выведенные дрожащей рукой, которая могла пустить на далекое расстояние
стрелу из тугого, выточенного из лосевых рогов, лука или ружейной пулей
расколоть бусинку или перышко, - о муках Крэбба над его приходской книгой
записей * и о неровных каракулях, которые чертили пером те, кто мог с одного
конца поля до другого провести плугом прямую борозду. Немало грустных мыслей
пришло мне на ум об этих простых воинах, которые искренне и честно, от
чистого сердца скрепили своей подписью договора и только лишь со временем
научились у белых вероломству и всяким формальным уверткам в выполнении
своих обязательств. Подумал я и о том, что не раз, должно быть, легковерный
Большая Черепаха, или доверчивый Топорик, ставил свой знак под договором,
который ему неправильно зачитывали, и подписывал, сам не зная что, а потом
наступал срок, и он оказывался беззащитным перед новыми хозяевами земли,
доподлинными дикарями.
несколько членов законодательного собрания хотят оказать нам честь своим
посещением. Он еще прежде любезно предоставил в наше распоряжение будуар
своей жены, и когда я попросил провести к нам гостей, он с грустью и опаской
посмотрел на свой красивый ковер, но в ту минуту я был чем-то занят и не
понял причины его смущения.
полагаю, не явилось бы посягательством на чью-то независимость, если бы
кое-кто из джентльменов не только примирился с жалким предрассудком
пользоваться плевательницей, но и на время снизошел бы до такой нелепой
условности, как носовой платок.
баркасу (на этом судне нам теперь предстояло следовать дальше), погода была
такая беспросветная, такая безнадежно мокрая, что хуже не бывает. Да и самый
вид судна, на котором мы должны были провести три или четыре дня, далеко не
был отрадным: он наводил на недоуменные размышления о том, где же будут
размещаться пассажиры ночью, и открывал широкое поле для догадок касательно
прочих удобств тоже не слишком утешительных.
был сооружен маленький домик; а внутри это был цыганский табор на ярмарке:
джентльменов разместили как зрителей в одном из тех паноптикумов на колесах,
где за пенни показывают разные чудеса, а дам - за красной занавеской, точно
карликов и великанов того же паноптикума, частная жизнь которых скрыта от
посторонних глаз.
ряда вдоль стен каюты, и прислушивались к шуму дождя, заливавшего суденышко
и с мрачным весельем хлюпавшего по воде, - дожидались поезда, из-за которого
и задерживалось наше отплытие, ибо он должен был подбавить нам пассажиров.
Он привез великое множество всяких ящиков, которые кое-как с грехом пополам
закинули и разместили на крыше, что было так же мучительно, как если бы их
ставили вам прямо на голову, не защищенную даже подушкой носильщика, - и
несколько совершенно промокших пассажиров: от их одежды, когда они
столпились возле печки, сразу пошел пар. Настроение наше было бы, конечно,
куда лучше, если бы проливной дождь, хлеставший сейчас пуще прежнего, не
лишал нас возможности открыть окно, или если бы нас было не тридцать, а
немного меньше, но мы и пожалеть об этом не успели, как к буксирному канату
подпрягли цугом трех лошадей, мальчишка, восседавший на передней из них,
щелкнул кнутом, руль жалобно заскрипел и застонал, и мы пустились в путь.
ГЛАВА Х
Питтсбург. - Питтсбург
джентльмены расположились вокруг печки, и под действием тепла платья их
постепенно стали подсыхать, а сухие джентльмены либо растянулись на
скамейках, либо дремали в неудобных позах, положив голову на стол, либо
расхаживали взад и вперед по каюте, что возможно было только для человека
среднего роста, а кто повыше - рисковал получить плешину, ободрав голову о
потолок. Часов в шесть все столики были сдвинуты, образовался один длинный
стол, и пассажирам подали чай, кофе, хлеб, масло, лососину, пузанков,
печенку, бифштексы, картофель, пикули, ветчину, отбивные котлеты, кровяную
колбасу и сосиски.
блюдо с картофельным пюре на молоке и масле, - не желаете ли отведать этой
приправы?
функций, как это - самое ходкое слово в американском словаре, оно означает
все что угодно. Вы заезжаете навестить джентльмена в провинциальном городке,
и его слуга сообщит вам, что он "подправляет" свой туалет и сейчас выйдет,
иными словами: что он одевается. Вы спросите пассажира на пароходе, не знает
ли он, скоро ли будет завтрак, и он ответит вам, что, наверно, скоро, так
как он недавно спускался вниз и там "оправляли столы", иначе говоря: стелили
скатерти. Вы велите носильщику забрать ваш багаж, и он просит вас не
волноваться: он "мигом управится"; а если вы пожалуетесь на недомогание, вам
посоветуют обратиться к доктору такому-то: он вас живо "поправит".
подогретого вина и очень долго ждал; наконец ее поставили передо мной,
говоря, что хозяин-де просит извинения: может быть, вино "недостаточно
приправлено". Потом еще вспоминается мне один обед на почтовой станции: я
услышал тогда, как один весьма суровый джентльмен спросил официанта,
подавшего ему недожаренный бифштекс, "уж не думает ли он, что иго - приправа
для самого господа бога?" Можете не сомневаться, что ужин, за которым мне
предложили блюдо, название которого и побудило меня сделать это отступление,
поглощен был с волчьим аппетитом: джентльмены так глубоко засовывали в рот
широкие ножи и двузубые вилки, что сравняться с ними мог бы разве что
опытный фокусник; зато здесь ни один мужчина не сядет, пока не рассядутся
дамы, и не упустит случая оказать им какую-нибудь маленькую услугу. За время
моих странствия по Америке я ни разу ни при каких обстоятельствах не видел,
чтобы к женщине отнеслись грубо, неучтиво или хотя бы невнимательно.
почти закончился, и можно было подняться на палубу, что явилось большим
облегчением, хоть она и была очень мала, а из-за багажа, сваленного в кучу
посредине и прикрытого брезентом, стала еще меньше: по обе стороны этой
груды оставался лишь узенький проход, прогулка по которому требовала немалой
сноровки, если вы не хотели бултыхнуться через борт в канал. Поначалу дело
несколько усложнялось еще и тем, что каждые пять минут, когда рулевой
кричал: "Мост!" - приходилось проворно приседать, а иной раз, когда он
кричал: "Низкий мост!" - и вовсе ложиться ничком. Но человек ко всему
привыкает, а мостов было столько, что в самое короткое время мы к этому
приноровились.
Аллеган, и местность, до сих пор малоинтересная, стала более своеобразной и
холмистой. Влажная земля дымилась и курилась после обильного дождя, а
лягушки (которые в здешних краях поднимают невероятный гвалт) так
оглушительно квакали, точно по воздуху, вровень с нами, мчался миллион
невидимых упряжек с колокольцами. Вечер был пасмурный, но из-за облаков
проглядывала луна, и река Сасквиханна, когда мы ее пересекали - через нее
переброшен необыкновенный деревянный мост в две галереи одна над другой, так
что лошади, тянущие судно, могут свободно разойтись на нем, - казалась
бурной и величественной.
относительно устройства на ночь на нашем суденышке. В такой же тревоге я
оставался часов до десяти, когда, спустившись вниз, обнаружил, что по обеим
сторонам каюты в три яруса висят длинные книжные полки, предназначенные, по
всей вероятности, для книжек форматом в одну восьмую листа. Однако
приглядевшись к этому хитроумному устройству повнимательнее (и подивившись,
зачем понадобилось в таком месте оборудовать библиотеку), я различил на
каждой полке одеяла и простыни микроскопической толщины - и только тут начал
смутно догадываться, что роль библиотеки должны выполнять пассажиры и что им
предстоит пролежать на боку на этих полках до утра.
стопившихся у столика, за которым сидел хозяин судна, - они тянули жребий, и
на их лицах читались все треволнения и страсти картежников; а другие, зажав
в руке кусочек картона, уже лазали по полкам, отыскивая номера,
соответствующие тем, которые они вытянули. Как только какому-нибудь
джентльмену удавалось напасть на нужный номер, он тотчас вступал во владение
койкой: раздевался и укладывался в постель. И быстрота, с какою
взволнованный игрок превращался в спящего храпуна, была одним из самых
поразительных явлений, какие мне случалось наблюдать. Что касается дам, то
они уже улеглись за красной занавеской, тщательно задернутой и зашпиленной
посредине, однако поскольку малейшее покашливание, чихание или шепот по ту
сторону занавески были отлично слышны и с нашей стороны, то у нас было
полное ощущение, что мы по-прежнему находимся в их обществе.
подле красной занавески, в некотором отдалении от основной массы спящих, -
туда я и удалился, горячо поблагодарив его за внимание. Когда я потом смерил
свою полку, она оказалась в ширину не больше обычного листа батской почтовой
бумаги; * сперва я даже растерялся, не зная, как туда забраться. Но
поскольку полка была нижняя, я, наконец, решил лечь на пол и осторожно
вкатиться на нее, а как только почувствую под собой матрац - замереть и всю
ночь лежать на том боку, на каком уж придется. К счастью, в нужный момент я
оказался на спине. Взглянув наверх, я ужаснулся: по провисшей на пол-ярда
койке (под тяжестью спящего она превратилась в подобие туго набитого мешка)
я понял, что надо мной лежит очень тяжелый джентльмен, которого тонкие
Василенко Иван
Круз Андрей
Конан-Дойль Артур
Доценко Виктор
Пехов Алексей
Эриксон Стивен