спрашивал, читала ли я Сеченова "Рефлексы головного мозга", и приводил
цитату, над которой думал несколько дней и которая в конце концов убедила
его, что нужно жить на собственный счет, переехав от Мити в общежитие Дальше
шли рассуждения о том, что можно ли существовать на 4 1/2 копейки золотом по
курсу Госбанка. Андрей доказывал, что можно. Очевидно, почтовые марки
входили в этот бюджет, потому что следующее письмо пришло почти через месяц.
звуки одной из главных улиц - Арбата.
громыханье ломовиков, жужжание авто, щелканье лошадиных подков и шум
экипажей, крики мальчишек, возгласы газетчиков, далекий, но отчетливый (по
праздникам) колокольный звон, - и ты мысленно увидишь Москву в ее звуковом
выражении", - писал он.
больницы и стал работать в научно-исследовательском институте. Очевидно, это
досталось ему не очень легко, потому что Андрей был свидетелем скандала,
когда Митя решительно объявил жене, что он отказался бы от этой "медицинской
Сухаревки", даже если бы ему пришлось голодать. Но голодать не пришлось. На
конференции в Наркомздраве он доложил о своей работе по сыпному тифу, и ему
предложили еще какое-то место, так что "бюджет семейства Львовых", как
иронически сообщал Андрей, увеличился вдвое.
Москве, потому что это город, в котором "стремление к великому принимает
самые разнообразные формы".
отправился в будущее, а я осталась у подъезда и все еще с надеждой и грустью
смотрю ему вслед.
о Павле Петровиче и горько упрекал себя и меня в том, что мы не ценили и не
понимали его. "Я помню, как девочкой ты сидела у его ног и он спрашивал у
тебя таблицу умножения. Когда умерла твоя мать, он сам хотел идти к тебе и
пошел бы, если бы на него не прикрикнула мама". И дальше шли какие-то
непонятные намеки на мою неблагодарность по отношению к старому доктору -
неблагодарность, о которой Андрей лишь недавно узнал.
обиды, прочитала я это письмо. Это было проще всего - написать Андрею о том,
как Глафира Сергеевна надеялась получить комнату Павла Петровича для своих
родителей и поэтому отправила его в Дом инвалидов. Но я не стала. Наше
прощание на Тесьме вспомнилось мне. "Не забывай!" Стоило ли просить меня об
этом?
обрадовало и изумило меня.
разорвала его с горьким чувством. Письмо было от Василия Алексеевича
Быстрова, того самого друга маминой молодости, о котором она всегда
рассказывала с немного преувеличенной пылкостью, точно боялась, что я могу
не поверить в самый факт существования такого безукоризненного человека.
Василий Алексеевич сообщал, что теперь он работает не на Путиловском, а на
"Электросиле" и что будет от души рад увидеть старую знакомую, да еще с
дочкой, "тем более что и у меня есть дочка семнадцати лет, ровесница вашей
Тани". "Да приезжайте-ка поскорей, - писал он, - а то и не узнаете нашу
заставу. На месте домика, где было собрание Гапона, теперь общественный сад,
и мы думаем обнести его решеткой от Зимнего дворца".
величественно-равнодушным, будет все-таки дом, в котором меня приветливо
встретят, хотя бы из уважения к памяти мамы. Правда, Ниночка звала меня к
себе, и Гурий клялся что ребята из Стумазита не дадут мне погибнуть от
голода и холода на улицах Петрограда, но от письма Василия Алексеевича
повеяло чем-то "маминым", прочным, верным, и у меня стало веселее на душе...
Петровича до моего отъезда. Должно быть, от его старого сердца начиналась
дорожка ко многому, чем я дорожила в Лопахине, потому что теперь, когда эта
дорожка потерялась в снегу, завалившем Павскую гору, все стало скучно, и с
одной мыслью - скорее, скорее! - я начала готовиться к отъезду.
угодно: характеристикой, рекомендацией, путевкой, но который больше всего
похож на ультиматум с требованием немедленно принять меня в Институт
экранного искусства.
устраивается лотерея на прекрасные туфли "Скороход" с модными острыми
носками. Я беру всего два билета и, к своему изумлению, выигрываю туфли, без
которых ума не могла приложить, как уехать. Загадочно улыбаясь, меня
поздравляют: "Судьба!" С подступившими к горлу слезами я беру этот "подарок
судьбы".
день, но чтобы не стыдно было надеть его в театр, в гости, причем Мария
Петровна берет на себя теоретическую, а Надежда Петровна - практическую
сторону дела. Сообща они пекут мне в дорогу пирожки с луком - вкуснее
лопахинских пирожков с луком я ничего и никогда не ела. Сообща стремятся
дать мне в дорогу банку с грибками, и насилу удается мне убедить их, что эти
грибки мы съедим будущим летом по случаю моего возвращения. Скорее, скорее!
садится на краешек кресла. Я вижу, что ему хочется поговорить со мной, - о
чем? В сотый раз я прошу его поберечь чемодан с бумагами старого доктора, и
отец обещает, что в случае любого бедствия - пожара, землетрясения, войны -
прежде всего будут спасены эти бумаги. Но вот что, оказывается, беспокоит
его больше всего: клад. Какой-то амурский спиртонос перед смертью сказал
отцу, где находится клад: "на острове против станицы Иннокентьевна". Так
вот, если отец найдет клад, по какому адресу мне выслать половину?
только начинали лопотать свой беспорядочный вздор, я сижу в пролетке, и
новенький чемодан - подарок школьных товарищей - стоит у меня в ногах.
Соседи и друзья - у ворот. Отец плачет. Скорее, скорее!
нетерпением! Почему же мне грустно? Почему, стараясь удержать дрожащие губы,
я смотрю по сторонам - на старые-престарые, знакомые-презнакомые дома на
Малой Михайловской, по улице Карла Либкнехта, по Развяжской? Неужели завтра
я их уже не увижу?
ответ на мои уговоры. Скорее, скорее!
Глава третья. СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ
ИСПЫТАНИЕ
исполнилось восемнадцать лет, приехала в Петроград, - боюсь, что мне не
поверят.
на тумбе у пивной "Райпепо", недоумевая, почему трамвай за трамваем
равнодушно проходят мимо, несмотря на то, что, отчаянно крича, она каждый
раз устремлялась к ним со всеми своими вещами? Вскоре она научилась садиться
в трамваи на остановках. Но долго еще она не умела различать маршруты по
разноцветным огням, долго завидовала другим девушкам, спокойно и, как ей
казалось, гордо ходившим по улицам этого громадного города, не боясь
заблудиться.
забыла свой адрес и, растерявшись, побежала по Лиговке, спрашивая во всех
"номерах", не здесь ли остановилась некая Власенкова Т. П. из Лопахина,
невысокого роста, в туфлях без калош и в кожаной шапочке-пилотке?
Студии массовых зрелищ и торжеств, во главе с Гурием, устроили массовое
торжественное зрелище моего переезда к Нине? Картинно драпируясь в
генеральскую шинель-накидку, купленную на Обводном за два рубля сорок
копеек, во главе процессии шел Гурий с палкой в руке.
мы аккуратно платили хозяйке за услуги и отопление? Услуги выражались в том,
что хозяйка - здоровая, румяная женщина - с утра до вечера рассказывала нам
о своих болезнях; а отопление - в том, что время от времени она приносила
нам паровой утюг. Зато мы всегда ходили в аккуратно выглаженных платьях.
программу приемных испытаний и была очень довольна, узнав в канцелярии, что
для поступления не нужно ничего, кроме таланта. Мои этюды очень понравились
Нине. Но она нашла, что у меня слишком обыкновенная походка для кино, и
посоветовала взять несколько уроков ритмики, чтобы ноги стали двигаться
более плавно. Это был превосходный совет, тем более что известная ритмичка
жила на проспекте Либкнехта, недалеко от Нины. Пришлось кое-что отнести в
ломбард, чтобы взять у нее три урока, но зато я научилась плавно ходить, то
есть "неся ногу низко над полом, опираться сперва на носок, а потом на
пятку". Это выходило немного похоже на цаплю, но ритмичка сказала, что ее
вполне устраивает это сходство, поскольку цапля в тысячу раз ритмичнее
человека.