как можно ужаснее, и я уже готовился к какому-нибудь особенному роду
смерти, когда коррехидор приказал позвать меня к себе и сказал: "Выслушай
свой приговор: ты свободен. Без тебя моего единственного сына убили бы на
большой дороге. Как отец я хотел отблагодарить за эту услугу, но как судья
я не мог оправдать тебя, а потому письменно ходатайствовал о тебе перед
двором: я просил о твоем помиловании, и просьбу мою уважили. Ступай же,
куда тебе будет угодно. Но послушай меня, - добавил он, - воспользуйся
этим счастливым случаем. Одумайся и брось разбой раз навсегда". Эти слова
подействовали на меня, и я отправился в Мадрид с твердым намерением
покончить с прошлым и вести в этом городе спокойный образ жизни. Я не
застал в живых ни отца, ни матери, а наследством моим управлял один
старичок-родственник, который отчитался передо мной так, как это делают
все опекуны: коротко говоря, мне досталось всего-навсего три тысячи
дукатов, что не составляло, быть может, и четвертой части моего состояния.
Но что тут поделаешь? Я ничего не выгадаю, если затею с ним тяжбу. Чтоб не
пребывать в праздности, я купил должность альгвасила, которую отправляю
так, точно всю жизнь ничем другим не занимался. Мои теперешние сотоварищи,
вероятно, воспротивились бы из приличия принятию меня на службу, если б
проведали о моем прошлом. Но, к счастью, оно им не известно или они делают
вид, что его не знают, а это в сущности одно и то же. В этой почтенной
корпорации всякий заинтересован в том, чтоб скрыть свои дела и поступки,
и, слава богу, никто не смеет попрекнуть другого, ибо самый лучший достоин
повешения. "Но теперь, друг мой, - продолжал Роландо, - мне хочется
открыть тебе свою душу. Занятие, которое я избрал, мне не по вкусу; оно
требует слишком большой щепетильности и таинственности: все дело состоит в
том, чтоб обманывать ловче да незаметнее. Ах, как я жалею о своем прежнем
ремесле! Моя новая профессия, правда, безопасна, но старая много приятнее
и, к тому же, я люблю свободу. Меня так и подмывает отделаться от своей
должности и в один прекрасный день дернуть в горы, которые находятся у
истоков Тахо. Я знаю, что в этом месте есть убежище, где скрывается
огромная шайка, состоящая преимущественно из каталонцев (*65), а это само
за себя говорит. Если ты согласен меня сопровождать, то мы пополним с
тобой ряды этих славных героев. Я буду в этой шайке податаманьем, а чтоб
тебе оказали хороший прием, подтвержу, что ты десятки раз бился бок о бок
со мной. Я превознесу твою храбрость до небес и наговорю о тебе столько
хорошего, сколько иной генерал не скажет об офицере, которого хочет
повысить в чине. Но я, конечно, поостерегусь упоминать о твоей проделке:
это может навлечь на тебя подозрение, и лучше о ней умолчать. Ну, что же,
- добавил он, - хочешь мне сопутствовать? Я жду твоего ответа".
вы рождены для смелых подвигов, а я для покойной и тихой жизни.
вашим сердцем, и вы, без сомнения, наслаждаетесь с нею той покойной
жизнью, которую вы только что восхваляли. Сознайтесь, сеньор Жиль Блас,
что вы обставили для вашей красавицы квартирку и проедаете вместе с ней
пистоли, украденные в подземелье.
рассказать за обедом все приключения этой сеньоры, что я и исполнил,
сообщив ему заодно и все происшествия, случившиеся со мной после того, как
я покинул шайку. К концу обеда Роландо снова завел речь о каталонцах. Он
даже сознался мне, что твердо решил к ним присоединиться, и сделал новую
попытку меня уговорить. Но, видя, что я твердо стою на своем, он внезапно
переменил тон и обращение и, поглядев на меня свысока, строго сказал:
должность чести вступить в дружину храбрых людей, то и оставайся при своих
подлых наклонностях. Но слушай, как следует, то, что я тебе скажу, и пусть
это крепко засядет у тебя в памяти! Забудь, что ты меня сегодня встретил,
и ни с кем никогда не говори обо мне. Если только до меня дойдет, что ты
где-либо упомянул мое имя... то ты меня знаешь: мне незачем
распространяться на эту тему.
Затем мы оба встали из-за стола и вышли на улицу.
другом, прошел по улице мой хозяин. Он увидал меня, и я заметил, как он
несколько раз внимательно поглядел на атамана. Из этого я заключил, что он
не ожидал встретить меня в обществе такой личности. Правда, наружность
Роландо не говорила в его пользу. Это был рослый человек с длинным лицом и
носом, напоминавшим клюв попугая; будучи на вид не так уж страшен, он тем
не менее походил на самого отъявленного мошенника.
Бернальдо обратил серьезное внимание на атамана и, по-видимому, составил
себе о нем такое мнение, что безусловно поверил бы всем дивным историям,
которые я мог рассказать ему об этой личности, если бы посмел о ней
заикнуться.
сегодня с тобою?
удовлетворится моим объяснением и на этом успокоится; но он стал задавать
мне разные другие вопросы, которые смутили меня, так как я вспомнил угрозы
Роландо. Заметив это, он внезапно прервал разговор и лег спать.
дал мне шесть дукатов вместо шести реалов и сказал:
другое место: я не могу держать у себя лакея, у которого такие блестящие
знакомства.
Вальядолиду, где снабжал его некими лечебными средствами, когда занимался
медициной.
ответить мне вчера вечером, вместо того чтоб приходить в замешательство.
смущения, - отвечал я.
меня по плечу. - Право, я не считал тебя таким хитрецом. Ступай, дружок,
ты свободен: я не намерен держать слуг, которые якшаются с альгвасилами.
который сказал мне в утешение, что надеется найти для меня лучшее место.
Действительно, спустя несколько дней он заявил мне:
какого вы и не ожидали. Вы получите приятнейшую службу на свете. Я помещу
вас к дону Матео де Сильва. Это - знатный аристократ, один из тех молодых
сеньоров, которых называют петиметрами (*66). Я имею честь быть его
поставщиком. Он забирает у меня сукно, правда, в кредит, но с такими
барами ничем не рискуешь: они обычно женятся на богатых наследницах,
которые уплачивают их долги; а если этого не случается, то купец, знающий
свое дело, продает им всегда товары по такой высокой цене, что не потерпит
убытка, если даже получит четвертую часть следуемой суммы. Управитель дона
Матео - мой близкий приятель, - продолжал он. - Пойдемте к нему. Он сам
представит вас своему патрону, и вы можете рассчитывать на то, что из
уважения ко мне он и к вам отнесется весьма доброжелательно.
этим руководствоваться. Зовут его Грегорио Родригес. Между нами говоря, он
из простого звания, но, чувствуя склонность к делам, не пренебрег своими
дарованиями и разбогател, служа управителем в двух богатых домах, которые
разорились. Предваряю вас, что он очень тщеславен и любит, когда остальные
слуги перед ним лебезят. Если им нужно добиться у своего господина даже
самой ничтожной милости, они должны сперва обратиться к управителю;
выпроси они что-либо без его ведома, он всегда может устроить так, что
либо господин отменит свое обещание, либо от этого обещания не будет
никакого прока. Примите это к сведению, Жиль Блас: ходите на поклон к
сеньору Родригесу даже чаще, чем к самому барину, и сделайте все, что от
вас зависит, чтоб ему понравиться. Его благосклонность принесет вам немало
пользы. Он будет аккуратно платить вам жалованье, а если у вас хватит
ловкости втереться к нему в доверие, то он, может быть, даже даст вам
обглодать какую-нибудь косточку. У него их - хоть отбавляй! Дон Матео -
молодой сеньор, который помышляет только об удовольствиях и совершенно не
желает заниматься собственными делами. Отличное местечко для управителя.
что он находится на своей половине. Мы действительно застали его там и
вместе с ним какого-то человека, походившего на крестьянина и державшего в
руках мешок из синей холстины, набитый деньгами. Управитель показавшийся
мне бледнее и желтее девицы, истомленной безбрачием, вышел навстречу
Мелендесу с распростертыми объятиями; тот, в свою очередь, раскрыл свои, и
они обнялись с изъявлениями дружбы, в которых было гораздо больше
притворства, нежели искренности. Затем речь зашла обо мне. Оглядев меня с
головы до пят, управитель весьма любезно сказал, что, по всей видимости, я
подойду дону Матео и что он с удовольствием берется представить меня этому
сеньору. Тут Мелендес заявил, насколько он принимает к сердцу мои
интересы, и просил управителя оказать мне свое покровительство; затем,
наговорив Родригесу кучу всяких комплиментов, он оставил меня с ним, а сам
удалился. После его ухода управитель обратился ко мне:
поселянином.