влажным галькам за крабами, а волны накатывались и отбегали у самых их
ног. С крабом была особая история. Особая и чем-то не очень простая. Это
он понял тогда же. Краба этого - совсем такого, как он описывал директору,
огромного, черного, всего в шипах, известняковых наростах в синей
прозелени - заказала ему привезти одна его сокурсница. Но с сокурсницей
тоже была история и тоже особая. Он влюбился в нее еще на третьем курсе, и
она знала, но относилась к этому как-то непонятно. Во всяком случае, он не
мог понять как. Так вот она и заказала привезти ей краба.
большого. Такого, чтоб поставить на письменный стол. Это будет о тебе
память на всю жизнь. Хорошо? Привезешь?
красных, как пивные раки. Такого мне не надо. Сам поймай.
Поймаю! О чем разговор? Привезу.
этих отвратительных, похожих на женские баретки или коробочки из ракушек,
никаких иных крабов он не видел, и где их ловят, узнать было невозможно.
"Да там! Да там, на косе! Этого вот под высоким берегом! Этого у маяка! В
море с лодки!" Вот и все, что ему удалось узнать у продавца.
ничего не нашел. Тогда он вдруг решил: ну их к черту всех! Поймаю сам.
ботанизирка.
рыночные вам, значит, не подходят? Не натуральные? А ну, постойте-ка.
кусок картона, а на нем что-то несуразное, колючее, торчащее в разные
стороны, черно-серое от пыли.
лежала, а сейчас куда-то задевалась.
фотографировали, вот и сломали, наверно, - он положил картон на стол и
отряхнул руки. - Ну что, наверно, с одной клешней вам не годится?
осматривая это маленькое чудище. Больше всего оно походило на модель
какой-то странной машины, с поршнями, зубчатой передачей и рубильником. -
Я таких что-то еще и не видел. На рынке таких нет.
порода. Зоологи еще не знают ее. Эти крабы только в одном месте тут и
водятся. Так вам что? Действительно такого надо? Можно сходить к одному
человеку.
недалеко. Он, наверно, дома.
воспоминания его о гражданской записывал. Пойдемте.
его, и маленькие волны все время обдавали их ноги. Говорил директор, Зыбин
слушал. Дул теплый ветерок. Вечер был прозрачным и солнечным, а галька под
ногами - Зыбин скинул сандалии - была теплой и влажной. Он и до сих пор
помнит кожей, как это было хорошо.
Директор подошел, посмотрел, покачал головой.
сердито. - За это надгробье когда-то великие деньги были уплачены. А вот
сейчас валяется под ногами, и никому дела нет.
берег.
обваливается, вот кладбище и рушится в море. А написано здесь вот что, -
он наклонился над глыбой. - "Верую, Господи, верую, помоги моему неверию".
памятник совсем с кладбища выбросить, к вдове прицепился. "Об этом
верю-не-верю, уважаемая Анна Ивановна, надо было ему раньше думать, а
теперь так ли, сяк ли, но дело вполне конченное! Теперь уж лежи!" Да! И
вот уже тридцать лет, как он лежит. Генерал от инфантерии барон фон
Дризден. Может, слышали?
маленький был, а борода, как у Черномора, на две стороны, или как хвост у
чернобурки, и все нас мятными лепешечками оделял, от кашля. - Директор
снова наклонился над памятником. - Видите, что сделано? Амвон, а на нем
раскрытая книга, и позолота на буквах уже лупится. Полежит он так года два
- и конец. А может, это большая ценность, ведь какой-то знаменитый
итальянец резал, вот фамилию не установлю.
возьмется? Какой-нибудь, наверно, камнерез из Новороссийска.
директор. - Видите, как сделано - листик на листик! А лента на середине,
посмотрите, посмотрите, какая! Муар! А шнурочек какой! Каждый виток виден!
Нет, что говорить, большой, большой мастер делал! Он у генерала год жил,
памятник его дочке высекал. Ну а потом генерал это самое... Ну, после ее
смерти тоже задумываться стал. Вы ее-то памятник видели? Как, и на
кладбище даже не были? Ну, это вы зря. Надо сходить обязательно! Таких и в
Москве нет. Понимаете, это так... - Он оглянулся, подтянулся, вытянулся,
вздохнул, сделал какое-то округлое движение, словно желая очертить все
разом, но сразу же и спал, повернулся к Зыбину и заговорил уже опять
по-обыкновенному: - Это, понимаете, так - на мраморной глыбине, - знаете,
есть такой сорт мрамора с блестками и лиловыми искрами - стоит девушка,
легкая-легкая, как воздух, и вот-вот взлетит... Нет, никак не могу вам я
это объяснить! Но правда, кажется, еще минута - и оторвалась, и туда,
туда! А одежда тянет к земле, к плите, к могиле - одежда длинная,
развевающаяся, вуаль, что ли? А сама девушка тоненькая-тоненькая, и руки
как крылья! Сюда, к морю! А на глыбе стихи.
Обыкновенные стихи, Надсон, Пушкин, Лермонтов - ну как в альбоме. Она и
сама, говорят, писала. Отец после смерти ее даже книжку выпустил "Танины
стихи". Ее Таней звали. До полных двадцати не дожила.
будто, говорят, влюбилась, тут красивые есть рыбаки из греков, прямо
Аполлоны, а папаша ни в какую. Очень своенравный старик был! Говорят,
проклял ее, или пообещал проклясть, или еще что-то в этом роде, но она его
же кровей, не из покорных. Значит, нашла коса на камень. Выйду замуж, и
все тут. Вот так и получилось...
надо ходатайствовать, чтоб взяли памятник под охрану. Как представляющий
ценность. Да, да! Это, я знаю, можно. В Феодосии армянская церковь такая
есть, и ее не трогают. И тут на турецких воротах тоже надпись: "Охраняется
государством". Это можно. Как погибла-то? По-разному рассказывают.
Говорят, что он ушел в море с рыбаками, а ночью поднялась буря, пошли
смерчи, она всю ночь стояла на маяке возле большого прожектора. Смотрела,
а утром увидела на берегу доски и снасти его суденышка и ринулась, значит,
с маяка на камни. А вы видели, какой маяк? Ну и все! Вдребезги!
увидишь. Но что-нибудь вроде, наверно, могло быть. Но вот что с маяка она
бросилась - это точно. Вот в этот момент, наверно, она и изображена. В
полете. В вознесении.
белое, туманное, лебяжье - тонкие руки, распущенные волосы, покрывало,
вздутое ветром, - и все это в вечернем солнце.
очень стихи любила, говорят, особенно вот эти, правда, их там нет, но мне
здешний один читал:
Василенко Иван
Куликов Роман
Прозоров Александр
Суворов Виктор
Контровский Владимир
Зыков Виталий