же: она сама, оказывается, выставила им бутылку водки в продолжение по-
минок. Вдова пожмотилась, ее в застолье не позвала (а ведь старуха хоро-
шо Тетелина помнила, значит, скорбела).
ки доброты у женщины сопряжены с остатками жизни. Лет пять назад Ада Фе-
доровна еще трепыхалась, как догорающаЯ свечка: в конце пьянки вдруг
доставала заветную четвертинку С и самый подзадержавшийся, поздний по
времени мужик, подпив, оставалсЯ и просыпалсЯ в ее постели. Но теперь
все фокусы позади. Болотный тихий пузырь. Только доброта.
кам, им надо успеть многое неважное друг другу сказать и немногое важное
высказать С говоруныРс! С поддразниваю Я их, занятых сейчас великим за-
полночным бдением наших интеллигентов: разговором.
культура русского разговора (с выпивкой) затеялась уже в ХIХ, если не
раньше: по причине гигантских расстояний меж усадьбами люди по полгода
не виделись, а встретившись, говорили день и ночь напролет. Говорили,
уже запахнувшись в шубу. Пока не зазвенит под окнами колокольчик тройки.
Пока не отключат телефон за неуплату. ИнтеллигенциЯ десятилетиями рабо-
тала не напрягаясь (в отличие, скажем, от коллег в Западной Европе), за-
то мы, уверяет Михаил, довели искусство человеческого общениЯ (телефон-
ного, кухонного, в рабочее время, в вагоне поезда) до немыслимой высоты.
Разговоры С наши пирамиды. На века.
кычем. Не мешай... Полчаса, а?
вистью, не скрою) покачал головой, мол, какие там полчаса С уверен, что
трудитьсЯ еще часа дваРтри, не меньше, говоруныРс!
ре России, и русский, в молодости слывший антисемитом.
Между тем, исцелил его как раз Я, одним антисемитом меньше, С и именно
что этим знакомством. В те давние времена, помню, Я этак осторожно озна-
чил, выбираЯ слова и готовЯ Вик Викыча к встрече с Михаилом, мол, какой
талантливый еврей и какой упорный агэшник!
Их первый разговор, тоже помню, состоялсЯ сразу после
знакомства, и сразу же долгий, затяжной, с выяснениями,
сильно за полночь. И вот С друзья. Дальше на них уже
работало время. Как и бывает подчас в приятельстве, оба
легко сдружились, а менЯ потеснили. То есть Я осталсЯ их
другом, но третьим, и уже малость в стороне. И ладно. (Я
и тогда не боялсЯ терять.)
Я запоздал. Тут и впрямь необходима общаЯ точка отсчета, старт, но еще
более совместно резкий в слове разгон. Я лишь следил, как следит
мальчишка, задрав голову, за полетом в синеве чужого бумажного змея. Но
это С тоже умение. Умение помалкивать, получаЯ удовольствие от страстей,
которые других сейчас распирают. Жизнь сторожа научила менЯ просто слу-
шать. Просто жить утро. Просто пить чай.
идут, лучше сказать, бредут бледные привидениЯ раннего утра С знакомые
слесарЯ во главе с Кимясовым. Маленькие, кривоногие и, конечно, пьяные,
они продолжают стайкой передвигатьсЯ по пустым этажам в поисках спиртно-
го. Не спавший всю ночь отряд, боеваЯ фаланга С почетный караул по Тете-
лину, по его твидовым брюкам.
том, о сем и пересказывал ему новости многоквартирного дома С мол, пого-
варивают о приватизации...
сальный интеллект, словно ручей, натыкалсЯ на преграду и, как верховаЯ
вода, начинал обтекать, обегаЯ и справа и слева (и вновь прорываясь к
моей душе С как он выражался, к моей гениальности), к черту квартиры, к
чертям быт, что тебе их заботы! С ты существуешь, ты есть, кричал он. Ты
С гений. Ты С это летучаЯ летняЯ пыль! ты только не умирай, ты живи... С
в голосе его слышались подступившие рыдания.
чей пыли на листьях, на летней дороге. И он не знал, как иначе выразить.
Он был нежен в разговоре. Он был беззащитен. Он был поРнастоящему та-
лантлив, с психикой, лишь чуть покореженной от андеграундной жизни.
фонную трубку, что он беспрерывно думает о Тетелине. Да, согласен, мо-
жет, и придурок, но в этом маленьком придурке билась мысль, и какаЯ
мысль! Мысль и урок. Ведь пойми: укорачивал не брюки С он укорачивал
свою жизнь!
тоже укорачиваю свою жизнь. (Вероятно, пьянством.) Ты тоже С укорачива-
ешь свою. (њем?) Каждый человек сидит с ножницами и стрижет, стрижет,
стрижет брюки. А знаешь, почему? А потому что на фиг человеку некаЯ бес-
конечнаЯ жизнь? В этом и мысль: жизнь человеку нужна по его собственному
размеру!
теле билась великаЯ и несамоочевиднаЯ мысль!.. Когда он с инфарктом
сполз с постели и взялсЯ за ножницы С он знал, что делал! Его навязчиваЯ
подспуднаЯ идеЯ в том и состояла, что один человек умирает обидно рано,
а другой, напротив, Явно зажилсЯ и коптит небо. Разве нет?.. Пойми: у
человека есть свой размер жизни, как свой размер пиджака и ботинок.
женщины (а именно женщиныРхозяйки, с бытовым приглядом) должны оставить
мой гений в покое. Их место там, вдалеке, говорил он, как бы отсылаЯ их
жестом в заволжскую ссылку.
им напророченной Зинаидой Агаповной, чуть что заставлявшей менЯ красить
гаражи и заборы. Но главнаЯ из бед, считал Михаил, в том, что Я у нее
поселился. Это С преступление. Он устраивал Зинаиде сцены. ТВы высасыва-
ете из него соки. Да, да. Не имеете права...У, С говорил Михаил, сидЯ за
столом, положив ногу на ногу и помешиваЯ ложечкой кофе, который она ему
(как моему другу) сварила. Зинаида смеялась: ТДа мне он нравится!У С ТА
мне нравитсЯ лунаУ, С возразил Михаил. И угрожающе добавил, что напишет
Зинаидиным сыновьям соответствующее ее поведению письмо (оба служили в
армии).
та! С но... но если, мол, будете жить врозь. Зинаида Агаповна пусть при-
ходит. Пусть уберет, ублажит, накормит. Как приходящаЯ она хороша, кто
спорит.
ил в сердцах. (Настаивал, С а мы с ней хохотали.)
идеей. Мне удалось ей внушить, что Михаил в нее влюблен (поРтихому) и
что все его разнузданные словеса от его затаенной мужской ревности. ТДа
ну?У С удивлялась она, краснея. ТЗнаю наверняка. Убежден в этомУ, С
серьезничал Я С Зинаида не верила. Не верила, однако с охотой поила его
Акунин Борис
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Панов Вадим
Каргалов Вадим