дергалось и извивалось.
за палец. Охотники захохотали так, что весь дом заходил ходуном. Запихивая
милую тварь обратно в мешок, я увидел, что она там не одна, а с несколькими
собратьями.
Пересчитай их.
помощь одного из охотников, тщательно пересчитал ящериц. Две из них
ускользнули и кинулись в частокол смуглых ног, но их быстро поймали.
футов четырех длиной каждая. Концы их хвостов на протяжении шести дюймов
были ярко-желтого цвета. Боб, надо полагать, под наплывом воспоминаний об
анаконде, посматривал на них с явным неудовольствием. Айвен заверил нас, что
змеи эти - по-местному желтохвостки - совершенно безобидны. Мы осторожно
пересадили их из корзины в крепкий мешок, причем ухитрились сделать это так,
чтобы они нас не укусили. Это было великое достижение: змеи свирепо
набрасывались на все, что попадалось им на глаза. После желтохвосток нам
предложили четырех огромных игуан. Их лапы были самым безжалостным образом,
с риском покалечить животное, закручены за спину и крепко связаны. Пришлось
объяснить охотникам, что хотя это, быть может, и самый легкий способ
доставлять игуан на рынок, но я не хочу, чтобы таким способом игуан
доставляли мне. К счастью, ни одна из игуан, по-видимому, не пострадала,
возможно потому, что они пробыли связанными совсем недолго.
ящик, и, заглянув сквозь планки, я увидел в нем несколько прелестных
маленьких обезьянок. Это были нежные, хрупкие существа, одетые сплошь в
зеленоватый мех, за исключением черных мордочек, отороченных желтым мехом,
да больших белых ушей. Глаза у них были светло-янтарные, а их обращенные ко
мне мордашки неодолимо напоминали куртинку анютиных глазок. Головы у них
были самые необыкновенные, какие-то выпуклые и яйцеобразные, и казались
непомерно большими на их хрупких телах. Обезьянки сидели, нервно сбившись в
кучку, и издавали пронзительные щебечущие крики.
им очень шло и звучало чрезвычайно похоже на их щебечущий крик. В ящике было
пять этих робких существ, и он был для них явно мал. Поэтому, расплатившись
с охотниками, я тотчас взялся за дело и сколотил для них клетку
попросторнее. Затем я переселил обезьянок на новую квартиру и поставил
клетку в комнату для пойманных животных.
множество разноцветных ног, он нашел обширное поле приложения своей любви к
человечеству и успел поваляться в ногах чуть ли не у всех охотников.
Сообразив, что при нормальном образе жизни ему уже давно полагается спать, я
водворил его в комнату для животных и закрыл дверь. Только мы погасили свет
и стали осторожно расползаться по своим гамакам, как раздался страшенный
шум: громко протестовал Кутберт, пронзительно верещали обезьянки. Я мигом
зажег лампу и поспешил на место происшествия.
себе под нос. По-видимому, он решил заночевать на верху клетки с обезьянками
и взлетел на нее, но, на свою беду, не заметил, что его хвост свисает перед
решеткой. Обезьянки заинтересовались его хвостом, который отчетливо виднелся
в свете луны, просунули лапки сквозь решетку и пощупали, что это такое. При
всей хрупкости сложения хватка у сакивинки мертвая, и, почувствовав, что его
хватают за хвост, Кутберт ракетой взмыл под потолок, оставив в лапах
обезьянок два больших хвостовых пера. Я утешил Кутберта как мог, отвел ему
новое место для ночлега и привязал его на тот случай, если ему вздумается
вновь приблизиться к обезьянкам. Прошло немало времени, прежде чем они
кончили обсуждать происшествие своими щебечущими голосами, а Кутберт
перестал питпитпиткать и уснул. С тех пор Кутберт больше не приближался к
сакивинкам.
спавшие на деревьях вокруг нашей лачуги, еще только пробуждались и начинали
неуверенно чирикать, приветствуя новый день. К восходу мы прошли уже
несколько миль по узкой извилистой тропинке, бежавшей среди зеленеющих
рисовых полей и словно умерших оросительных каналов. В золотом свете утра
нам повсюду виделись птицы - мерцающая, подвижная, яркоцветная мозаика на
деревьях и в кустах. На маленьких низкорослых деревцах, окаймлявших поля,
кишели десятки голубых танагров. В погоне за насекомыми они скакали с ветки
на ветку, издавая пронзительные призывные крики. Размерами с воробья, они
имеют темно-синие крылья, тогда как туловище у них покрыто оперением
нежнейшего небесно-голубого цвета, какой только можно себе представить. На
одном дереве я увидел трех танагров в компании пяти желтоголовых трупиалов,
маленьких смоляно-черных птичек с желтыми, как одуванчик, головками.
Сочетание цветов танагров и трупиалов было прямо-таки поразительно. В нежных
зеленеющих всходах риса во множестве виднелись красногрудые трупиалы -
похожие на дроздов птицы с необычайно яркой розовой грудью. При нашем
приближении они экзотическим фейерверком взмывали в воздух.
расцветку. Зеленый дятел на пригородном лугу в Англии покажется вам яркой
тропической птицей, но посмотрите на него весной в дубовом лесу - и вы
удивитесь, как прекрасно сливается с листвой его оперение. Пестроцветный
попугай кажется ярким в клетке зоопарка, но подите углядите его в его родном
лесу! Точно так же обстоит с птицами чуть ли не по всему свету, и все же в
Гвиане великое множество видов словно бы и не знает о существовании защитной
окраски. Голубые танагры выглядят на зеленом фоне совсем как британский флаг
на снегу; красногрудые трупиалы привлекают внимание, словно огни миниатюрных
светофоров; желтоголовые трупиалы яркими черно-желтыми силуэтами выделяются
на зеленой траве. Одного вида всех этих птиц, суетливо снующих в поисках
корма на ярко-зеленом фоне растительности, было бы достаточно, чтобы навлечь
на них всех ястребов за мили окрест. Я долго и упорно размышлял над явно
безрассудным поведением птиц, но так и не додумался до сколько-нибудь
удовлетворительного объяснения этого факта.
удивительном месте. Чахлые, опутанные мхом деревья росли тут небольшими
группами, вокруг которых расстилались пыльные коврики редкой травы и
кустарника. Между этими миниатюрными оазисами простирались обширные
бесплодные пространства песка, белые и мерцающие, словно свежевыпавший снег.
Да и сам песок был белый и мелкий, перемешанный с миллионами крошечных
слюдинок, в которых, как в алмазах, отражалось и сверкало утреннее солнце.
Перед тем как вступить в эту странную белоснежную пустыню, Кордаи разулся, и
теперь я понял почему: босиком он легко и быстро, словно на лыжах, скользил
по сверкающему песку, тогда как мы трое - Боб, Айвен и я - тяжело тащились
за ним, по щиколотку увязая в песке, который набивался нам в ботинки,
довольно часто и представляют собой остатки древнего морского дна, коим
когда-то была вся страна. Они весьма интересны для ботаников, так как
растущие на них кустарники и травы либо вообще свойственны лишь данному типу
местности и нигде больше не встречаются, либо являются странными вариациями
флоры влажных лесов, приспособившейся к жизни на бесплодных песках. Иные
малорослые искривленные деревья были украшены пучками орхидей, спускавшимися
по их коре наподобие розовых цветочных водопадов, и тут, в этой похожей на
пустыню местности, такие деревья выглядели очень нарядными и цветущими, но
совершенно неуместными. Среди ветвей других виднелись серые, слепленные из
грязи гнезда термитов; из одного такого гнезда при нашем приближении
выпорхнула пара крохотных длиннохвостых попугаев и с хриплыми криками
полетела между деревьями. Но основное население маури составляли сотни
крупных амейв, по-видимому отлично себя чувствовавших среди этого белого
ландшафта, на котором их светлая окраска была явным преимуществом. Здешние
амейвы были смелее тех, что водились возле деревни, они подпускали нас
совсем близко и уползали не спеша. Удивительно, каким образом при скудости
травянистого и кустарникового покрова множество больших и прожорливых ящериц
находили себе достаточно пропитания в виде насекомых, но, как бы там ни
было, от недоедания они явно не страдали.
интерес для ботаника и зоолога, но идти по ним скорым шагом в высшей степени
изнурительно. После того как я прошагал мили две по песку, прыти у меня
заметно поубавилось. С меня градом катил пот, от ослепительного блеска песка
ломило глаза. Боб и Айвен чувствовали себя не лучше, но вот Кордаи, как
назло, был свеж, словно огурец. Мы тащились за ним и буравили его спину
мрачными, тяжелыми взглядами. Пески кончились так же внезапно, как и
начались, и мы очутились под благодатной сенью густого леса, росшего по
берегам широкого и мелкого канала. Кордаи хотел без остановки топать дальше,
но мы взбунтовались и большинством голосов решили прилечь в тени отдохнуть.
Лежали мы молча и неподвижно. На переплетенные пологом ветви у нас над
головой опустилась стая крохотных птичек. Возбужденно щебеча, они принялись
перепархивать с ветки на ветку. Это были толстенькие пташки с
интеллигентными крутолобыми головками и большими черными глазами. Верхняя
половина тела была у них цвета густой берлинской лазури, лоснящаяся и почти
черная, когда на нее не падал прямой солнечный свет, нижняя половина -
яркого желто-оранжевого цвета. Они скакали и порхали среди листвы,
переговариваясь между собой взволнованными звенящими голосами, и время от
времени, свесив голову вниз, с недоверием поглядывали на нас. Я толкнул Боба
в бок и показал на птиц.