это еще в старину говорили - приедешь, угоришь!
"Монопри" !
"Ленфильм" Илья Николаевич Киселев и я.
начала съемок совместного советско-французского фильма "Третья молодость" -
о знаменитом танцовщике и балетмейстере Мариусе Петипа.
кинодраматурга с советской стороны и в Париже уже бывал: здесь с моим
французским соавтором Полем Андрэстта мы писали литературный сценарий.
первый раз. Грузный, мешковатый, темнолицый - он наполовину цыган - Илья
Николаевич обливался в самолете потом, непрерывно вытирал лицо и шею
большим, как полотенце, носовым платком и жалобно повторял:
по-французски я ни бум-бум, и вообще... ориентируюсь слабовато!
бесчисленные анекдоты. Злые языки утверждали, что если машина Ильи
другой стороне улицы - то Киселев мог вполне свободно заблудиться и даже не
придти на работу. А по самой Студии - в павильоны и цеха - Илья Николаевич
неизменно ходил с провожатым.
фирмы "Алькам" - встретил нас на аэродроме, взял наши чемоданы, посадил в
такси.
улочкам, мимо серых обшарпанных домов и пустырей, такси привезло нас к
дверям тоже весьма неказистой гостиницы.
сказал портье и, поспешно распрощавшись с нами, ушел.
виноватой поспешности. Гостиница, в которую нас привезли, была
третьеразрядным заведением того сомнительного пошиба, где вечно сонный
портье, не глядя - глядеть на гостей здесь не положено - дает посетителям
ключи:
одинаковые номера - с кокетливыми ситцевыми занавесками в цветочках, с
неизменной ширмой возле кровати и старинным педальным умывальником с
ведерком воды и тазом под ним.
будем. Это какое-то недоразумение. Сейчас я спущусь к портье и позвоню в
фирму!..
не уходи... Я ж боюсь... Я же потеряюсь...
вернусь.
портье был испорчен, и я довольно долго плутал по горбатым переулкам и
улочкам, пока не набрел на какое-то кафе, откуда я и позвонил, наконец, в
фирму.
голосом, что это все ужасно, что он очень извиняется перед господином
Киселевым и передо мною, что все они просто в отчаянии, что сегодня в Париже
кончается какое-то идиотское международное авторалли, на которое съехались
любители из всех стран и что завтра рано утром он сам, лично, заедет за нами
и перевезет нас в хороший отель, где нам уже заказаны номера.
Киселеву тысячи извинений и сердечный привет! Что он делает?
сердится!..
Киселев стоял у подъезда гостиницы, крепко - чтобы не потеряться и не
заблудиться - держась одной рукой за ручку двери, и смотрел на пустырь, что
находился напротив гостиницы.
металлическими корзинами для мусора, - стаями, нахально, бродили сытые коты
и кошки, и рылись в отбросах две старухи.
доносились автомобильные гудки и музыка.
Одну ночь! Утром переедем в другой отель!
Он тяжело дышал и в груди у него что-то булькало и хрипело.
окликнул я. - Что с вами, Илья Николаевич?!
корзины, на котов и старух, господин Киселев тихо проговорил:
мне жаловаться на то, что из него тянут жилы с разрешением на выезд в
Израиль.
поехать в туристскую поездку в какую-нибудь капиталистическую страну. Один
раз в три года, всего на семь-девять дней гражданин из страны победившего
социализма, где человек человеку друг, товарищ и брат, может мельком
взглянуть на страшный мир, где человек человеку волк.
всякий раз - это многомесячная трепка нервов, это бессонные ночи и
лихорадочное ожидание: пустят или не пустят?. И если не пустили (а сообщать
причину отказа не положено), какие мучительные часы раздумий, какая
невыносимая тревога - снова на долгие месяцы и на бессонные ночи -
охватывает свободного и счастливого гражданина Страны Советов!
поглядел, не то сказал? Значит, в той таинственной комнате, которая
называется "Особый отдел" и куда посторонним вход запрещен строжайше,
числятся за мною какие-то неведомые мне грехи?!
границу, даже туристскую, принято у нас рассматривать, прежде всего, как
неоспоримое выражение доверия и поощрения.
среди неравных, эти граждане второго сорта хотят, чтоб им дали разрешение
уехать в капиталистическую страну Израиль!
тысячи! Что случилось?! Как могло такое произойти?! Ратуйте, люди добрые!