запыхавшимся голосом. - Пригодятся? А? Фугасные?
перчаткой о перчатку так, что больно было ладоням. - Отставить фугасные!
Готовить бронебойные! Только бронебойные!..
из ровика. Это ездовые Сергуненков и Рубин стояли в рост, не вылезая,
смотрели на расчет: Сергуненков - с нерешительностью, облачко рвущегося
дыхания выдавало волнение; Рубин - исподлобья, чугунно-тяжелым взглядом.
Умрет. Затих...
которому это надоело. - Все бредил, вроде там перед немцами еще семь человек
осталось. Ерои!.. Сходили, называется, в разведку. Смехи!
глазами; весь маскхалат был в темных пятнах; предплечье уже забинтовано.
Кузнецов. - Немедленно!
должны... Не разбомбило бы их. Одни кони...
Вот те и разведка! - И грубо толкнул Сергуненкова квадратным плечом: - Кони!
Молчи в тряпочку. Заладил, пупырь! На том свете тебе кони потребуются, в
раю, у Бога!..
судьбе разведчиков, о злобе Рубина, мгновенно вытолкнуло из сознания
какое-то незнакомое, с надеждой обращенное к нему, ищущее что-то лицо
Чубарикова. Потом увидел облепивший станины расчет, казенник орудия, крепко
притиснутые к коленям снаряды, согнутые под щитом спины и паром дыхания
согреваемые на механизмах пальцы пожилого наводчика Евстигнеева. Во всем
этом была и жалкая незащищенность до первого выстрела, и вместе сжатая до
предела готовность к первой команде, как к судьбе, которая одинаково и равно
надвигалась на них вместе с катящимся по степи танковым гулом.
нас!..
придавленность в позах солдат и готовая вырваться из пересохшего горла
команда открыть огонь (только не ждать, только не ждать!), морозный озноб,
неотступно навязчивая мысль о воде - все это будто сдавило Кузнецову грудь,
и через силу он крикнул Чубарикову:
на постоянном!.. Ждать! Ждать!..
затемнено таранно вытянутым острием вперед огромным треугольником танков,
появлялись и пропадали во мгле их желто-серые квадраты, покачивались над
полосой дыма башни. Метель, поднятая гусеницами, вставала над степью, вихри,
разносимые скоростью, пронизывались соединенными выхлопами искр. Железный
лязг и скрежет, накаляясь, приближались, и теперь заметнее было медленное
покачивание танковых орудий, пятна снега на броне.
открывали огня, зная наверное силу своей начатой атаки, заставляя наши
батареи первыми обнаружить себя. Над этой катящейся с гулом массой машин
неожиданно вырвалась в небо, сигналя, красная ракета, и треугольник начал
распадаться на танковые зигзаги. Пронизывая пелену мглы, по-волчьи стали
вспыхивать и гаснуть фары.
Огонь вызывают? Зачем, а?..
перед прицелом. - Чисто звери окружают!..
странно шевелился, дико мерцал красноватыми зрачками; вибрировал рев
моторов; зрачки тухли и зажигались, в прорехах скопленной мглы мелькали
низкие и широкие тени, придвигаясь под прикрытием дыма к траншеям боевого
охранения. И все до окаменения мускулов напряглось, торопилось в Кузнецове:
скорей, скорей огонь, лишь бы не ждать, не считать смертельные секунды, лишь
бы что-нибудь делать!
брустверу от наползающих огненных зрачков, обернул молодое озябшее лицо,
голова задвигалась на тонком стебле шеи. - Девятьсот метров... товарищ
лейтенант... Что же это мы!..
Евстигнеев, отклоняясь от прицела.
что нужно во что бы то ни стало вытерпеть эти двести метров, не открывать
огня, и в то же время удивляясь точности глазомера Чубарикова.
огонь? Что случилось? Почему не открываете?"
белесой голове, сдвинутая тесемкой от трубки; зажимая ее рукавицей, он
словно бы ртом хватал команды по телефону, речитативом повторял:
подождать! Что он там - не видит? не знает, что такое первые выстрелы?..
Сразу откроем себя - и всё!"
розового уха связиста и, улавливая горячо толкнувшуюся из мембраны команду,
крикнул: - Куда стрелять? В дым? Заранее обнаружить батарею?
голос Дроздовского. - Открыть огонь! Приказываю: огонь!..
Святова.
выдержим и заранее откроем батарею, нас разобьют здесь", - едва он подумал
это, справа на батарее зарницей и грохотом рванул воздух. Трасса снаряда
скользнула над степью и вошла, угаснув, в волчье мерцание впереди. Это
открыло огонь одно орудие Давлатяна. И тотчас справа, где стреляло орудие,
трескучим эхом лопнул ответный танковый разрыв; за ним текучую мглу
раскололо красными скачками огня - несколько танков тяжелыми силуэтами стали
выдвигаться из дыма; фары их, хищно мигая, повернулись в сторону огневых
позиций Давлатяна, и крайнее его орудие исчезло, утонуло в огненно-черном
кипении разрывов.
крик из ровика.
решительно пошедшие в стык его орудий и взвода Давлатяна, и все-таки не
поверил, что так быстро накрыло там всех. И он увидел лежащий под бруствером
расчет, прижатый к земле огнем, секущими над головой осколками, и неожиданно
услышал пронзительно отдавшийся в ушах собственный голос:
бронебойным... - В ту же краткость секунды, с невыносимым чувством своей
открытости перед тем, как выкрикнуть "огонь", он понимал уже, что не
выдержал дистанции, которую хотел выдержать, что сейчас заранее обнаружит
танкам орудия, но ему теперь не дано было права ждать. И Кузнецов выдохнул
последнее слово команды: - Ог-гонь!.. В уши жаркой болью рванулась волна
выстрела.
фиолетовой искрой, погасла в серой шевелящейся, как сцепленные скорпионы,
массе танков. По ней невозможно было скорректировать, и он торопливо подал
новую команду, зная, что промедление подобно гибели. А когда вторая трасса
ушла, раскаленно ввинчиваясь в дым, все там, впереди, одновременно и
неистово замерцало, засветилось, спутанно замельтешило вспышками других
трасс. Со всего берега почти вместе и вслед за Кузнецовым ударили соседние
батареи, воздух гремел, разбиваясь, скручиваясь и дробясь. Бронебойные
трассы выносились и исчезали в красных встречных рывках огня: ответно били
танки.
клокотавшим в горле криком команд Кузнецов слышал только выстрелы своих
орудий и не услышал близких разрывов за бруствером. Горячий ветер хлестнул в
лицо. Вместе с опаляющими толчками свист осколков взвился над головой. Он
едва успел пригнуться: две воронки, чернея, дымились в двух метрах от щита
орудия, а весь расчет упал на огневой, уткнувшись лицами в землю, при каждом
разрыве за бруствером вздрагивая спинами. Один наводчик Евстигнеев, не
имевший права оставить прицел, стоял на коленях перед щитом, странно
потираясь седым виском о наглазник панорамы, а его руки, точно окаменев,
сжимали механизмы наводки. Он сбоку воспаленным глазом озирал лежащий
расчет, немо крича, спрашивая о чем-то взглядом.
выскочил оттуда, сгибаясь, осыпанный землей, - бинокль мотался на груди, -
упал на колени возле орудия, подполз к Евстигнееву, затормошил его за плечо,
точно разбудить хотел.
Евстигнеев? Наводить можете?
заложило... Громче мне команду давайте, громче!..
на нее, приник к панораме.
готовый руками подталкивать солдат к орудию, чувствуя что-то удушающе острое
Аникина Наталья
Конюшевский Владислав
Пехов Алексей
Маккарти Кормак
Прозоров Александр
Шилова Юлия