Чтение 33–й страницы книги ~Красные щиты~

плащ арабского атласа князь запахнул этот великолепный подарок вокруг
стана, даже не застегивая пряжку на груди. Огромный зал освещался
бесчисленным множеством восковых свечей, воткнутых в медные диски, вдоль
стен горели небольшие факелы. Для гостей было приготовлено не менее сотни
лож, накрытых дорогими тканями и расставленных звездообразно по четыре,
изголовьями к небольшим столикам. Королева появилась в длинном, пышном
платье из зеленого, как свежая луговая трава бархата, тонкий золотой пояс
стягивал ее бедра, а на голове красовалась шапочка из цветов. Вошла она в
сопровождении сыновей и Гумфреда. В четырех огромных каминах пылали костры
из алоэ, у самого яркого стояли четыре королевских ложа. В открытые окна
глядело ночное иерусалимское небо и проникал свежий ветерок, умерявший жар
от каминов. Королева опустилась на ложе, справа от нее улегся Балдуин,
слева - Амальрик, напротив - Гумфред де Тори. На Гумфреде был дивный плащ,
снаружи и изнутри отделанный соболями - темные и светлые собольи шкурки
нашиты вперемежку, в виде шахматной доски. За столом Генриха разместились
магистр Бертран, Вальтер и Джорик, а в ногах у него стал Тэли с виолой.
Когда гости расположились, вошли слуги и невольники - в большинстве
восточного происхождения, даже несколько негров. Они внесли накрытые
скатертями деревянные подносы и поставили их на столики. Потом вошли
девушки и подали каждому из гостей по два серебряных ножа на белой
салфетке. Раздались смешки, игривые возгласы. Королева ополоснула руки в
розовой воде, гостям начали разносить хмельные вина, приправленные
ароматическими снадобьями и кореньями, и крепко наперченные яства. Слуги
вручали кубки пажам, а уж те, став на одно колено, подавали их дамам и
рыцарям.
Пиршество тянулось очень долго. С самого его начала и до конца слух
гостей услаждали пеньем и игрой на различных инструментах. И Тэли тоже пел
свои зальцбургские песенки, которые всем пришлись по душе, потому что были
простые и веселые. Когда же гости досыта наелись и напились, слуги убрали
скатерти со столиков, а дамы встали и удалились в свои покои. Тут начался
беспорядок: рыцари с кубками в руках пересаживались с одного ложа на
другое, обнимались, спорили, распевали трогательные, а то и непристойные
песни. Собаки короля Балдуина гоняли по залу котов Амальрика, те в страхе
прятались за широкую спину хозяина. Амальрик ел и пил за четверых, но
держался молодцом и яростно отгонял собак - по этому поводу братья чуть не
подрались. Наконец, гостям принесли шахматы, но мало кто пожелал в них
играть - ждали когда принесут кости.
Король Балдуин страстно увлекался этой игрой, как, впрочем, все рыцари
в Иерусалимском королевстве. Однажды двух стражей Гроба Господня осудили
на смертную казнь за то, что они играли в кости на надгробной плите.
Однако нынче вечером король Балдуин, не желая ронять свое достоинство,
сдержался и не взял чашу с костями. Вскоре он, волоча по полу алый
королевский плащ, ушел отдохнуть. Вслед за ним удалился Амальрик, держа на
руках самого большого кота - остальных несли пажи. Хотел было уйти и
патриарх Фульхерий, но рыцари вплотную обступили его и, хватая за одежду,
даже за бороду, вынудили остаться. По иерусалимским законам запрещалось
проигрывать в кости более полутора фунтов серебра в сутки на короля и
титулованных особ закон этот, понятно, не распространялся, но обычные
рыцари имели право преступать его только rae e te e i co o, в присутствии
епископа. Поэтому патриарха насильно задержали, чтобы можно было отдаться
любимой игре без всяких ограничений.
Все вокруг заволокло винными испарениями, клубами дыма, звенели монеты,
рыцари громко бранились, то и дело кто-нибудь хватался за оружие. Уже
рассвело и пала роса, когда Генрих, кутаясь в свой роскошный плащ, вышел
из зала во двор - он жаждал тишины и покоя. В садике между дворцом и
крепостной стеной, где Тэли и Герхо недавно забавлялись стрельбой из лука,
валялась на земле шапочка из цветов, которую он видел на королеве
Мелисанде.
Приготовления к решающей битве за Аскалон развернулись вовсю, но
продолжались не больше двух-трех недель. По-видимому, надо было лишь
упорядочить и завершить то, что давно уже было начато, но потом запущено
при Фулько и Мелисанде, не отличавшихся воинственностью. Еще Балдуин II
готовился к захвату неприступного Аскалона - продвигаясь к городу с
севера, он ставил одну за другой крепости и башни, которые должны были
послужить его войскам опорой при осаде. Мало того: он отдал лежавшие к югу
от Аскалона развалины греческого города Газы тамплиерам, чтобы они там
построили крепость. Затем северные крепости соединили линией укреплений с
южной, полностью отрезав аскалонцев от материка.
Воздвигнутую на развалинах Газы крепость Балдуин решил сделать главной
квартирой своих войск и послал туда тамплиеров во главе с Бертраном де
Тремелаи, чтобы они позаботились обо всем необходимом для осады. Вместе с
тамплиерами поехал Генрих Сандомирский. Газа находилась невдалеке от
Иерусалима, дорога была безопасная - охраняли ее не только тамплиеры, но
еще какие-то смуглые, дикие с виду люди. Польскому князю сказали, что это
- рабы тамплиеров, преданные им не на жизнь, а на смерть. Газа была
собственностью ордена, туда никого не впускали, кроме его членов и их
ближайших помощников и друзей.
Высокие крепостные стены из тесаного камня были выложены по восточному
образцу. Гладкий плитняк казался прозрачным и скользким - в сплошной его
кладке лишь кое-где виднелись небольшие сводчатые проемы. Материалом для
этих стен послужили развалины некогда богатого греческого города, в
котором уже давно никто не жил, однако искусно устроенные водопроводы
действовали, и цистерны были наполнены водой.
На улицах разрушенного города еще сохранились каменные мостовые,
тамплиеры ехали по ним среди леса колонн, слишком хрупких и потому
оказавшихся непригодными для сооружения крепости. Изрезанные каннелюрами,
выветрившиеся, стояли они, никому не нужные, сиротливые на фоне крепостной
стены, и глубокой скорбью веяло от них. Меж колоннами валялись архитравы,
метопы, тимпаны с полустершимися барельефами. Но дорога была расчищена и
вела к зубчатому своду ворот в стене, имевшей семь пядей в толщину. Внутри
крепости уже никаких развалин не было, только в главном дворе стояли, -
вероятно, принесенные кем-то из тамплиеров - статуи и плиты с барельефами.
Бертран де Тремелаи вел Генриха мимо ряда сильно оббитых статуй, каждая из
которых была снабжена каким-нибудь атрибутом: эта держала в руке трезубец,
та - шар, рядом с другими, у их ног, были изображены животные, птицы,
виноградные лозы. Генрих с изумлением взирал на нагие мраморные фигуры.
Крепость охраняли всего десятка два рыцарей, но этого было достаточно
для ее защиты и даже для наблюдения за дорогой из Аскалона в Египет.
Теперь следовало подготовить ночлег для большего числа воинов и завезти
съестные припасы, а пока Бертран и Генрих стали осматривать все закоулки.
Они прошли в часовню, затем в примыкавшую к ней полукруглую абсиду, где
горела лампада. Бертран, войдя туда вместе с Генрихом, опустился на колени
и приник лицом к земле. На небольшом столике стояла там чаша, зеленая,
прозрачная, словно из изумруда или из арабского стекла сделанная ее
золотые ножки имели форму львиных лап. То была чаша, в которую Иосиф
Аримафейский собрал кровь спасителя, когда снял его с креста. Ныне,
чудесным образом найденная тамплиерами в завоеванной ими Кесарии, она
стала их собственностью. Рядом с чашей лежало священное копье, - его
обнаружил благочестивый провансалец под стеною храма святого Петра в
Антиохии (*94). Копье это принесло избавление рыцарям, осажденным в
Антиохии вождем язычников Кербогой. Как рассказал Бертран де Тремелаи,
принадлежало оно некогда святому Ахиллесу, который нанес им смертельную
рану королю Филоктету, не желавшему признать истинность веры христианской
(*95).
Под конец они взошли на крепостную стену. Стояла лунная ночь, с моря
дул легкий освежающий ветерок. Бертран де Тремелаи вдруг повел речи
необычные и страшные - у Генриха несмотря на прохладу сперло дыхание в
груди. Магистр говорил, что о чаше с кровью Христовой давно шла по свету
молва искали эту чащу повсюду, многие уже перестали верить в ее
существование. А чаша была у язычников, они владели ею, надо было только
прийти и отодвинуть завесу, которая ее скрывала. Вот так же все теперь
толкуют о вселенской власти, жаждут, чтобы на земле появился тот, кто
держит в длани своей крест и меч, все ищут такого государя, а он,
возможно, где-то есть, надо только поискать его и отодвинуть завесу,
которая скрывает его от людей, - все короли и владыки мира сего лишь
игрушка в его руках...
Они стояли на крыше башни, облокотившись на зубцы. В ярком лунном свете
лежали внизу развалины "греческого города, как нагромождение белых
неподвижных тел, как груды выветрившихся костей. И над этими мертвыми,
призрачно белыми камнями вздымалась черная громада крепости тамплиеров.
Только в одном окне горел огонек - там, на столике, покоилась изумрудная
чаша.
Старый магистр, понизив голос, поведал Генриху две тайны, о которых
небезопасно было говорить в другом, менее уединенном месте. Есть на
Востоке обширная страна, где правит могучий повелитель, потомок
Мельхиседека (*96). Ему нет надобности думать над тем, что выше - крест
или меч, ибо и тот и другой равно в его руке: великий владыка, пресвитер
Иоанн (*97).
И еще, перейдя уже на шепот, рассказал о Горном Старце (*98). Говорить
это и даже слушать было страшно одно неосторожное слово о Старце и его
подданных, асасинах, могло принести смерть, как случилось с графом
Боэмундом, убитым средь бела дня в густой толпе у ворот Антиохии.

15

Тэли, Герхо и Лестко остались в Иерусалиме ждать возвращения их
господина из Газы а Якса, воспользовавшись свободными днями, отправился с
группой генуэзцев в паломничество по ближним и дальним окрестностям,