read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



с отводинами -- полное подобие настоящих конских саней. На тех санках мне не
разрешалось кататься из-за малости лет с горы, но мне хотелось кататься, и
кто-нибудь из взрослых, чаще всего прадед или кто посвободней, садили меня в
санки и волочили по полу сенок или по двору.
Папа мой отселился в зимовье, крытое занозистой, неровной дранью,
отчего крыша при больших дождях протекала. Знаю по рассказам бабушки и,
кажется, помню, как радовалась мама отделению от семьи свекра и обретению
хозяйственной самостоятельности, пусть и в тесном, но в "своем углу". Она
все зимовье прибрала, перемыла, бессчетно белила и подбеливала печку. Папа
грозился сделать в зимовье перегородку и вместо козырька-навеса сотворить
настоящие сенки, но так и не исполнил своего намерения.
Когда выселили из дома деда Павла с семьей -- не знаю, но как выселяли
других, точнее, выгоняли семьи на улицу из собственных домов -- помню я,
помнят все старые люди.
Раскулаченных и подкулачников выкинули вон глухой осенью, стало быть, в
самую подходящую для гибели пору. И будь тогдашние времена похожими на
нынешние, все семьи тут же и примерли бы. Но родство и землячество тогда
большой силой были, родственники дальние, близкие, соседи, кумовья и
сватовья, страшась угроз и наветов, все же подобрали детей, в первую голову
грудных, затем из бань, стаек, амбаров и чердаков собрали матерей,
беременных женщин, стариков, больных людей, за ними "незаметно" и всех
остальных разобрали по домам.
Днем "бывшие" обретались по тем же баням и пристройкам, на ночь
проникали в избы, спали на разбросанных попонах, на половиках, под шубами,
старыми одеялишками и на всякой бросовой рямнине. Спали вповалку, не
раздеваясь, все время готовые на вызов и выселение.
Прошел месяц, другой. Пришла глухая зима, "ликвидаторы", радуясь
классовой победе, гуляли, веселились и как будто забыли об обездоленных
людях. Тем надо было жить, мыться, рожать, лечиться, кормиться. Они
прилепились к пригревшим их семьям либо прорубили окна в стайках, утеплили и
отремонтировали давно заброшенные зимовья иль времянки, срубленные для
летней кухни.
Картошка, овощь, соленая капуста, огурцы, бочки с грибами оставались в
подвалах покинутых подворий. Их нещадно и безнаказанно зорили лихие людишки,
шпана разная, не ценящая чужого добра и труда, оставляя открытыми крышки
погребов и подвалов. Выселенные женщины, ночной порой ходившие в погреба,
причитали о погибшем добре, молили Бога о спасении одних и наказании других.
Но в те годы Бог был занят чем-то другим, более важным, и от русской деревни
отвернулся.
Часть кулацких пустующих домов -- нижний конец села весь почти
пустовал, тогда как верхний жил справнее, но "задарили, запоили" верховские
активистов -- шел шепот по деревне, а я думаю, что активистам-ликвидаторам
просто ловчее было зорить тех, кто поближе, чтоб далеко не ходить, верхний
конец села держать "в резерве". Словом, живучий элемент начал занимать свои
пустующие избы или жилье пролетарьев и активистов, переселившихся и
покинутые дома, занимали и быстро приводили их в божеский вид. Крытые как
попало и чем попало низовские окраинные избушки преобразились, ожили,
засверкали чистыми окнами.
Многие дома в нашем селе строены на две половины, и не всегда во второй
половине жили родственники, случалось, просто союзники по паю. Неделю,
месяц, другой они могли еще терпеть многолюдство, теснотищу, но потом
начинались раздоры, чаще всего возле печи, меж бабами-стряпухами. Случалось,
семья выселенцев снова оказывалась на улице, искала приюту. Однако
большинство семейств все же ужились между собой. Бабы посылали парнишек в
свои заброшенные дома за припрятанным скарбом, за овощью в подвал. Сами
хозяйки иной раз проникали домой. За столом сидели, спали на кровати, на
давно не беленной печи, управлялись по дому, крушили мебелишку новожители.
"Здравствуйте", -- остановившись возле порога, еле слышно произносила
бывшая хозяйка дома. Чаще всего ей не отвечали, кто от занятости и хамства,
кто от презрения и классовой ненависти.
У Болтухиных, сменивших и загадивших уже несколько домов, насмехались,
ерничали: "Проходите, хвастайте, чего забыли?.." -- "Да вот сковороду бы
взять, чигунку, клюку, ухват -- варить..." -- "Дак чЕ? Бери, как свое..." --
Баба вызволяла инвентарь, норовя, помимо названного, прихватить и еще
чего-нибудь: половичишки, одежонку какую-никакую, припрятанный в ей лишь
известном месте кусок полотна или холста.
Заселившие "справный" дом новожители, прежде всего бабы, стыдясь
вторжения в чужой угол, опустив долу очи, пережидали, когда уйдет "сама".
Болтухины же следили за "контрой", за недавними своими собутыльниками,
подругами и благодетелями -- не вынесет ли откудова золотишко "бывшая", не
потянут ли из захоронки ценную вещь: шубу, валенки, платок. Как уличат
пойманного злоумышленника, сразу в крик: "А-а, воруешь? В тюрьму
захотела?.." -- "Да как же ворую... это же мое, наше..." -- "Было ваше,
стало наше! Поволоку вот в сельсовет..."
Попускались добром горемыки. "Подавитесь!" -- говорили. Катька
Болтухина металась по селу, меняла отнятую вещь на выпивку, никого не боясь,
ничего не стесняясь. Случалось, тут же предлагала отнятое самой хозяйке.
Бабушка моя, Катерина Петровна, все деньжонки, скопленные на черный день,
убухала, не одну вещь "выкупила" у Болтухиных и вернула в описанные семьи.
К весне в пустующих избах были перебиты окна, сорваны двери, истрепаны
половики, сожжена мебель. За зиму часть села выгорела. Молодняк иногда
протапливал печи в домнинской или какой другой просторной избе и устраивал
там вечерки. Не глядя на классовые расслоения, парни щупали по углам девок.
Ребятишки как играли, так и продолжали играть вместе. Плотники,
бондари, столяры и сапожники из раскулаченных потихоньку прилаживались к
делу, смекали заработать на кусок хлеба. Но и работали, и жили в своих,
чужих ли домах, пугливо озираясь, ничего капитально не ремонтируя,
прочно, надолго не налаживая, жили, как в ночевальной заезжей избе. Этим
семьям предстояло вторичное выселение, еще более тягостное, при котором
произошла единственная за время раскулачивания трагедия в нашем селе.
Немой Кирила, когда первый раз Платоновских выбрасывали на улицу, был
на заимке, и ему как-то сумели втолковать после, что изгнание из избы
произошло вынужденное, временное. Однако Кирила насторожился и, живя
скрытником на заимке со спрятанным конем, не угнанным со двора в колхоз по
причине дутого брюха и хромой ноги, нет-нет и наведывался в деревню верхом.
Кто-то из колхозников или мимоезжих людей и сказал на заимке Кириле,
что дома у них неладно, что снова Платоновских выселяют. Кирила примчался к
распахнутым воротам в тот момент, когда уже вся семья стояла покорно во
дворе, окружив выкинутое барахлишко. Любопытные толпились в проулке,
наблюдая, как самое Платошиху нездешние люди с наганами пытаются тащить из
избы. Платошиха хваталась за двери, за косяки, кричала зарезанно. Вроде уж
совсем ее вытащат, но только отпустят, она сорванными, кровящими ногтями
вновь находит, за что уцепиться.
Хозяин, чернявый по природе, от горя сделавшийся совсем черным,
увещевал жену: "Да будет тебе, Парасковья! Чего уж теперь? Пойдем к добрым
людям..."
Ребятишки, их много было во дворе Платоновских, уже и тележку, давно
приготовленную, загрузили, вещи, кои дозволено было взять, сложили, в
оглобли тележки впряглись. "Пойдем, мама. Пойдем..." -- умоляли они
Платошиху, утираясь рукавами.
Ликвидаторам удалось-таки оторвать от косяка Платошиху. Они столкнули
ее с крыльца, но, полежав со скомканно задравшимся подолом на настиле, она
снова поползла по двору, воя и протягивая руки к распахнутой двери. И снова
оказалась на крыльце. Тогда городской уполномоченный с наганом на боку пхнул
женщину подошвой сапога в лицо. Платошиха опрокинулась с крыльца, зашарила
руками по настилу, что-то отыскивая. "ПарасковьяПарасковья! Что ты? Что
ты?.."
Тут и раздался утробный бычий крик: "М-м-мауууу!.." Кирила выхватил из
чурки ржавый колун, метнулся к уполномоченному. Знавший только угрюмую
рабскую покорность, к сопротивлению не готовый, уполномоченный не успел даже
и о кобуре вспомнить. Кирила всмятку разнес его голову, мозги и кровь
выплеснулись на крыльцо, обрызгали стену. Дети закрылись руками, бабы
завопили, народ начал разбегаться в разные стороны. Через забор хватанул
второй уполномоченный, стриганули со двора понятые и активисты. Разъяренный
Кирила бегал по селу с колуном, зарубил свинью, попавшуюся на пути, напал на
сплавщицкий катер и чуть не порешил матроса, нашего же, деревенского.
На катере Кирилу окатили водой из ведра, связали и выдали властям.
Гибель уполномоченного и бесчинство Кирилы ускорили выселение
раскулаченных семей. Платоновских на катере уплавили в город, и никто,
никогда, ничего о них больше не слышал.
Прадед был выслан в Игарку и умер там в первую же зиму, а о деде Павле
речь впереди.
Перегородки в родной моей избе разобрали, сделав большой общий класс,
потому я почти ничего не узнавал и заодно с ребятишками что-то в доме
дорубал, доламывал и сокрушал.
Дом этот и угодил на фотографию, где меня нет. Дома тоже давным-давно
на свете нет.
После школы было в нем правление колхоза. Когда колхоз развалился, жили
в нем Болтухины, опиливая и дожигая сени, терраску. Потом дом долго
пустовал, дряхлел и, наконец пришло указание разобрать заброшенное жилище,
сплавить к Гремячей речке, откуда его перевезут в Емельяново и поставят.
Быстро разобрали овсянские мужики наш дом, еще быстрее сплавили куда
велено, ждали, ждали, когда приедут из Емельянова, и не дождались.
Сговорившись потихоньку с береговыми жителями, сплавщики дом продали на
дрова и денежки потихоньку пропили.
Ни в Емельянове, ни в каком другом месте о доме никто так и не
вспомнил.





Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 [ 33 ] 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.