они пошли по ним. А я не успел, хотя мне нужно было первым разминировать.
А я не успел, не смог их предупредить...
- выдавил с удушливым стоном Греков, не вытирая мокрое от слез лицо, и
дрожащей рукой поискал палку, трудно поднялся. - И это ты называешь
правдой? Кому же нужна такая правда? Кому?
Тебя отвезти? Или, может быть, вызвать такси?
Валерия... У тебя свои дети, у тебя дочь, Алеша... И ты поймешь меня...
поймешь, - упавшим до шепота голосом выговорил Греков, и, опираясь на
палку, пошел к двери быстрыми, семенящими шагами. Но когда выходил, ноги
вдруг споткнулись, будто он вспомнил что-то и хотел обернуться, спина
горбато ссутулилась, стала ослабленной, старческой, он наклонил голову, и
короткий лающий звук вырвался из его груди, словно он глотал и давился. И,
беспомощно подняв обе руки к наклоненному и искаженному плачем лицу, слепо
шагая, согнутый, весь седой, он вышел; палка простучала на кухне,
замедлила стук по ступеням крыльца, заскрипела под окном.
палки, но не смотрел, как он шел по двору, боясь, что не выдержит сейчас,
и пальцами стискивал, сжимал скулы, рот, мычал в ладонь, и тер рукою лицо;
непроходящая, почти физическая боль обливала его морозным ознобом.
страхом глаза от окна на него, потом остановилась позади и робко прижалась
щекой к его каменному, неподвижному плечу.
Он совсем старик. Ну помоги, помоги ему, Алеша!