Евдокия Григорьевна выдохнула, артистически выдвинув вперед нижнюю челюсть.
-- Вы понимаете, я не знаю, что ей от меня надо. Пишет на меня письма в
милицию, как будто я проходимка какая-то, теперь дед утром мне заявляет, что
сегодня приедет какой-то врач, со мной поговорить. Какой врач? Зачем? Я сама
медик. Захочу вызову из своей поликлиники, мне другие врачи не нужны.
довести старушку до исступления. Она пошла на кухню и спроси-ла совершенно
отчаявшегося Марка Макаровича:
лицо руками. Все стало ясно. Хотят освидетельствовать бабушку, чтобы ее
показания судом были признаны недействительными. Далеко идущий маневр.
вошла на кухню.
набросилась на отца, не обращая внимания на Серафимову. -- Это ты все
подстроил, ну, смотри, вы у меня дождетесь, я своего добьюсь!
Григорьевны, а вы ведите себя потише, -- прикрикнула Нонна Богдановна, -- и
объясните мне как следователю, ведущему дело, по которому ваша мама --
главный свидетель, а ваш сожитель -- один из подозреваемых, что это за
хиромантию вы выдумали с врачом?
подняла бровь и фыркнула.
сумасшедшей старухи, так и идите к ней, а мне не указывайте, как я должна
себя вести. И в наши семейные дела не лезьте, я ведь свои права и ваши
обязанности знаю. А на освидетельствование есть определение судьи. Все по
закону!
Григорьевне.
-- не подпускайте ее ко мне. Я ее боюсь. Она уже на меня лезла с кулаками.
Требовала, чтобы я оформилась и убиралась в дом престарелых вместе с отцом.
ведущей в комнату Евдокии Григорьевны, и Серафимова увидела, как за рифленым
стеклом, в коридоре замелькали два белых халата. Двери комнаты распахнулись,
и высокая почтенная женщина в сопровождении медсестры остановилась на
пороге. Евдокия Григорьевна попятилась, откинулась на подушки, потом села на
диване и уставилась на врача. Нос ее покраснел, она в испуге захлопала
ресницами.
объяснить жене, что все это подстроила дочь и надо просто пройти через это.
на маленький пуфик в углу комнаты, представилась врачу, спросила, не
помешает ли ее присутствие. Той разрешено было остаться. Лола стояла в
дверях. Марк Макарович ушел на кухню.
-- вы, наверное, понимаете, что беседа у нас с вами вынужденная. Давайте
относиться к этому как к простой формальности.
Григорьевна.
ведь прошли войну? Что же у вас с дочерью-то не ладится?
меня не было, -- завелась Лола, -- нагуляла и сбагрила бабке. А сама по
гарнизонам...
Григорьевна. -- Вы видите?
вопросы, и вообще Серафимовой нравилось, что она ведет себя корректно и
учтиво. -- Может, есть за что?
детство болела.
бросив, -- вставила Лола.
академию закончил, -- оправдывалась Евдокия Григорьевна.
мучениях рожала! Сама чуть не умерла и ее не потеряла.
относиться?
детства характер был еще тот!
подковырнула врач.
возненавидела!
комнате, -- заявила врач.
и меньше. Она сидела, спрятав руки в карманы халата, чуть поодаль сидела
медсестра. Евдокия Григорьевна давно уже плакала, сморкаясь в мятый платочек
и утирая им лицо.
схватила телефонную трубку. Нонна Богдановна мягко отобрала ее из пальцев
Лолы и положила на рычаг.
психиатру нужен свежий воздух. Они переглянулись и пошли на балкон.
следователь врача, закуривая сигарету.
она видела вчера ночью возле "Метелицы". Машина подъехала к подъезду и
притормозила. Серафимова пригнулась и отстранила от перил балкона врача.
Осторожно посмотрела вниз.
дверцы машины и вошел в подъезд. Серафимова бросилась в комнату, за ней
врач, Любовь Петровна.
свою визитную карточку. -- А вы все выйдите на кухню. Марк Макарович, нет,
Евдокия Григорьевна, подойдите к двери, и когда ваш любимый зять позвонит,
откройте дверь и впустите его в квартиру. И сразу же бегите в конец
коридора.
десять. -- Вынула из сумочки пистолет и наручники и встала наготове.
попался. -- Серафимова заметила выглянувшую из кухни Лолу и обратилась к
ней: -- Пискнешь, подруга, определю в дурдом. И решения суда не понадобится.
Богдановна.
-- Ты уже перевозчика дожидаешься? Так это я и есть, старец Харон.
немытые руки, как на них тут же защелкнулись наручники. Так вот
за-жмурившись, Евдокия Григорьевна и выползла из смертельных объятий зятька.
двинулся в комнату. Задержание состоялось.
Лоле, с ненавистью зыркнув на нее.
та.
Закариевна теперь сидела на диване рядом с Копытовым, и по ее виду можно
было определить погоду: пасмурно и небо -- в клеточку.
положить конец, -- сообщила Копытову Серафимова.
ЗАПАДНИЦА
мурашки по коже и гусиная кожа, но и волосы дыбом и передергивает. Она и
сама-то этого никогда не делала, а других просто гнала от себя взашей, если
видела, что кто-то держит в руках это дурацкое изобретение человечества. От
этого вообще можно сойти с ума или вывернуться наизнанку.
она всем телом, увидев, как секретарша Овечкина уже заносит над своим
коготком это орудие инквизиции.