будучи написано готическими буквами, имело особенно мрачный и зловещий вид,
в переводе означает не что иное, как экономия - волшебное слово, в
результате постоянного употребления и частого упоминания переставшее
казаться нам страшным, но обладающее столь же ужасной властью, как всякое
колдовское заклинание.
немедленное действие, запирая сердца, затемняя умы, затягивая шнурки
кошельков и застегивая брючные карманы всех философов-законодателей. Не
менее изумительно его действие на зрение; оно вызывает сокращение сетчатки,
затемнение хрусталика, вязкость стекловидного тела, разжижение водянистой
влаги, затвердение tunica sclerotica {Плотная оболочка [глаза] (лат.).} и
выпуклость роговицы; в результате орган зрения теряет свою силу и ясность, и
несчастный больной становится близоруким, или попросту говоря,
подслеповатым. Он различает только сумму немедленных затрат и не способен
заглянуть вперед и рассматривать их в связи с конечной целью, которая должна
быть достигнута. "Так что (мы цитируем слова красноречивого Берка {10})
терновник у него под носом превосходит величиной дуб, находящийся на
расстоянии пятисот ярдов". Таково мгновенное действие этого слова, а
конечные результаты еще более изумительны. Его магическое влияние заставляет
семидесятичетырехпушечные линейные корабли съежится во фрегаты, фрегаты в
корветы, корветы в канонерки. Как беззащитный флот Энея под командованием
Венеры-покровительницы превратился в морских нимф и спасся, нырнув в воду,
так и могущественный военный флот Америки с помощью каббалистического слова
"экономия" превращается в мелкие суда и укрывается в мельничном пруду!
Упрямого, сразу разъясняет всю облюбованную им систему посланий,
торжественных заявлений, пустых угроз, ветряных мельниц, трубачей и бумажной
войны; действие этого слова мы можем обнаружить на эскадре, вооруженной им в
1642 году в момент великой ярости и состоявшей из двух корветов с тридцатью
людьми под командой мингера Яна Янсена Алпендама - адмирала флота и
главнокомандующего военно-морскими силами. Эта грозная экспедиция, с которой
можно сравнить лишь некоторые отважные плавания нашего младенческого флота,
двинулась по заливу и вверх по Саунду с целью выгнать мэрилендцев с берегов
Скулкилла, недавно захваченных ими и считавшихся частью провинции Новые
Нидерланды; ведь в ту пору наша младенческая колония находилась, видимо, в
завидном положении, к которому стремятся честолюбивые народы, то есть ее
правительство, владея обширными землями, пользовалось только частью их, а в
отношении большей части вынуждено было постоянно вступать в споры.
не страшился врагов, хотя про них и говорили, что это воинственные люди из
породы гигантов, питающиеся маисовыми лепешками и копченой свининой, пьющие
мятный грог и пальмовую водку и чрезвычайно искусные в кулачном бою,
кусании, выбивании глаз, вымазывании смолой и вываливании в перьях {11} и в
разных других атлетических упражнениях, заимствованных ими от своих
сородичей-виргинцев, на которых они всегда были очень похожи. Несмотря на
все эти столь пугающие описания, адмирал отважно вступил со своим флотом в
Скулкилл и вполне благополучно, без всякого сопротивления достиг места
назначения.
которую предусмотрительный Кифт заранее сунул ему в карман; он вежливо начал
ее с того, что обозвал мэрилендцев шайкой ленивых, неотесанных, вечно пьяных
выскочек, любителей петушиных боев и конских скачек, надсмотрщиков над
рабами, завсегдатаев питейных домов, нарушителей святости воскресного дня,
мулатского отродья, а закончил приказанием немедленно покинуть страну. На
это они весьма лаконично ответили без всяких обиняков (что для шведов было
совершенно естественно): "Иди ты ко всем чертям".
рассчитывал. Видя себя совершенно неподготовленным к тому, чтобы на столь
грубый отпор ответить соответствующими военными действиями, он, подобно
весьма почтенному адмиралу, возглавлявшему одну современную английскую
экспедицию, решил, что умней всего будет вернуться домой и представить
донесение о ходе дела. Итак, он двинулся назад в Новый Амстердам, где его
приняли с великими почестями и провозгласили образцовым командиром, так как
он выполнил опаснейшее предприятие с ничтожными затратами для
государственной казны, не потеряв ни одного человека! Его единодушно
провозгласили спасителем отечества (звание, щедро жалуемое всем великим
людям); два его корвета, выполнившие свой долг, были разоружены (или
вытащены на берег) в бухточке, ныне называемой Олбани-Бейзн, где они мирно
гнили, лежа в тине. Чтобы обессмертить имя отважного адмирала,
новоамстердамцы воздвигли (по подписке) на вершине Флаттн-Баррак-Хилл {*
Испорченное Варлетс-берг или Варлетс-Хилл, названное так по имени некоего
Варлета, жившего на этом холме в раннюю эпоху существования поселка. -
Издатель.} великолепный дощатый памятник, который простоял целых три года, а
затем развалился на части и был разобран на дрова.
ГЛАВА V
законов и стал покровителем стряпчих и помощников пристава. Как он взялся за
спасение народа от ужасного зла и как его чуть было не удушили дымом за его
старания. Как народ в результате его наставлений стал чрезвычайно
просвещенным и несчастным, а также о всяких других вещах, которые выяснятся
при чтении.
потоком времени, начиная с почтенной древности, и тщательно вылавливаемых
теми скромными, но трудолюбивыми людьми, которые скитаются вдоль берегов
литературы, мы находим одно благоразумное предписание Харондаса, локрского
законодателя. Заботясь о том, чтобы предохранить древние законы своего
государства от добавлений и улучшений глубокомысленных "провинциальных
представителей" или назойливых претендентов на популярность, он издал указ,
по которому всякий, предлагающий новый закон, делал это с петлей на шее,
чтобы в случае отклонения проекта его немедленно вздергивали. На том дело и
кончалось.
с лишним лет произошло лишь одно небольшое изменение в уголовном кодексе и
все племя стряпчих умерло с голоду из-за отсутствия работы. В результате
локрийцы, не защищенные тяжелым грузом превосходных законов и не охраняемые
постоянной армией ходатаев по делам и судебных приставов, жили в любви и
согласии и были так счастливы, что о них почти не упоминается во всей
греческой истории, ибо хорошо известно, что только несчастные, задорливые
буйные народы шумят на весь мир.
"всеобъемлющих познаний", на свое счастье, наткнулся на предосторожность
доброго Харондаса. Но он, напротив, полагал, что истый законодатель обязан
умножать число законов и охранять собственность, личность и нравственность
подданных, окружая их своего рода волчьими ямами, кладя у них на пути ружья
с привязанными к взведенным куркам проволоками и огораживая даже тихие
уединенные тропинки частной жизни колючей изгородью, так что человек едва
может пошевелиться, чтобы не наткнуться на какое-нибудь из этих пагубных
ограждений. Итак, он все время придумывал мелкие законы для каждого то и
дело возникающего мелкого нарушения, пока со временем законов не стало так
много, что их уже нельзя было запомнить; подобно законам некоторых
современных законодателей, они превратились в мертвую букву, иногда
оживавшую для того, чтобы подавить чью-либо личность или поймать в ловушку
неопытного преступника.
применялся почти столь же мудро и беспристрастно, как и в нынешних высоких
трибуналах - полицейских и мировых судах. Обычно становились на сторону
истца, ибо он был постоянным клиентом и увеличивал оборот предприятия. На
преступления богатых благоразумно смотрели сквозь пальцы, чтобы не задеть их
друзей; но бдительных бургомистров никогда нельзя было упрекнуть в том, что
они дали возможность остаться безнаказанным пороку в гнусных лохмотьях
бедности.
великолепная виселица была сооружена на берегу, около того места, где теперь
находится лестница Уайтхолла, чуть к востоку от батареи. Рядом соорудили еще
одну виселицу, очень странного, безобразного и ни на что не похожего вида;
однако изобретательный Вильям Кифт ее очень ценил, так как она служила для
наказания, придуманного всецело им самим {* Обе виселицы, упомянутые выше
нашим автором, можно увидеть на гравюре Юстуса Данкера, предпосланной нами
настоящему труду. - Издатель.}.
персонажа библейской истории; но чудо выдумки заключалось в том, что
преступника, вместо того, чтобы вешать за шею, в соответствии с почтенным
обычаем, вздергивали за пояс штанов, и он целый час висел, болтаясь и
барахтаясь между небом и землей - к безмерному удовольствию и, несомненно, к
вящему назиданию толпы досточтимых горожан, всегда присутствующих на такого
рода зрелищах.
презренных бродяг и неисправимых нищих, подвешенных за штаны и выделывающих
забавные прыжки в воздухе. Для таких случаев у него были заготовлены тысячи
шуток и веселых острот. Он называл их своими баловнями, своей дичью, людьми
высокого полета, орлами с распростертыми крыльями, соколами, пугалами и,
наконец, висельниками; последнее остроумное название, которым первоначально
пользовались только по отношению к почтенным гражданам, вздумавшим
насладиться свежим воздухом таким странным образом, стало затем
простонародным выражением, обозначавшим любого кандидата на законное
возвышение. Кроме того это наказание, если можно верить некоторым ученым
этимологам, впервые навело на мысль о создании своеобразной сбруи или
Лукин Евгений
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Махров Алексей
Круз Андрей
Скальци Джон