Чтение 33–й страницы книги ~Разбиватель сердец~

В десятиь утра Саня, проклиная богов севера, чертей эфира и
диспетчеров госпромхоза, настроил рацию и, выйдя на связь с
диспетчерской, заказал санрейс.

Я помогал ему паковать в кули мороженую рыьу и пересчитывать
песцовые шкурки.

Потом он ушел по путику проверять капканы, а я топил печь, месил
тесто, варил гусятину с лапшой - и думал...

Через месяц я послал Мулке - через Санин адрес - из Ленинграда две
пары водолазного белья, "Историю античной эстетики" Лосева, хорошую
трубку с табаком и водонепроницаемые светящиеся часы для подводного
плавания. Ответа не получил, но ведь писать я и сам не люблю.

В Ленинград ко мне Мулка так и не приехал, еще на пару писем - не
ответил; да и писал-то я на Саню.

А Саня через полтора года, летом, позвонил в мою дверь - и гостил
две недели из своего полугодового, с оплаченными раз в три года,
билетами, полярного отпуска: две недли загула, напора и "отведения
души".

- Чудак, - сказал он о Мулке. - Глаза жестокие, а сам добрый.
Умный! в двух университетах учился. Говорят, шаманом хотел быть, а потом

- 83 -

выучился и раздумал, а трудиться нормально ему, вроде, религия не
позволяет... или с родней поссорился, говорят.

...Я провожал его в ресторане гостиницы "Московская".
Дружески-одобрительный официант менял бутылки с коньяком. В полумраке
сцены, в приглушенных прожекторах, девушки в газе и кисее изгибались под
музыку, танцуя баядер. Саня облизал губы.

- Я тебе вот что скажу, - сказал он. - ПрОклятое то место. Я на
этой точке два плана делал, по полтораста песцов ловил, рыбы шесть тонн.
Бензиновый движок в прошлом году купил, электричество сделал. А только
не вернусь туда больше. Найду желающего, продам ему все там, тысячи
четыре точно возьму, и - ша...

Я не понял.

- Пошел Мулке подарок твой относить - а там и нет ничего... Вообще
ничего, понял?

- Может, не нашел? - Я улыбнулся, начиная подозревать истину.

- Как не найти - прямо на берегу стояла?! Что я, один год в тайге,
не ходил по ней, что ли?.. Заночевал у костра, назавтра все там исходил,
дальше дошел - аж до Чертова Пальца, а это на десять километров дальше,
понял? - Он выпил, изящно промокнул губы салфеткой и положил ее обратно
на колени. - А назад иду - вот она, избушка! Пустая! черная... Ближе
подошел - все настежь, все покосилось. И... и кости собачьи на крыльце.

Ну - я пощипал себя, что не сплю, и по реке вниз обратно - задницу
в горсть, и мелкими скачками. У поворота оглянулся - а там свет в окне!
И собака залаяла!

До дому долетел - не знаю как. Печь растопил, сижу у нее и трясусь.
И ружье рядом.

А потом - тринадцать дней ровно! - все капканы как один пустые!
Каждый день обхожу, еще десяток в звпвсе был - поставил: ничего! И рыба:
две сетки в прорубях у меня: пусто, понял! Ну, думаю, плохо дело...

А на четырнадцатую ночь просыпаюсь: скребется кто-то на крыше,
ходит. Аж дух замер. Тихо встал, ружье взвел - и прямо из открытых
дверей вверх! Слышу - спрыгнул кто-то на ту сторону. Я - туда: росомаха
пожаловала, улепетывает! И сразу я ее свалил, одной пулей, ночью - прямо
в хребет.

И в этот день - все ловушки с добычей! все как есть! эт что такое,
ты мне скажи, а?! Твое здоровье!

- Саня, - сказал я, - кончай врать. Эти байки девочкам в Сочи
травить будешь. Часы у тебя на руке - те, что я Мулке посылал.

Он побагровел, сдернул руку под стол и засуетился:

- Часы я такие в Москве купил, удобные часы. Ты что, в ГУМе купил,
как раз выкинули...

- Сколько стоят?

- Что я, помню?.. Деньги летят, знаешь...

- А те часы где?

- Те я у избушки оставил... положил, и бежать.

- Значит, посылку открыл, раз знаешь про них?

- А что им зря пропадать, - пробурчал он, совершенно уничтоженный.
- Хочешь - забери, что мне... я просто на память...

Я вздохнул. Что с него возьмешь, беззлобного. Он и свое отдал бы
еще легче, чем мое взял. Понравилось, и все тут, велик ли грех, он тут
со мной уже две недели деньги расшвыривает, ящик этих часов прогулял
небось.

- 84 -

- Сколько тебе лет, Саня?

- Двадцать девять, - ответил он с обидой. - Жениться вот думаю,
пора. Не посоветуешь?

Это было полтора года спустя.

А тогда солнце дробилось радугой в пропеллере. "Аннушка"
протарахтела, снижаясь и скользя, качнула крыльями и села на реку,
вспоров два веера алмазной пыли. Летчики в собачьих унтах и цигейковых
куртках закурили и пошли к избушке угоститься рыбкой.

Саня хлопотал: чай заварил индийский, выставил субудай - малосол из
свежей, вчера вынутой из проруби, нельмы, с солью, уксусом, перцем и
чесноком, подарил им по глухарю: с летчиками надо дружить, чтоб
прилетать хотели, от летчиков много зависит.

Я помог ему таскать кули и связки в самолет.

- Заблудился, значит? Бывает. Хорошо еще, что нашелся. Тайга - это
тайга.

Летчики пахли одеколоном, мылом, отутюженной одеждой. Цивилизацией.
невероятно чистоплотны и ухожены были летчики. Неужели и я в городе
такой?

Самолет подпрыгнул и полез вверх. Я прилип к иллюминатору. Саня
стоял у крошечной избушки посреди белой вселенной и махал рукой.

Летчики, молодые ребята при белых рубашках и галстуках,
перекрикивались через шум мотора и смеялись о своем.

Солнце сплющивалось и вплавлялось в горизонт - малиновое,
праздничное, вечное. Закат расцветил снега внизу буйной карнавальной
гаммой.

Игарка замигала издали гирляндами огоньков, провешивающих порт и
улицы. Встреча произошла без формальностей - да и вообще никакой встречи
не было. Инспектор госпромхоза убедился, что никто ничего неположенного
не приволок, разгружать было уже поздно - грузчиков не было, механик
зачехлил мотор, закрыл на ключ дверцу, опечатал ее своей печатью, а
инспектор - своей. У всех были свои дела и своя жизнь.

Я сидел в гостинице летчиков и смотрел по телевизору антивоенный
митинг в Лужниках. Парок слетал в морозный воздух от единого дыхания
десятков тысяч людей.

В коридоре дежурная наставляла по телефону мужа, чем кормить детей.

Летчики хвастались своими женами и пили за семьи - они были
командированы сюда из Красноярска.

Смешной внук шамана. Пропавший учитель для детишек таежных школ.
Твоя совесть и твой страх оказались сильнее твоего разума и веры.

Разум человечества, наверное, должен быть равен его совести. Люди
не могут отрешиться от дел - кто ж за них все эти дела сделает? Кто ж,
кроме нас самих, поведет нас дальше, преодолевая все опасности, вплоть
до самых страшных.

телевизор показывал антивоенные выступления по всему свету.

Десятки и сотни тысяч лет мы боролись. Боролись с холодом и
голодом, хищниками и болезнями. Из бесконечных глубин наш путь - путь
борьбы за жизнь; умение бороться за нее живет в нас от пращуров, оно

- 85 -

сидит в наших генах. От опасности не спрячешься, не пересидишь ее - у
нас нет выбора, кроме победы.

Я отпечатал под копирку письмо ему и оставил с просьбой во всех
московских магазинах "Старой книги". Авось ведь выберется еще.

Надо бы встретиться, договорить.