этой же коряге, -- привязанный человек. Нас охватывает чувство радости. Это
-- Глеб, но узнать его невозможно. Мы не знаем, что сказать, да и нет таких
слов, чтобы выразить сейчас наше состояние. Хочется скорее пригреть его,
убедить, что он спасен.
человеке Глеба. Парень почти голый. Вода сняла с него сапоги, шапку,
телогрейку, а штанами он привязался к коряге. Он весь посинел, губы
перекосило страдание. Глаза смотрят на нас каким-то диким и в то же время
жалобным взглядом. Из горла его вырывается нечленораздельный звук, как
мычание, но в нем радость надежды. Он пытается улыбнуться, но из глаз текут
слезы...
Николаевича. Он хочет сказать еще что-то, но отворачивается и рукавом
вытирает лицо.
впивается в меня, как коршун в добычу, виснет на мне, не отпускает, боится
опять остаться один. Не могу высвободиться. На помощь приходит Василий
Николаевич, и мы стаскиваем парня на плот. Укладываем на телогрейку и
начинаем растирать. Руки, ноги безвольные, как плети, тело в синяках и
царапинах. Какую ночь пережил он в этом бушующем мире, на краю гибели! Я
вспоминаю слова Улукиткана: "И у худого человека бывает счастье".
костер, бушует чай в котелке. На душе необыкновенно легко. Глеб пришел в
себя, медленно жует лепешку, но все еще дико посматривает по сторонам,
надолго сдвигает брови, трет шершавой ладонью посиневший живот. Ни о чем не
рассказывает. Видно, страшно оглянуться назад.
зря приезжал за тобою на остров, почему не послушался? Поперек пошел, свой
принцип выставил. Вода вон и остров смела, и тебя вместе с принципом. Куда
годится отбиваться от коллектива! Гуртом, говорят, и батька побороть
можно...
огню, не может согреться. А Василию Николаевичу не терпится:
тайге?
самому себе вред делаешь. В твои годы присматриваться надо, что к чему,
учиться. На-ка, вот еще горячей лепешки съешь, ишь, как славно она
поджарена. Может, каши еще подложить? Ешь, скорее согреешься.
ты так вот шатаешься?
Трактористом был, учился на штукатура, плавал кочегаром на пароходе, везде
побывал.
понял теперь? Один -- погибнешь ни за понюх табаку. Значит, хочешь не хочешь
-- придется работать. Другого пути, Глеб, отсюда нет. Но дармовых едоков нам
не надо. У нас -- один за всех, все за одного.
думал: "Неужели после стольких переживаний меня опять будут заставлять
работать?"
взгляд прояснился, отступила тревога. Уснул он рано. Завтра поход. До лагеря
не меньше семи километров. Но Глеб босой. Мы долго сидим у костра, молча
распускаем веревку. Василий Николаевич хочет из нее сплести что-то вроде
лаптей, иначе Глебу не дойти, да и там не знаю, во что обувать его будем.
сгущается синева ночного неба. Послушная мечта уносит меня далеко, к родному
дому...
детстве, впервые, я слушал шум старых чинар, крик диких птиц, брачную песню
оленя.
чудесную музыку живой природы и, отправляясь в жизнь, унес с собою вечную
любовь к ней, страстное желание познать ее.
сих пор их заповедным наказом...
Николаевич, -- отплясать, что ли, на радостях!
спать...
висит легкий редеющий туман. Василий Николаевич готовит завтрак. Глеб, лежа
на хвойной подстилке, по-детски лениво потягивается и глядит в небо. Он
провел почти двенадцать часов в беспокойном сне.
всего...
нами тот самый Глеб, который два дня назад поражал всех ленью и
равнодушием...
замшелой тайге. Всюду бурелом -- след пронесшегося урагана. Земля, напоенная
до отказа дождем, размякла, вспухла, болота разлились озерами. Куда ни
ткнешься -- вода и вода. Нам пришлось долго петлять по равнине, выискивая
более возвышенные места для прохода, и только в обеденное время увидели под
знакомой скалою дымок костра.
держит его руку, все еще не веря своим глазам. -- Это как же? -- удивляется
он.
повеселев, кричит Глеб.
нас народу много, а тут и веселее, и работы непочатый край!
обрадовавшись такому радушному приему, дико гогочет, широко разевая зубастый
рот. Освободившись из объятий, он заголил рубашку и стал хвалиться багровыми
пятнами на животе.
на Глеба.
поживи, -- говорит он улыбаясь. -- Наделал ты хлопот! Тут одна инструкция по
вашему брату, по утопленникам, чего стоит! Утонуть-то что, а вот попробуй
отчитаться за тебя!
ощупывая Глеба, Лиханов. -- Там, смотри, на лиственнице Трофим что-то писал
про тебя, ходи и читай.
сделана надпись:
ЕГО ВМЕСТЕ С ОСТРОВОМ СМЫЛА ВОДА".
проверял, не вкралась ли какая ошибка, но вдруг рассмеялся детским, наивным
смехом:
с того света, получать придется?..
выйти, будешь кулаком слезы вытирать, -- говорил подошедший к нам Трофим.
Чудесный альбинос.
исчезнувшего острова. На его месте образовалось галечное поле, заваленное
огромными деревьями, принесенными рекою с вершины. Тут им, вероятно, и
доживать свой печальный век, ибо унести их дальше сможет только новая
большая вода. На последнем километре в Лючи вливается несколько рукавов из
Зеи, это серьезное предупреждение, что скоро район слияния рек подвергнется
большим изменениям, на "торжественном" начале которых нам довелось
присутствовать.
девались его обитатели, считавшие остров своей родиной? На его берегах жили