то у него из этого тоже ничего не получится. Где-то на улице его непременно
остановит лагершутц, пристрастно допросит, куда и зачем так спешит. И
отвертеться от лагершутца невозможно, и освободиться от предательской
записки тоже невозможно. Потому что лагершутцы - это свои ребята, и их
инструктировал Николай Кюнг.
ордена, медали, документы, а что еще могло быть у советских военнопленных? -
хранились в эффектенкамере. Здесь действовал Костя Руденко. Он просматривал
все документы, и ему было видно, что за человек попал на территорию
Бухенвальда.
переодевался, съедал первые порции лагерной похлебки, за ним уже
разматывался клубок его прошлой жизни и он мысленно заносился в разряд или
активных, или пассивных, или подозрительных и с этой характеристикой
поступал в Большой лагерь. Так было с нами, когда мы прибыли в лагерь. Так
было с тысячами других.
жизни. Когда эсэсовцы схватили участников траурного митинга и все зависело
от того, хватит ли у товарищей мужества перенести допросы, политический
Центр насторожился и утроил бдительность. Последние месяцы, ободренные
успехами Советской Армии, массированными налетами авиации союзников на
германские города, мы кое-где стали забывать об опасности, потеряли
осторожность.
заседание Центра. Оно, как обычно, проходило в одном из надежных подвалов
лагеря.
выбрать место.
жизнерадостный, остроумный, он сейчас чем-то озабочен. Руки нетерпеливо мнут
какую-то вещицу на столе.
внимание не только комендатуры, но и германского правительства. Саботаж на
заводах "Густлов-верке" и ДАУ не мог не вызвать подозрений. Эсэсовцы
замечали и пропажу оружия и дефицитных материалов. Они обратили внимание и
на то, что во время бомбежки многие их солдаты были убиты явно не осколками
бомб, а оружие их таинственно пропало. Словом, в лагерь приехала
правительственная комиссия. В наши ряды заброшено много шпионов и
провокаторов. Интернациональный комитет требует: бдительность и тщательная
конспирация прежде всего.
пора призадуматься, пока половина лагеря не вылетела в трубу. Повсюду у нас
рассовано оружие. У Венки Щелокова - в тряпках портновской мастерской. У
Леньки Крохина - в подоконнике. И хоть он и говорит, что у него сам черт не
отыщет, но ведь кто знает, где и как будут искать? И у многих других есть
оружие. И, наверное, уж не так трудно его отыскать даже без помощи чертей.
подпольщиков об опасности.
остались думать, что же делать дальше. Если передать предупреждение по
прямой связи от командиров к подчиненным, на это уйдет много времени. Да,
пожалуй, в лагере будет заметна некоторая суета, оживление: после работы
забегают командиры, политработники, связные.
свои, проверенные, на блоках все знают и в один вечер сумеют предупредить
кого надо. А главное, их можно собрать всех сразу под видом санитарного
инструктажа. Правда, это дело рисковое, но разве не больший риск не
предупредить вовремя об опасности?
из каменных блоков. Пауль Шрек дал согласие своим авторитетом старосты
прикрыть наше мероприятие.
Лагершутцы организуют наблюдение. Среди них мой брат. Можешь на него
положиться. Если я дам сигнал - не разбегайтесь. Начинай ругать штубендистов
за грязь и неряшливость, говори, что посуда плохо моется, что врачи требуют
чистоты. Ну, и что-нибудь еще в таком же роде...
Перед ними немытые или плохо промытые баки для подноса баланды и миски, из
которых едят заключенные. Они не знают точно, зачем их позвали. Недовольно
переговариваются: им давно надоели разговоры о грязной посуде. Они все это
знают сами.
могу придумать, как сказать. Вроде все надежные. А вдруг все-таки среди них
провокатор, доносчик?
условиях: миски и бачки плохо моются, заключенные не всегда умываются, а вы
не следите за всем этим. Эсэсовцы и без того возводят на нас всякие
напрасные обвинения. Будто бы мы работать не умеем, станки и оборудование
портим, растаскиваем дефицитные материалы. Будто мы вместо частей орудия
делаем утюги, зажигалки, портсигары и дарим их мастерам и эсэсовцам. А они
принимают подарки и ослабляют контроль за нами. Будто бы во время налета
пропало много винтовок, пистолетов, ручных гранат, патронов. Комендатура
подозревает, что все это оружие в лагере. В Бухенвальд приехала
правительственная делегация, чтобы разобраться во всем этом. Мы, конечно,
знаем, что все эти подозрения напрасны. Но можно предполагать все-таки, что
на блоки заброшены десятки шпионов и провокаторов. Вы должны знать, что они
работают сдельно. А потому не исключено, что могут подбросить оружие и на
нас же донести, чтобы получить свою зарплату. Они могут вырвать из наших
рядов десятки и сотни ни в чем не повинных людей. Надо немедленно, сегодня
же предупредить товарищей на блоках, чтобы были особенно осторожны и
осмотрительны.
избивают, у нас их много. Они могут попасться на глаза эсэсовцам, могут
выдать других товарищей. Кроме того, втолкуйте им, что кто работает в
лагерных командах, помогает своим же товарищам. Словом, "кантовщиков" должно
быть в лагере как можно меньше...
вдруг поднялся встревоженный, махнул мне рукой, предупреждая об опасности.
вопросам, для которых собрались здесь.
подхватили немытые миски и стали разносить их по столу. Откуда-то появились
грязные штаны и куртки, разбитые деревянные колодки.
Штефаном.
собрание круглыми малоподвижными глазами. На моей голове почти нет волос,
только узкий гребешок от лба к затылку (фасонная стрижка Бухенвальда), но и
они поднялись от одной мысли: что теперь будет?
бровями, каменным лицом - был чудовищен в глазах заключенных. Он бил редко,
но всегда смертным боем. Всегда присутствовал на публичных порках. И когда
обнаженное человеческое тело извивалось на "козле", а эсэсовцы громко
хохотали, черные усы Штефана приподымались над звериным оскалом.
Вдруг кто-то уже донес Штефану о нашем инструктаже? Тогда все мы
подвергнемся пыткам. А если кто-то не выдержит? Тогда клубок начнет
разматываться, а виноват в провале буду я один! Поглощенный своими мыслями,
я даже не слышу, что говорит блокфюреру Пауль Шрек. Пришел в себя, когда
Пауль громко объявил, что инструктаж можно продолжать. И сейчас же Ленька,
Логунов и Остапчук начали громко кричать, ругаться, тыча грязные миски под
нос сидящим.
черных круглых глаз. В них не было ни угрозы, ни подозрительности. В них не
было ничего. Никакого выражения. И все-таки, боясь выдать себя -
притворяться я не мастер, - я отводил взгляд от его глаз и деловито смотрел
на грязные миски, рваные штаны и куртки.
правильно, Штефан медленно вышел из барака.
раздался всеобщий хохот. Смеялся и староста Пауль Шрек.
опасности.
подполье шло к новому - 1945 году, шло к развязке...
не вмещал узников, а новые транспорты все подходили и подходили к станции
Веймар. На машинах, а то и пешком, их гнали последние восемнадцать
километров до Эттерсберга, и потом все в гору, в гору... В самом плачевном