насчет его свадьбы.
как манною небесною, - отвечал пятидесятилетний паж, подходя к руке герцога.
уловить ее своими устами.) Поверь, я не оставлю тебя и на новом твоем месте.
А чтобы на первых порах доказать мои милости, вот что я для тебя делаю, -
только, пожалуйста, не мучь меня своею благодарностию! Слышишь?..
в раболепном восторге о новых милостях своего протектора.
туфлей. За то не миновать бы тебе ловить куниц, хе, хе, хе; но мне стало
жаль тебя. Где ему? подумал я: он своим толстым брюхом избороздит всю
Сибирь, пока поймает хоть одну мышь, издохнет, запыхавшись! Дело повернули
мы так, что ты при дворе в новой должности. Но (Бирон погрозился пальцем)
молодой пажишка шалун, плут большой! (Кульковский отвесил глубокий поклон.)
хе, хе, хе!.. и государыня боится за своих гоф-девиц. Она хочет непременно
женить тебя... ты это слышал?
красивая... но за то мой выбор!
над кем-нибудь!.. Ха, ха, ха! твоя выдумка меня потешила.
удовольствия.
Тебе ж избрал я в сожительницы барскую барыню Волынского, фамилию, черт
побери! не припомню.
старые твои грехи. Что?.. Чай, при этом слове зашевелились из гробов
родоначальники твои, литовские или татарские князья?.. Чай, развернули пред
твои вельможные очи свои заплесневелые пергаменты?.. Не ломайся же,
дурачина, пока предлагают такой клад с завидной придачей, а то велят взять и
без нее.
Приказали просить.
или татарских князей, пыхтя и едва не ползая на четвереньках, бросился
подбирать клочки алансоновых манжет, брошенных счастливым выходцем. Этот
пинком ноги помог еще ему исполнить скорее заданную тему.
Иенского университета, где запасался обширными знаниями, шутя и ставя
профессору восточных языков (Керу) своею любезностью рога и своими
остроумными куплетами ослиные уши, там же за честь свою поцарапал кого-то
неловко и оттуда бежал в тогдашнее пристанище людей даровитых - под сень
образователя России. Угаданный его гением, этот Остерман в благодарность
укрепил России дипломатикой своей прибалтийские области ее, которые
ускользали было из-под горячего меча победителя (не говорю о других важных
подвигах министра на пользу и величие нашего отечества). Этот самый
Остерман, в свою очередь обогащенный деревнями и деньгами, вице-канцлер,
граф, умевший удержать за собою, как бы по наследству, доверие и милости
двух императоров, двух императриц, одного правителя, одной правительницы и,
что еще труднее, трех временщиков, русских и нерусских, составлял в
царствование Анны Иоанновны между соперничествующими партиями перевесное
лицо. Зная силу Бирона, любимца ее и вместе главы немецкой партии,
опиравшейся на престол, посох новгородского архипастыря и ужас целого
народа, хитрый министр тайно действовал в пользу этой стороны, но явно не
грубил русской партии, которой предводителем был Волынской, имевший за собою
личные заслуги, отважный и благородный дух, дружбу нескольких патриотов,
готовых умереть с ним в правом деле, русское имя и внимание императрицы, до
тех пор, однако ж, надежное, пока не нужно было решать между двумя
соперниками. Он видел возрождающуюся борьбу народности с деспотизмом
временщика, но знал, что представителями ее - несколько пылких,
самоотверженных голов, а не народ, одушевленный познаниями своего
человеческого достоинства. Тогдашний народ, включая и дворянство, погрязший
в невежестве и раболепном страхе, кряхтел, страдал, но так же охотно бегал
смотреть на казнь своих защитников, как бы на казнь утеснителей своих.
Остерман знал, что истинного самопознания национальности не существовало в
России и те, кто вздумали ее представлять одними своими особами, замышляли
неверное. К тому ж он уверился, что привязанность государыни к герцогу
должна восторжествовать надо всеми обстоятельствами. И потому держался
бироновской партии и укрепился под сенью ее на второстепенном месте в
империи. Таким образом, казалось, математически обезопасил свое лицо от
превратностей фортуны. В расчетах этих он не догадался только, что хотя
просвещенной национальности не существовало в России, но семя ее заброшено в
каждом человеке, где лишь только есть народ; и потому действовать именем ее
легко было в лице той, которая, как дочь Великого Петра, отца отечества,
могла возбудить эту народность лучше сборища патриотов, действующих от себя.
Он думал, что достаточно отдалил Елисавету Петровну от этой роли, и -
ошибся. За эту ошибку поплатился он всем, что приобрел заслугами царям и
России, умом своим и хитростью. Такие молниеносные промахи самых утонченных
политиков освещают для нас пути провидения. Видно, под зарницею их спеет
жатва божья!
он от колыбели своей, в захолустье германского запада, до Березова!.. Приняв
из рук судьбы страннический посох на порою пресвитерской хижины, он соединил
его потом со скипетром величайшего из государей, начертывал им военные
планы, мировые на родам и царям и уставы на вековую жизнь империи, указывал
череду на престол и, наконец, положил этот посох так скромно, так печально,
на Востоке, в тундрах Сибири!.. Бокум, Иена, Ништадт, Березов!.. Надо же
было так.
просвещения в России, который еще не оценен достойным образом и ожидает
своего историка. Обращаюсь к роману.
доселе герцога, как любимца государыни, которую сам возвел на престол;
теперь, когда узнаны были его высшие виды, надлежало помогать ему всходить
на ступени этого престола или вовсе от временщика отложиться. В последнем
случае вице-канцлер давал торжествовать русской партии и возводил Волынского
на первенствующее место в кабинете и в империи. Он пришел к герцогу,
затвердив двусмысленную роль, которую решился играть до того времени, пока
сами обстоятельства расскажут ему его обязанности.
Дали ответ, что сейчас будут.
совершенный контраст с щеголеватою наружностью хозяина. Входя в кабинет, он
опирался на свою трость, как расслабленный.
кресла. - Эй! Кульковский! Скамейку под ноги дорогого гостя! Я знаю, вы
страдаете подагрою. Подушку за спину!
спину его, вышел с лицом, багровым от натуги. Министр, благодаря, и охая, и
морщась, и вскидывая глаза к небу, чтобы в них нельзя было прочесть его
помыслов, отвечал:
начинаю худо видеть, худо слышать.
поможем, - сказал Бирон двусмысленно, придвигая свои кресла к креслам
Остермана, - а что касается до зрения, то у вас есть умственное, которому не
надо ни очков, ни подзорной трубки.
расправил себе волосы пятернею пальцев, как гребнем. Бирон продолжал:
Здоровье, сила душевная нужны нам, почтеннейший граф, особенно теперь, когда
враги наши действуют против нас всеми возможными способами, и явно и тайно.
Я говорю - враги наши, потому что своего дела не отделяю от вашего.
потер свою ногу, долго не будучи в состоянии произнести слова) держусь, как
старая виноградная лоза, иссыхающая от многих жатв, крепится еще около дуба
во всей красе и силе.
Маккарти Кормак
Ковальчук Вера
Трубников Александр
Контровский Владимир
Каменистый Артем