Дэйнтри наконец оторвался от двери в спальню. И произнес:
- Там ведь нет ничего такого... в этих пометках?
- Чего именно?
- Существенного, - повторил он вслед за Персивалом.
- Существенного? Я полагаю, вполне может быть. Существенное для
состояния ума.
- Что вы хотите этим сказать? - спросил Персивал. - Вы в самом деле
считаете?..
В голосе его прозвучала надежда, словно он действительно хотел, чтобы
мертвеца, лежавшего в соседней комнате, можно было счесть неблагонадежным,
а ведь в известном смысле таким он и был, подумал Кэсл. Говорил же он
Борису, что любовь и ненависть - чувства равно опасные. И перед мысленным
взором Кэсла возникла картина: спальня в Лоренсу-Маркише, гудит воздушный
кондиционер, и голос Сары по телефону: "Я здесь", - какая великая радость
затопила тогда его. Любовь к Саре привела его к Карсону и потом от Карсона
- к Борису. Влюбленный шагает по миру, как анархист с бомбой, которая
отсчитывает минуты.
- Вы действительно полагаете, что есть доказательство?.. - не
отступался доктор Персивал. - Вы же человек, обучавшийся кодам. А я - нет.
- Послушайте этот отрывок. Он отчеркнутый рядом стоит буква "С".
"Скажу лишь то, что скажут друзья,
А может быть, чуть сильнее.
Вечно руку твою сжимать буду я..."
- А есть у вас идея насчет того, что может означать "С"? - спросил
Персивал... И снова Кэсл уловил в его голосе нотку надежды, которая так
раздражала его. - Это ведь может означать "сделано": чтобы не забыть, что
при зашифровке он этот отрывок уже использовал, верно? При зашифровке по
книге нельзя, по-моему, дважды пользоваться одним и тем же отрывком.
- Совершенно верно. А вот еще один отмеченный кусок.
"Этих серых глаз какова же цена,
Этих темных волос любимых,
Коль за них я приму все муки сполна,
Ад страданий неотвратимых..."
- По-моему, это стихи, сэр, - сказал Пайпер.
- Снова отчеркнуто и стоит "С", доктор Персивал.
- Так вы действительно думаете?..
- Дэвис сказал мне как-то: "Я не умею быть серьезным в серьезном деле".
Так что, я полагаю, свои выражения он заимствовал у Браунинга.
- А "С"?
- Это всего лишь первая буква имени одной девушки, доктор Персивал.
Синтии. Его секретарши. Девушки, в которую он был влюблен. Она из наших.
Спецслужба может ею не заниматься.
Все это время Дэйнтри угрюмо, раздражающе молчал, замкнувшись в своих
мыслях. А сейчас вдруг резко произнес тоном упрека:
- Необходимо вскрытие.
- Конечно, - сказал Персивал, - если пожелает врач Дэвиса. Я ведь его
не лечил. Я был всего лишь его коллегой - хотя он консультировался у меня,
и у нас есть его рентген.
- Его врачу следовало бы сейчас быть здесь.
- Я попрошу вызвать его, как только эти люди закончат свою работу. Уж
вы-то, полковник Дэйнтри, больше всех должны понимать, сколь это важно.
Соображения безопасности стоят у нас на первом месте.
- Интересно, что покажет вскрытие, доктор Персивал.
- Думается, я могу заранее вам это сказать: печень у него почти совсем
разрушена.
- Разрушена?
- Конечно, выпивкой, полковник. А чем же еще? Разве вы не слышали,
Кэсл, я ведь об этом уже говорил!
Кэсл оставил их вести эту подспудную дуэль. Пора было в последний раз
взглянуть на Дэвиса, прежде чем им займется патологоанатом. Кэсл
порадовался, что лицо Дэвиса было спокойно - значит, он не страдал. Кэсл
застегнул пижаму на впалой груди. На куртке не хватало пуговицы. В
обязанности уборщицы не входило пришивать их. Телефон у кровати тихонько
звякнул, но за этим ничего не последовало. Возможно, где-то далеко на
линии отключили микрофон и записывающее устройство. Наблюдение за Дэвисом
снято. Он от этого избавился.
8
Кэсл засел за свое последнее, как он решил, донесение. Со смертью
Дэвиса информация из Африканского сектора должна прекратиться. Если утечка
будет продолжаться, станет ясно, кто тут работает: если же она
прекратится, вину, несомненно, взвалят на покойника. Дэвис уже не
пострадает: его личное дело будет закрыто и отослано в некий центральный
архив, где никому и в голову не придет его изучать. А что, если в нем
можно обнаружить предательство? Подобно тайне кабинета министров, досье
будет держаться в секрете тридцать лет. Как ни печально, а смерть Дэвиса
поистине ниспослана Кэслу Провидением.
Он слышал, как Сара читает перед сном Сэму. Обычно мальчик ложился на
полчаса раньше, но сегодня к нему надо было проявить побольше тепла, так
как первая неделя в школе прошла для него не очень счастливо.
До чего же это долго и медленно - зашифровывать донесение по книге.
Теперь Кэсл уже никогда не доберется до конца "Войны и мира". Завтра
безопасности ради он сожжет свой экземпляр на костре из осенних листьев,
не дожидаясь прибытия Троллопа. Кэсл чувствовал облегчение и одновременно
сожаление - облегчение оттого, что он в меру своих сил отплатил
благодарностью Карсону, и сожаление, что он не сможет закрыть досье по
операции "Дядюшка Римус" и завершить свою месть Корнелиусу Мюллеру.
Покончив с донесением, он спустился вниз и стал ждать Сару. Завтра
воскресенье. Донесение надо будет положить в тайник - в третий тайник,
которым он никогда уже больше не воспользуется: он дал знать об этом по
телефону-автомату с Пикадилли-серкус, прежде чем сесть в поезд на вокзале
Юстон. Такой способ связи крайне затягивал передачу его последнего
сообщения, но более быстрый и более опасный путь был оставлен Кэслом на
крайний случай. Он налил себе тройную порцию "Джи-энд-Би", и доносившееся
сверху бормотанье на какое-то время окружило его атмосферой мира и покоя.
Наверху тихо закрылась дверь, послышались шаги по коридору, заскрипели
ступеньки - как всегда, когда по ним спускались, - и Кэсл подумал, какой
унылой и домашней, даже несказанно монотонной показалась бы многим такая
жизнь. Для него же она была олицетворением безопасности, которой он
ежечасно боялся лишиться. Он в точности знал, что скажет Сара, войдя в
гостиную, и знал, что он ей ответит. Их близость была ему защитой от
темной Кингс-роуд и освещенного фонарем полицейского участка на углу. Он
всегда представлял себе, как - когда пробьет его час - к нему войдет
полицейский в форме, которого он, по всей вероятности, будет знать в лицо,
и с ним - человек из спецслужбы.
- Ты уже выпил виски?
- Тебе тоже налить?
- Немножко, милый.
- Сэм в порядке?
- Я и одеяло не успела ему подоткнуть, как он уже спал.
Совсем как в хорошо напечатанной телеграмме, здесь не было ни одного
слова с искаженным смыслом.
Кэсл протянул Саре стакан - до этой минуты у него не было возможности
поговорить с нею о том, что случилось.
- Как прошла свадьба, милый?
- Ужасно. Мне было так жаль беднягу Дэйнтри.
- Почему беднягу?
- Он потерял дочь, и я сомневаюсь, есть ли у него друзья.
- В вашей конторе, похоже, столько одиноких людей.
- Да. Все, кто не заводит себе пару для компании. Выпей, Сара.
- Что за спешка?
- Я хочу налить нам обоим еще.
- Почему?
- У меня скверные новости, Сара. Я не мог рассказать тебе при Сэме.
Насчет Дэвиса. Дэвис умер.
- Умер? _Дэвис?_
- Да.
- Каким образом?
- Доктор Персивал говорит - это печень.
- Но с печенью ведь так не бывает - чтобы сегодня человек жив, а завтра
уже нет.
- Так говорит доктор Персивал.
- А ты ему не веришь?
- Нет. Не совсем. Мне кажется, Дэйнтри тоже ему не верит.
Она налила себе на два пальца виски - он никогда еще не видел, чтобы
она столько пила.
- Бедный, бедный Дэвис.
- Дэйнтри хочет, чтобы вскрытие произвели люди, не связанные с нашей
службой. Персивал тут же согласился. Он, видимо, абсолютно уверен, что его
диагноз подтвердится.
- Если он так уверен, значит, диагноз правильный?
- Не знаю. Право, не знаю. В нашей Фирме всякое ведь могут устроить.
Наверное, даже вскрытие такое, как надо.