ние! Сокращать, сокращать, сокращать, пока в министерствах не останется
ни одного человека. Потом снова начать набирать и на этот раз уже по
своей специальности.
полторы-две тысячи, чтобы прокормить чиновников в течение этих двух
дней, пока они будут сидеть дома и не ходить на службу. Тут может поме-
шать только одно - беременность. Вы заметили, как много совершенно сво-
бодных беременных женщин открыто бродит по городу? Среди них масса чи-
новниц; они раздражительны и вероятнейшим образом будут протестовать.
и сизые усы военного.
ности? Я сам был свидетелем: всю революцию устроили исключительно бере-
менные женщины. Им нельзя было не уступить, потому что они могут тут же
выкинуть. Вы были тогда, в феврале, здесь, в Петрограде? Сплошь беремен-
ные, сплошь, и у каждой огромная красная тряпка, набитая на швабру. Они
шли и трясли своими животами, и показывали на них пальцами, и били кула-
ками, как в барабаны. Что тут могла поделать полиция? При первом же зал-
пе они бы все сразу и выкинули как по команде! Ну, и пришлось уступить!
глазам военного и отодвинулся от него.
енный, - за восемь месяцев перед этим рабочие под влиянием иноземцев все
разом соединились со своими женами. Таким образом было достигнуто пол-
нейшее единообразие демонстрации... А отсюда один шаг до путаницы минис-
терств!
оглядываясь, неловко взмахивая руками.
нялся обшаривать карманы.
быть, когда наклонился... Там же адрес есть, имя и на обороте... Да нет
же, не может быть, чтобы у него, - я просто не взял с собою. У себя в
номере оставил.
же войти кто-нибудь, я, кажется, дверь оставил открытой.
неторопливо пошел вдоль набережной, ведя рукой по мокрой решетке и с
детским любопытством стараясь, чтобы ни один железный стержень не мино-
вал его руки.
пьяную проститутку; она что-то говорила, бессвязно хохоча и отталкивая
их.
я не согласна! Нет, вы лучше Маньку, вы лучше Маньку возьмите!
рону, оставили ее одну; она пошатнулась, вздергиваясь, бессильно мотая
головой, и упала на тротуар.
вом бушлат.
нулся и быстро побежал назад.
подгибая под себя ноги, тыкаясь лицом в рвоту.
показалось Шахову другим лицом - "тогда, ночью, у Инженерного замка, под
фонарем офицера".
затрепанную жакетку, измаранную грязью и рвотой.
адрес.
ну.
хом пролетки качалось небо.
время, стихи какие-то, студенчество, другую, еще до Галины, женщину, с
которой он ехал вот точно также, слушая цоканье извозчика, придерживая
ее за талию напряженной рукой.
иную мысль, ту самую, которая заставляет его проводить рукой по глазам,
трогать виски, в которых тесно и быстро, как муха о стекло, бьется
пульс.
меня"...
искать? Нет, кончено, кончено"...
летки. Шахов поднялся вместе с нею по скользкой, вонючей лестнице и че-
рез несколько минут вернулся обратно.
его о семье (извозчик жаловался ему, что ничего достать нельзя, что сено
вздорожало, что старший сын на войне пропал без вести) и испытывал давно
забытое чувство свободы и право распоряжаться собою, похожее на чувство
легкости, свежести и пустоты, которое охватывает человека, только-что
оправившегося от смертельной болезни.
или два, и отдал ему какие-то деньги; перелетая через несколько ступенек
сразу, он поднялся по лестнице и, пройдя освещенную часть коридора, от-
ворил двери своей комнаты.
ручку.
стене в поисках выключателя; наконец, нащупал выключатель и повернул
стерженек.
бросился назад к двери, отрывисто закричав что-то и закрывая дрожащее
лицо руками.
Кривенко.
во сне - над полосатой тельняшкой, между вагонных стен - наган, внезапно
повисший в воздухе, поблескивал сиреневым отливом стали.
шпор и оружия, ни тревожного разговора за стеной, ни песни татарина у
дверей.
реленных стен казармы.
улице ворочались броневики; теперь не было слышно даже шагов прохожих,
которые гулко (он это знал) отдаются в глухих переулках, и развлекают
тех, кому ничего больше не остается делать, как развлекаться этими шага-
ми.
суда над собой, которого должны были судить те, кому он охотно подарил
бы свою жизнь и свое оружие, мог легко обойтись без этого печального
развлечения. У него было пять, шесть или семь часов, которые никому не
нужны: он может делать все, что угодно - ходить по казарме, смотреть в
окно, разглядывать свои руки.
который вбит достаточно высоко и сидит в стене достаточно крепко; он мо-
жет думать - в конце концов это все, что ему нужно сейчас.
дверь, за которой бледный прапорщик, сползая по стене, еще тянулся за
своим оброненным револьвером, и о другой ночи там, в Сельгилеве, когда
неподалеку звенел и бился лагерь, и он смотрел на ночное милое лицо и
прижимал к своему лицу маленькие белые руки.
никогда не повторится больше.
кронверке Варшавской цитадели по приговору военно-полевого суда, не от
руки гвардейского офицера, политическими убеждениями подпиравшего личные
счеты, а здесь среди этих простреленных стен казармы, по вине человека,
который был ему другом и не мог поступить иначе.