Хотела бы я знать, что творится в твоей упрямой голове!
рискованный шаг, который снова вызовет гнев отца. И в этом трепетном
страхе, она уже предвкушала не только бичевание словами, но и то телесное
наказание, которым он ей угрожал.
остановит ее отчаянным воплем протеста и, заткнув уши, убежит из комнаты.
Мэри, казалось, уже слышала, как она, убегая, кричит: "Нет! Нет! Замолчи!
Ни слова более! Я не хочу этого слушать! Это неприлично!"
думаешь, - настаивала миссис Броуди.
этого дома навсегда, - сказала она резко. Миссис Броуди в ужасе подняла
руки к небу.
дом. Хорошо, что отец не слышит, - он бы никогда не простил такой черной
неблагодарности!
- Ведь ты должна чувствовать то же, что и я. Нам с тобой никогда не было
хорошо в этом доме. Неужели ты не чувствуешь, как он давит нас? Он словно
часть отцовской жестокой воли. Вспомни, вот уже полтора месяца я не
выходила на улицу и чувствую, что я... я совсем больна, - заплакала она.
покорности.
о том, что говорила такие непристойные глупости о великолепном доме, в
котором ты имеешь счастье жить. Когда отец его выстроил, во всем
Ливенфорде только и речи было, что об этом доме.
что мы не похожи на других людей, и к нам относятся не так, как к другим.
других.
жили по его указке. Я чувствую, он нас доведет до какой-нибудь беды! Он
хочет, чтобы мы держались в стороне от всех. У нас нет друзей. Я никогда
не имела возможности повеселиться, как другие девушки: я была всегда
взаперти.
девушка из порядочного дома. По твоему поведению видно, что тебя еще мало
запирали!
свою мысль до горького конца.
нее, я была так ослеплена, что сбилась с пути.
- Если не можешь честно и откровенно поговорить с матерью, так не говори
вовсе. Подумать только!.. Ты бы бога благодарила за то, что есть люди,
которые о тебе заботятся и держат тебя дома, чтобы уберечь от греха.
Будь весела и трудолюбива, да оказывай больше почтения и покорности
родителям. Ты должна бы краснеть от одной мысли, что за тобой бегают
молодые люди бог знает какого происхождения. Ты должна бы охотно сидеть
дома, чтобы от них избавиться, а не то, что постоянно ходить с таким
угрюмым видом. Боже, как подумаю, что тебе грозило!..
поближе к Мэри проповеди Спэрджена. Закончив свою речь на самой высокой и
патетической ноте, она встала и, отступая к дверям, сказала с ударением:
всякие пустые разговоры, которые ты могла бы услышать вне дома.
мыслям, занимавшим ее ум. Однако Мэри не прикоснулась к так настойчиво
предложенной ей книге. Она безнадежно глядела в окно. Тяжелые тучи
закрывали небо, быстрее приближая к вечеру короткий октябрьский день.
Мелкий, но упорный дождик туманил окна. Ни малейшего ветерка. Три
серебряные березы, уже облетевшие, стояли тихо, в унылой задумчивости.
Мэри в последнее время так часто на них смотрела, что уже изучила их во
всяком настроении и думала о них, как о ком-то своем, родном. Она
наблюдала, как они теряли листья. Каждый лист падал тихо, медленно,
трепеща, как последняя утраченная надежда, и с каждым листом Мэри теряла
частицу веры. Эти три дерева превратились для нее в какой-то символ, и
пока они были одеты живыми листьями, она не отчаивалась. Но вот слетел
последний лист - и в этот вечер березы, как ее душа, были обнажены,
окутаны лишь холодным туманом, погружены в глубокую безнадежную печаль.
энергичнее. Ребенок жил, двигался, но знали о нем лишь она да Денис.
Беременность ее оставалась незамеченной. Вначале Мэри очень заботилась о
сохранении тайны, и это была нелегкая задача, но сейчас она о ней как-то
не думала: голова ее была занята более серьезными и жуткими мыслями.
ребенка внутри разбудило в ней щемящее чувство - не страха, а жадного
томления. Точно молния, осветило оно темные пространства ее души, и ее
охватила страстная любовь к будущему ребенку. Эта любовь поддерживала ее
часто в тяжелые часы, помогала храбро переносить горе. У нее было такое
чувство, что страдает она теперь ради ребенка и чем больше она будет
страдать, тем больше будет вознаграждена потом его любовью.
окончательно ее покинула. Тогда она еще верила в Дениса.
арестом по воле отца, она прожила шесть нестерпимых недель, не видя
Дениса. Иногда ей казалось, что его фигура мелькает перед домом; часто по
ночам она чувствовала, что он где-то здесь, близко; раз она проснулась с
криком от легкого стука в окошко. Но теперь она считала, что все это -
только плод ее расстроенного воображения, и была твердо убеждена, что
Денис ее бросил. Да, он покинул ее, и она никогда больше его не увидит.
время она не могла спать, потом, к своему удивлению, стала засыпать
крепко, и ей часто снились дивные сны, сны, исполненные блаженства. Во сне
она всегда бывала с Денисом в каком-то волшебном царстве, они открывали
вдвоем залитую солнцем страну с веселыми старинными городами, жили среди
смеющихся людей, которые питались странной экзотической пищей. Эти
радостные видения, как предзнаменование счастливого будущего, одно время
тешили и ободряли ее. Но все это уже отошло в прошлое, она не хотела
больше несбыточных грез. В том сне, которого она жаждала, ее не посетят
видения: она решила убить себя.
бессознательным жутким предчувствием она сказала ему, что сделает это,
если он покинет ее. У нее осталось одно прибежище - в смерти. Никто не
знал, что она прятала у себя в спальне пакет лимонной соли, стащенной с
верхней полки над лоханями в чулане за кухней. Сегодня она ляжет спать,
как всегда, а утром ее найдут в постели мертвой. Ее ребенок, живой, но еще
не живший, тоже умрет, и это самое лучшее для него. Они похоронят ее
вместе с ее нерожденным ребенком в сырой земле, и все будет кончено, и для
нее настанет покой.
немного отогнула бумагу в одном конце белого пакетика и смотрела на его
содержимое, такое невинное на вид. Она машинально подумала: как странно,
что эти невинные на вид кристаллики таят в себе такую грозную смертоносную
силу. Но ей они не грозили, ей они сулили милосердную помощь. Одно быстрое
движение - и они дадут ей возможность освободиться от беспросветного
рабского существования; глотая их, она судорожным глотком как бы хлебнет
последний горький осадок жизни. Она хладнокровно подумала, что надо будет,
уходя наверх спать, захватить с собой в чашке воды, чтобы растворить
кристаллы.
села и снова принялась вязать. Надо кончить сегодня чулок отцу. Подумав об
этом, она не ощутила никакой живой ненависти к нему, - в ней как будто
умерли все чувства. Отец с того дня ни разу с ней не заговаривал. Рука его
зажила. Его жизнь шла без перемен и после ее смерти будет идти так же, с
той же неукоснительной размеренностью, в том же надменном равнодушии, и
так же мать будет ублажать его и рабски служить ему.
возвращалась из школы. В душе Мэри проснулось сострадание к
впечатлительной сестренке, которая в последнее время словно заразилась от
нее печалью. Ей было жаль оставлять Несен. Бедная девочка! Она будет
совсем одинока.
сгущавшихся сумерках видно было, как она делала какие-то непонятные
настойчивые знаки. Это была не Несси, а какая-то другая девочка, которая
упорно стояла под дождем и махала кому-то наверх рукой, выразительно и
вместе с тем таинственно. Мэри внимательно вглядывалась в нее, но, как
только девочка это заметила, она перестала делать знаки и убежала.
Показались двое прохожих и скоро скрылись из виду. Улица снова была
пустынна и темна. У Мэри вырвался вздох - рассеялась смутная, неосознанная
Орловский Гай Юлий
Круз Андрей
Русанов Владислав
Никитин Юрий
Перумов Ник
Афанасьев Роман