ибо вы отлично знаете, чего стоит иной раз довести до конца какую-нибудь
жалкую интригу, и сколько времени потребно на всякого рода шаги, переговоры
и обсуждения, чтобы могло осуществиться самое незначительное политическое
событие.
перегружены событиями, но это неизбежное зло; зрители остыли бы, если бы их
не подогревали эпизодами.
его ни таким, каково оно есть, ни таким, каким должно быть? Это в высшей
степени нелепо, подобно тому как было бы сущим абсурдом заставлять скрипачей
исполнять веселенькие арии и марши в то время, как зрители ожидают, что
государь вот-вот должен лишиться своей возлюбленной, трона и жизни.
мотивы, и я сейчас их закажу.
фавориткой.
что если неестественность эпизодов нарушает иллюзию, то диалоги ее
восстанавливают. Не знаю, кто бы мог справиться с диалогом так, как наши
трагики.
Царящие в современных трагедиях пафос, мудрствование и мишурный блеск уводят
нас за тысячу лье от действительности. Напрасно автор хочет спрятаться: мой
взгляд проникает насквозь, и я вижу его то и дело за его персонажами. Цинна,
Серторий, Максим, Эмиль - лишь рупор Корнеля. У наших древних сарацинов
разговор ведется совсем по-иному. Господин Рикарик переведет вам, если
угодно, несколько мест, и вы услышите, как устами героев гласит сама
природа. Я охотно сказала бы современным писателям: "Господа, вместо того,
чтобы наделять по всякому поводу ваши персонажи умом, поставьте лучше их в
такое положение, где они необходимо должны быть умными".
в наших драмах, нельзя думать, - сказал Селим, - что вы пощадите развязку.
приходится сто плохих. Одна не мотивирована, другая оказывается
чудодейственной. Если автору в тягость персонаж, которого он протащил по
всем сценам через пять актов, - он отправляет его на тот свет ударом
кинжала, - все принимаются плакать, а я смеюсь, как безумная. И потом, разве
разговорная речь похожа на нашу декламацию? Разве принцы и короли ходят
иначе, чем всякий нормальный человек? Разве они когда-нибудь жестикулируют,
как одержимые или бешеные? Разве принцессы издают во время речи
пронзительные визги? Говорят, что трагедия достигла у нас высокой степени
совершенства, а я считаю почти установленным, что из всех жанров литературы,
которыми африканцы занимались последние века, - это наименее совершенный.
Мангогула.
вы видите, средство сократить трактат о поэтике, когда я нахожу его слишком
пространным.
путешественник из Анготы, никогда не слыхавший о спектаклях, но не лишенный
разума и опыта, знакомый с дворами монархов, с уловками придворных, с
интригами министров и дрязгами женщин; допустим, далее, что я скажу ему по
секрету: "Милый друг, в серале - ужасные волнения. Государь недоволен своим
сыном и подозревает в нем страсть в Манимонбанде; он способен отомстить им
обоим жесточайшим образом, - это событие повлечет за собой, по всем
вероятиям, печальные последствия. Если угодно, я дам вам возможность быть
свидетелем всего, что произойдет". Он принимает мое предложение, и я веду
его в ложу, закрытую решеткой, откуда ему видна сцена, которую он принимает
за покой дворца султана. Неужели вы думаете, что, невзирая на всю мою
деланную серьезность, иллюзия у этого человека будет длиться хоть минуту? Не
согласитесь ли вы, наоборот, что натянутая поступь актеров, причудливость их
костюмов, экстравагантность их жестов, напыщенность их речи, необычной,
рифмованной и размеренной, и тысячи других диссонансов, которые его поразят,
заставят его расхохотаться мне в лицо уже во время первой сцены и заявить
мне, что или я потешаюсь над ним, или же государь и весь его двор
помешались.
ли вам возразить, что на спектакль идут, зная заранее, что увидят там
воспроизведение события, а не само событие?
естественному изображению события.
фрондеров.
возвращение варварства, и мы вернемся к невежеству времен Мамурры и
Орондадо.
никогда не присоединяюсь к ним. К тому же я слишком дорожу славой его
высочества, чтобы пытаться омрачить блеск его царствования. Но согласитесь,
господин Рикарик, если бы прислушивались к нашим советам, то литература
достигла бы еще более пышного расцвета, - не так ли?
этот счет доклад моему сенешалу?
от имени всех литераторов за нового инспектора, назначенного вами, я со всем
смирением поставлю на вид сенешалу, что выбор ученых для пересмотра
рукописей - дело весьма ответственное; что эти обязанности поручают людям,
которые, как мне кажется, не на высоте положения, отчего мы имеем множество
таких плохих последствий, как искажение прекрасных трудов, подавление лучших
талантов, которые, не имея возможности писать, как им хочется, не пишут
вовсе или же переправляют свои труды за границу, нанося им большой
материальный ущерб; прививку дурного мнения о предметах, которые запрещают
затрагивать, - и тысячи других неприятностей, перечислить которые вашему
высочеству было бы слишком долго. Я посоветовал бы сократить пенсии иным
литературным пиявкам, которые без толку и без умолку попрошайничают; я
говорю о глоссаторах, знатоках античности, комментаторах и других в том же
роде, которые были бы весьма полезны, если бы хорошо делали свое дело, но
которые имеют печальную привычку обходить темные места и объяснять и без
того понятные вещи. Мне хотелось бы, чтобы добились упразднения почти всех
посмертных трудов и чтобы не допускали поругания памяти великого писателя
из-за алчности издателя, собирающего и выпускающего в свет, через много лет
после смерти человека, произведения, которые он при жизни обрек забвению.
подобных господину Рикарику, которых вы могли бы осыпать милостями. Не
удивительно ли, что у бедного малого нет ни гроша, между тем как почтенный
хиромант Манимонбанды получает тысячу цехинов в год из вашей казны?
Рикарику из моих личных средств, принимая во внимание чудеса, которые вы мне
про него рассказали.
вас кое-что: я жертвую в вашу пользу маленьким уколом своего самолюбия и,
ради той награды, которую вам пожаловал по заслугам Мангогул, согласна
забыть нанесенную мне обиду.
Мангогул.
литературе, вы начали с чтения образчика современного красноречия, который
отнюдь не был прекрасен, и когда, чтобы вам угодить, мы начали развивать
печальную мысль, брошенную вами, - на вас нападают скука и зевота, вы
вертитесь в своем кресле; вы сто раз меняете положение, никак не находя
удобного, наконец, устав от такого скверного времяпрепровождения, вы
внезапно принимаете какое-то решение, встаете и исчезаете. И куда же вы
направились? Может быть, слушать еще одно сокровище?
человеку случается скучать, слушая прекрасные вещи, и забавляться, слушая
дурные, - тем хуже для него. Ею несправедливое предпочтение ничуть не
обесценивает того, чем он пренебрег; он только доказывает себя плохим
судьей. Могу еще к этому прибавить, мадам, что пока вы были заняты беседой с
Селимом, я почти столь же безрезультатно пытался доставить вам возможность
получить дворец. И вот раз уж выходит, что я провинился, а вы это
утверждаете, - заявляю вам, что вы отомщены.
академического заседания, которое мне пришлось вытерпеть, я отправился
допрашивать кое-какие сокровища.
мне сегодня попались.
запомнил все, что они говорили, но пусть я умру, если я понял хоть
что-нибудь.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
ВОСЕМНАДЦАТАЯ И ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ПРОБЫ КОЛЬЦА.
Шилова Юлия
Андреев Николай
Куликов Роман
Посняков Андрей
Лукьяненко Сергей
Посняков Андрей