замечание прошло незамеченным.
значит это слово?
Иисусу Навину под Иерихоном: "Мужайся!"
- сказал Уоллес.
металлические штуки.
чего я достиг. Двадцать пять лет назад я приехал в Эрец полным
ничтожеством. Но я не могу так умереть. Я не мог позволить себе закрыть
глаза, пока я не создам чего-нибудь, достойного человека, чего-нибудь
важного и значительного.
бессердечным. Более того, он был воспитан в старинных принципах
вежливости. Почти так же, как женщины некогда воспитывались в чистоте и
благонравии. Приученный издавать одобрительные звуки при виде хлама,
который Шула откапывала на свалках, он и тут пробормотал нечто
неопределенное и сделал жест рукой, но все же добавил, что Элия
очень-очень болен. Эти медальоны могут утомить его.
искусства?
приемную вошла медсестра.
разбудила его?
время стискивал деньги в кулаке.
рассеянный, но ведь вы очень разволновались.
сознаться. Он хочет дождаться вас здесь. Мы мчались сюда из "Батлер-Холла"
как угорелые. Ему не терпелось увидеть рукопись.
человеком!
как я сожалею. Могу себе представить, как он огорчен. Но, Марго, только
один человек в мире мог взять эту злосчастную рукопись. Ты можешь выяснить
у лифтера, не приходила ли Шула?
семьи.
необходимости он приносил ее из подвала, где она висела на гвозде, вбитом
в кирпичную стену.
слишком снисходителен. Как неловко, как нехорошо! Быть отцом этой
сумасшедшей идиотки, подстерегающей этого несчастного индуса! Ты говорила
с Родригесом?
полдень. Я думаю, этот человек угрожал ей.
десяти утра, в противном случае он придет с ордером на что-то.
Она сказала, что посоветуется со своим исповедником. Что она пойдет к
патеру Роблесу и подаст жалобу Церкви.
обыск ее квартиры? Двенадцать лет она сносила туда всякий хлам. Если
полицейские положат там свои шляпы, они больше никогда не смогут их
разыскать. Ты не думаешь, что она сбежала в Нью-Рошель?
- Сэммлер знал ее привычки; знал их так же хорошо, как эскимосы знают
привычки тюленей. Знают их тайные лежбища. - Сейчас она спасает меня,
поскольку я соучаствую в сокрытии краденого. Она, наверное, здорово
струсила после угроз детектива, бедняжка, и дождалась, пока мы с тобой оба
ушли из квартиры. (Шпионила под моей дверью, как тот чернокожий.
Подавленная сознанием, что ее отец не включил ее в круг его важнейших
забот. И полная решимости вернуть себе утраченную роль в его жизни.) Я
слишком долго позволял ей тешить себя этой ерундой насчет Герберта Уэллса.
А теперь кто-нибудь из-за этого пострадает.
невзгоды, если он возлагает такие надежды на Луну.
снова и снова одни и те же дурацкие трюки. Все ту же трагикомическую
бессмыслицу. Все те же эмоциональные мотивы. Все те же невыполнимые
желания. Все новые и новые попытки дать выход все тем же страстям, дать
волю все тем же чувствам. Возможен ли хоть какой-то положительный
результат? Или вся эта ожесточенная борьба совершенно напрасна? Все же
существовал энергетический запас благородных побуждений. Наряду с лаем,
шипением, обезьяньим лопотанием и плевками. И все же были времена, когда
Любовь казалась величайшим архитектором человечества. Разве это не
случалось? Даже тупость порой превращалась в золотой фонд для великих
деяний. Разве это было невозможно? Но существуют ли целебные средства
против этих приступов слабости, против этих цепких болезней? Временами
сама идея исцеления казалась мистеру Сэммлеру порочной. Что, собственно,
подлежало исцелению? Можно было изменить течение болезни, как-то иначе
преобразовать общий беспорядок. Но исцелить Чушь. Переименовать Грех в
Болезнь, переобозначить понятия (Фефер был прав), а потом просвещенные
доктора просто вычеркнут болезнь из списка. О да! И в конце концов
блестящие мыслители, люди науки, все яснее и яснее понимая это, будут
вынуждены подать на развод со всеми возможными человеческими поступками. И
тогда они устремятся прочь, к Луне, в своих металлических летающих
гусеницах.
сомневаюсь, что она там. На всякий случай все же надо позвонить патеру
Роблесу. Если б только он знал, где она... Я позвоню еще раз.
была коренной американкой. От нее не нужно было скрывать свою
приниженность чужеземца. Тем более что она проявила деликатность, не
позвонив прямо в палату Элии.
Скажи ему, я уверен, что рукописи ничто не угрожает. Разъясни ему, что
Шула преклоняется перед трудом писателя. И пожалуйста, попроси его
избавиться от детектива.
слов.
Поскольку миссис Эркин умоляет меня потерпеть немного, я согласен
подождать еще некоторое время. Но очень, очень недолго. А затем я буду
требовать, чтобы полиция задержала вашу дочь.
выразить словами. Но я совершенно уверен, что рукопись в безопасности. Как
я понимаю, это у вас единственный экземпляр?
более полугода. Ну, конечно, потребовались годы для тщательной подготовки