юной, мечтавшей о сцене девочки, которая назло Пашке вышла в
сорок шестом замуж, а через пять лет овдовела. Как раз в тот
год мы приехали на открытие мемориальной доски в школе: так уж
получилось, что с войны мы не вернулись в родной город. Я жил в
Москве, Остапчук с Александровым по иным местам, и из всех
парней нашего класса в родном городе остался только Сашка
Стамескин. Виноват, Александр Авдеевич Стамескин, директор
крупнейшего авиазавода, лауреат, депутат и прочая и прочая.
Павел болтал про фронт вперемежку со спортом. Александров
хрипел, свистел и рычал, а я вспоминал город, знакомых, наш
класс, и нашу школу, и нашего директора Николая Григорьевича
Ромахина, чьей связной в подполье была Искра. В тот
единственный раз, когда мы, уцелевшие, по личной просьбе
директора приехали на открытие, он сам зачитывал имена погибших
перед замершим строем выживших.
ему, и дальше Николай Григорьевич кричал фамилии, все усиливая
и усиливая крик.-- Герой Советского Союза летчик-истребитель
Георгий Ландыс. Жора Ландыс. Марки собирал. Артем... Артем
Шефер. Из школы его выгнали за принципиальность, и он доказал
ее, принципиальность свою, доказал! Когда провод перебило, он
сам себя взорвал вместе с мостом. Просторная у него могила, у
Артема нашего!.. Владимир Храмов, Вовик, отличник наш, тихий
самый. Его даже в переменки и не видно было и не слышно. На
Кубани лег возле сорокапятки своей. Ни шагу назад не сделал. Ни
шагу!.. Искра... По... По...
запрыгали и побелели. Женщины бросились к нему, стали
усаживать, поить водой. Он сесть отказался, а воду выпил, и мы
слышали, как стучали о стекло его зубы. Потом он вытер слезы и
тихо сказал:
слушали.
ученики, сегодняшние школьники и учителя, инвалиды, вдовы,
сироты, одинокие -- все как один. И Николай Григорьевич начал
почти шепотом.
звали, не знаю, а только гестаповцы ее на два часа раньше
доченьки повесили. Так и висели рядышком -- Искра Полякова и
товарищ Полякова, мать и дочь.-- Он помолчал, горестно качал
головой и вдруг, шагнув, поднял кулак и крикнул на весь зал: --
А подполье жило! Жило и било гадов! И мстило за Искорку и маму
ее, жестоко мстило!
нашим Ромахиным, если бы не Зина. И, постарев, она не
повзрослела: шагнула вдруг к нему, взяв за руки своих взрослых
сыновей:
Артем, а младший--Жорка. Правда, похожи на тех, на наших?
и прошептал:
Григорьевич умер. Я был в командировке, на похороны не попал и
больше не ездил на школьные сборы. Павел тоже, а Валентин
ездил. Нечасто, правда, раз в два-три года. Встречался с теми,
кто уцелел на фронте или выжил в оккупации, ходил в гости,
гонял чаи с доживающими свой невеселый век мамами и стареющими
одноклассницами, смотрел бесконечные альбомы, слушал рассказы и
всем чинил часы. И самое точное время в городе было у бывших
учеников когда-то горестно знаменитого 9 "Б".