read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com




* * *

Ночью он и она были вместе. В доме Тамбы, где комнаты наверху существовали для обмана, а настоящая жизнь была сосредоточена в подполе, им отвели комнату без окон.
После долгого наслаждения, не похожего ни на "Огонь и гром", ни на "Любовь кротов", он сказал, глядя на ее неподвижное лицо, на опущенные ресницы:
- Я никогда не знаю, что ты чувствуешь, о чем думаешь. Даже сейчас.
Она молчала, и казалось, что ответа не будет. Но вот из-под ресниц блеснули искры, алые губы шевельнулись:
- Я не могу сказать тебе, о чем думаю. Но если хочешь, я покажу тебе, что я чувствую.
- Да, очень хочу!
Она снова опустила ресницы.
- Поднимись наверх, в коридор. Там темно, но ты еще и зажмурь глаза, чтобы не видеть даже теней. Коснись правой стены. Иди вперед, пока не окажешься перед дверью. Отвори ее и сделай три больших шага вперед. Потом открой глаза.
Больше она ничего не сказала.
Он встал, хотел накинуть рубашку.
- Нет, на тебе не должно быть никакой одежды.
Он поднялся по прикрепленной к стене лестнице. Глаз не открывал.
Медленно прошел коридором, наткнулся на дверь.
Открыл ее - и кожу обдало ночным холодом.
Это дверь, за которой пропасть, сообразил он и замер на пороге.
Три больших шага? Насколько больших? Какой длины был мостик? Примерно сажень, не больше.
Шагнул раз, другой, стараясь не мельчить. Перед третьим запнулся. Что если на третьем шаге нога попадет в пустоту?
Пропасть была здесь, совсем рядом, он чувствовал ее бездонное дыхание.
Усилием воли он сделал шаг - точь-в-точь такой же, как предыдущие. Пальцы ощутили ребристую кромку. Еще бы пол-вершка, и...
Он открыл глаза - и ничего не увидел.
Не было ни луны, ни звезд, ни огоньков внизу. Мир соединился в одно целое, в нем не было ни неба, ни земли, ни верха, ни низа. Была лишь точка, вокруг которой располагалось сущее.
Точка находилась в груди Фандорина и посылала вовне сигнал, полный жизни и тайны: тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Солнце всё делит,
Тьма всё объединяет.
Ночью мир един.

Пролитое сакэ

Тамба сказал:
- Падать нужно, как сосновая иголка падает на землю - бесшумно и плавно. А ты падаешь, как подрубленное дерево. Мо иккай <Еще раз (яп.)>.
Эраст Петрович представил себе сосну, поросшие хвоей ветки, вот одна оторвалась и кружась полетела вниз, мягко опустилась на траву. Подпрыгнул, перевернулся в воздухе, плашмя бухнулся о землю.
- Мо иккай.
Иголки сыпались одна за другой, вот воображаемая ветка уже совсем облысела, пришлось взяться за следующую, но после каждого падения слышалось неизменное:
- Мо иккай.
Эраст Петрович послушно набивал себе синяки, но больше всего ему хотелось научиться драться - пусть не как Тамба, но хотя бы как незабываемая Нэко-тян. Однако дзёнин с этим не спешил, пока ограничивался теорией. Говорил, что сначала нужно по отдельности изучить каждый из трех принципов схватки: нагарэ - текучесть, хэнкан - переменчивость и, самый сложный из них всех, ринки-охэн - способность к импровизации в зависимости от манеры противника.
Полезней всего, с точки зрения титулярного советника, были сведения об ударах по жизненно важным точкам. Тут, пока постигаешь труднопроизносимые и трудноуясняемые принципы ниндзюцу, вполне можно было обойтись навыками английского boxing и французской savate.
В заветной тетрадочке появились рисунки частей человеческого тела со стрелками разной толщины, в зависимости от силы удара, и загадочными комментариями вроде: "Сода (шест, позв.) - врем, паралич: несильно! - ин. мом. смерть". Или: "Вансюн (трехглав, мыш.) - врем, паралич руки; несильно! - ин. перелом".
Самыми сложными неожиданно оказались уроки дыхания. Тамба туго перетягивал ученику ремнем талию, и нужно было сделать подряд две тысячи вдохов - таких глубоких, чтобы надувалась нижняя часть живота. Мышцы от этого вроде бы нехитрого упражнения болели так, что в первый вечер Фандорин приполз к себе в комнату скрючившись и очень боялся, что ночью не сможет любить Мидори.
Смог.
Она натерла его синяки и ссадины целебной мазью, а потом показала, как снимать боль и усталость при помощи кэцуин - магического сцепления пальцев. Под ее руководством Зраст Петрович четверть часа вывертывал пальцы и складывал их в какие-то невообразимо замысловатые кукиши, после чего разбитость как рукой сняло, а тело наполнилось энергией и силой.
Днем любовники не виделись - Фандорин постигал тайны правильного падения и правильного дыхания, Мидори была занята какими-то своими делами, но ночи всецело принадлежали им двоим.
Титулярный советник научился обходиться двумя часами отдыха. Оказалось, что, если овладеть искусством правильного сна, для восстановления сил этого вполне достаточно.
В соответствии с мудрой наукой дзёдзюцу, каждая новая ночь была непохожа на предыдущую и имела собственное название: "Крик цапли", "Золотая цепочка", "Лисица и барсук" - Мидори говорила, что однообразие губительно для страсти.
Прежде жизнь Эраста Петровича была окрашена по преимуществу в белый цвет, цвет дня. Теперь же, из-за того что время сна настолько сократилось, существование стало двухцветным - белым и черным. Ночь превратилась из фона, задника настоящей жизни в ее полноценную часть, и от этого мироздание в целом сильно выиграло.
Пространство, раскинувшееся от заката до рассвета, вмещало в себя очень многое: и отдых, и страсть, и тихий разговор, и даже шумную возню - ведь оба были так молоды.
Например, однажды поспорили, кто быстрее: Мидори бегом или Фандорин на велосипеде.
Не поленились перебраться на ту сторону расщелины, где дожидался хозяина "Royal Crescent Tricycle", спустились к подножию горы и устроили кросс по тропе.
Сначала Эраст Петрович вырвался вперед, но через полчаса, устав крутить педали, сбавил темп, и Мидори стала догонять. Бежала легко, размеренно, нисколько не участив дыхания. Версте на десятой обошла велосипедиста, и разрыв постепенно увеличивался.
Лишь теперь Фандорин догадался, каким образом Мидори сумела за одну ночь доставить в Йокогаму целебную траву масо с южного склона горы Тандзава. Просто пробежала пятнадцать ри в одну сторону, потом столько же обратно. Сто двадцать верст! И на следующую ночь опять! То-то она засмеялась, когда он пожалел загнанную лошадь...
Однажды он попытался завести разговор о будущем, но услышал в ответ:
- В японском языке будущего времени нет, только прошедшее и настоящее.
- Но ведь что-то с нами все-таки будет, с тобой и со мной, - упорствовал Эраст Петрович.
- Да, - серьезно ответила она. - Только я еще не решила, что именно: "Осенний лист" или "Сладостная слеза". У обеих концовок есть свои преимущества.
Он помертвел. Больше о будущем не говорили.

* * *

Вечером четвертого дня Мидори сказала:
- Сегодня мы не коснемся друг друга. Мы будем пить вино и разговаривать о прекрасном.
- То есть как "не коснемся"? - взволновался Эраст Петрович. - Ведь ты обещала "Серебряную паутинку"!
- "Серебряная паутинка" - это ночь, проведенная в утонченной, чувствительной беседе, чтобы две души соединились невидимыми нитями. Чем прочнее эта паутина, тем надольше удержит она мотылька любви.
Фандорин попробовал взбунтоваться:
- Не хочу "Паутинку", мотылек и так уже никуда не денется! Давай лучше "Лисицу и барсука", как вчера!
- Страсть не терпит повторений и нуждается в передышке, - назидательно сказала Мидори.
- Моя не нуждается!
Она топнула ногой:
- Кто из нас учитель дзёдзюцу - ты или я?
- Одни учителя кругом. Никакой жизни нет, - пробурчал Эраст Петрович, капитулируя. - Ну хорошо. О каком таком прекрасном мы будет говорить всю ночь?
- Например, о поэзии. Какое поэтическое произведение ты любишь больше всего?
Вице-консул задумался, а Мидори поставила на столик кувшинчик сакэ и села скрестив ноги.
- Ну, не знаю... - протянул он. - Мне "Евгений Онегин" нравится. Сочинение русского поэта П-Пушкина.
- Прочти его мне! И переведи.
Она положила локти на колени, приготовилась слушать.
- Но я его наизусть не помню. Там несколько тысяч строк.
- Как можно любить стихотворение, в котором несколько тысяч строк? И зачем так много? Когда поэт сочиняет длинно, это значит, что ему нечего сказать.
Обидевшись за гения русской поэзии, Фандорин иронически спросил:
- А сколько строчек в твоем любимом стихотворении?
- Три, - ответил она серьезно. - Больше всего я люблю трехстишья, хокку. В них сказано так мало и в то же время так много. Каждое слово на своем месте, и ни одного лишнего. Я уверена, что бодхисатвы говорят между собой одними хокку.
- Прочти, - попросил заинтригованный Эраст Петрович. - Пожалуйста, прочти.
Она полуприкрыла глаза и нараспев продекламировала:

Мой ловец стрекоз,
О, как же далеко ты
Нынче забежал...

- Красиво, - признал Фандорин. - Только я ничего не понял. Какой ловец стрекоз? Куда он забежал? И зачем?
Мидори открыла глаза, мечтательно повторила:
- Доко мадэ итта яра... Как прекрасно! Чтобы до конца понять хокку, нужно обладать особенным чутьем или сокровенным знанием. Если бы ты знал, что великая поэтесса Тиё написала это стихотворение на смерть своего маленького сына, ты не смотрел бы на меня с такой снисходительностью, верно?
Он замолчал, потрясенный глубиной силы и чувства, внезапно открывшейся в трех простых, будничных строках.
- Хокку подобно телесной оболочке, в которой заключена невидимая, неуловимая душа. Тайна спрятана в тесном пространстве между пятью слогами первой строки (она называется ками-но-ку) и семью слогами второй строки (она называется нака-но-ку), а потом меж семью слогами нака-но-ку и пятью слогами последней, третьей строки (она называется симо-но-ку). Как бы тебе объяснить, чтобы ты понял? - Лицо Мидори осветилось лукавой улыбкой. - Сейчас попробую. Хорошее хокку похоже на силуэт прекрасной женщины или на искусно обнаженную часть ее тела. Контур, деталь волнуют куда больше, чем целое.
- А я предпочитаю целое, - заявил Фандорин, положив руку ей на колено.
- Это потому что ты мальчишка и дикарь. - Веер больно шлепнул его по пальцам. - Человеку утонченному достаточно увидеть краешек Красоты, и его воображение вмиг дорисует остальное, да еще многократно улучшит его.
- Между прочим, это из Пушкина, - проворчал титулярный советник, дуя на ушибленные пальцы. - А твое любимое стихотворение, хоть и красивое, но очень уж грустное.
- Настоящая красота всегда грустная.
Эраст Петрович удивился:
- Неужели?
- Есть две красоты: красота радости и красота печали. Вы, люди Запада, предпочитаете первую, мы - вторую. Потому что красота радости недолговечна, как полет бабочки. А красота печального прочнее камня. Кто помнит о миллионах счастливых влюбленных, что мирно прожили свою жизнь, состарились и умерли? А о трагической любви сочиняют пьесы, которые живут столетия. Давай выпьем, а потом будем разговаривать о Красоте.
Но поговорить о Красоте им было не суждено.
Эраст Петрович поднял чарку и сказал: "Я пью за красоту радости". "А я японка и пью за красоту печали", - ответила Мидори и выпила, он же не успел.
Ночь разорвал бешеный крик: "ЦУМЭ-Э-Э!!!". Откликом ему был рев, исторгнутый множеством глоток.
Рука Фандорина дрогнула, сакэ пролилось на татами.

Дрогнула рука,
Вино пролилось на стол.
Злая примета.

Большой костер

Редко, но бывает, что встретится женщина, которая сильнее тебя. Тут так: не пыжиться, не выпячивать грудь, а наоборот - прикинуться слабым, беззащитным. Сильные женщины от этого тают. Сами всё сделают, только не мешай.
В деревне проклятых синоби имелся всего один предмет, представляющий интерес для ценителя женственности, - семнадцатилетняя Эцуко. Конечно, не красавица, но, как говорится, на болоте и жаба принцесса. Прочее женское население Какусимуры <Спрятанная деревня (яп.)> (название для деревни Маса изобрел сам, потому что синоби ее никак не называли) состояло из старой ведьмы Нэко-тян (тоже еще кошечка! <нэко-тян по-японски значит "кошечка">), беременной жены рябого Гохэя, одноглазой Саэ и пятидесятилетней Тампопо. Две сопливые девчонки, девяти и одиннадцати лет, не в счет.
Первый день Маса к намеченной добыче не приближался - поглядывал издалека, составлял план действий. Девушка была славная, вызывающая интерес. Работящая, ловкая, певунья. Ну и вообще любопытно - как оно там у итиноку, женщин-ниндзя, всё устроено. Если она может в прыжке три раза перевернуться или взбежать по стене на крышу (он сам видел), то какие же фокусы выделывает в минуты страсти! Будет что вспомнить, о чем людям рассказать.
Сначала, конечно, следовало выяснить, не принадлежит ли она кому-нибудь из мужчин. Не хватало еще навлечь на себя гнев одного из этих дьяволов.
Маса посидел часок на кухне у Кошечки, похвалил ее рисовые колобки и всё что надо разузнал. Жених имеется, звать его Рюдзо, очень хороший мальчик, но уже год как учится за границей.
Вот и пускай учится.
Теперь можно было браться за дело.
Пару дней Маса потратил на то, чтобы подружиться с предметом. Никаких томных взглядов, никаких намеков - Будда сохрани. Ей без жениха скучно, он тоже тоскует вдали от дома, среди чужих людей, а возраст у них примерно один и тот же, так неужто не найдется тем для разговоров?
Понарассказал про йокогамские чудеса (благо Эцуко в гайдзинском городе еще не бывала). Приврал, конечно, но это чтоб интересней было. Потихоньку вывернул на диковинные постельные обыкновения гайдзинов. У девушки глазки заблестели, ротик приоткрылся. Ага! Хоть она и синоби, а кровь-то живая.
Здесь он окончательно уверился в успехе и перешел к предпоследней стадии - начал выспрашивать, правда ли, что женщины-итиноку вправе свободно распоряжаться своим телом и что самого понятия измены мужу или жениху у них не существует?
- Разве может изменить какая-то ямка в теле? Изменить может только душа, а душа у нас верная, - гордо ответила Эцуко, умница.
Ее душа Масе была совершенно ни к чему, вполне хватило бы и ямки. Он немножко поканючил, что никогда еще не обнимал девушку - очень уж застенчив и неуверен в себе.
- В полночь приходи к расщелине, - шепнула Эцуко. - Я тебя, так и быть, обниму.
- Это будет милосердный поступок, - кротко молвил он и заморгал часто-часто - от растроганности.
Место для свидания было выбрано отменное, надо отдать девушке должное. Ночью тут ни души, до ближайшего дома добрые сто шагов. Дозорных в Какусимуре не выставляли - зачем? На той стороне расщелины под землей "поющие доски": если кто наступит, начинает ухать филин, далеко слышно. В тот-то раз, когда с господином лезли по веревке, и знать не знали, что деревня готова к встрече гостей.
С Эцуко произошло всё быстро, даже слишком. Изображать неопытного мальчика, чтоб посильней ее распалить, не понадобилось. Так налетела из кустов - прямо с ног сшибла, и минуту спустя уже охала, сопела и вскрикивала, подпрыгивая на Масе, как кошка, дерущая когтями собаку.
Ничего такого особенного в итиноку не оказалось - девчонка как девчонка. Только ляжки каменные - сдавила так, что на бедрах, похоже, останутся синяки. А выдумки никакой. Нацуко, и та будет поинтересней.
Эцуко счастливым голосом лепетала что-то, гладила Масу по ежику волос, ластилась, а он не мог скрыть разочарования.
- Тебе не понравилось? - упавшим голосом спросила она. - Я знаю, я не училась... Дзёнин сказал: "Тебе не нужно". Зато знаешь, как здорово я карабкаюсь по деревьям? Как настоящая обезьяна, Показать?
- Ну покажи, - вяло разрешил Маса.
Эцуко вскочила, подбежала к мертвой сосне и, с невообразимой скоростью перебирая руками и ногами, полезла по обугленному стволу.
Масе в голову пришла поэтическая мысль: живое белое на мертвом черном. Он даже подумал, не сочинить ли хокку про голую девушку на сгоревшей сосне. Уже и первые две строчки сложились - пять слогов и семь:

Черная сосна.
Трепещущей бабочкой...

Что дальше-то? "Девушка на ней"? Слишком в лоб. "Взлетела вверх любовь"? Это шесть слогов, а нужно пять.
В поисках вдохновения он перекатился поближе к сосне - вставать было лень.
Вдруг сверху донесся странный, чмокающий звук. С тихим стоном Эцуко сорвалась с дерева, упала наземь в двух шагах от Масы. Окоченев от ужаса, он увидел, что на белой спине, из-под левой лопатки торчит толстая оперенная стрела.
Хотел кинуться к ней, посмотреть, жива ли.
Эцуко была жива. Не переворачиваясь и не поднимая головы, она пнула Масу ногой, так что он кубарем отлетел в сторону.
- Беги... - донесся сдавленный шепот.
Но Маса не побежал - ноги дрожали так, что вряд ли сумели бы удержать тяжесть тела.
Ночь наполнилась шорохами.
На темном краю расщелины возникли пятна - одно, второе, третье. С того места, где у синоби находился потайной подъемник, на кромку обрыва полезли черные люди. Их было много, очень много. Маса смотрел на них, лежа в высокой траве, и не мог пошевелиться, охваченный ужасом.
Один из черных подошел к лежащей ничком Эцуко, ногой перевернул ее на спину. Наклонился, в руке у него сверкнул клинок.
Вдруг девушка приподнялась, раздался хрип, и теперь лежал уже он, а Эцуко стояла с мечом в руке, со всех сторон окруженная таинственными пришельцами. Белая среди черных, пронеслось в голове у Масы.
Звон металла, ругань, вопли, потом белая фигурка исчезла, а люди в черном яростно, с хрустом, рубили что-то лежащее на земле.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 [ 33 ] 34 35 36 37 38
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.