Чтение 33–й страницы книги ~Я умею прыгать через лужи~

и начал прыгать вокруг костра, чтобы согреться.

Я снова бросил "клубок" в реку, надеясь поймать Угря, которого мы
упустили, и, когда клюнуло, дернул Удочку с силой, рассчитанной на большую
тяжесть.

Извивающийся угорь вместе с "клубком" мелькнул высоко в воздухе над
моей головой, описал дугу и угодил прямо в палку со штанами Джо. Штаны
полетели в огонь.

Джо нырнул было вслед за ними, но стремительно отскочил назад, когда
пламя дохнуло ему в лицо. Он поднял руку, защищаясь от жара, и попытался
другой дотянуться до штанов. Потом вдруг помчался, зло ругаясь, вокруг
костра, выхватил у меня удочку и стал тыкать ею в горящие штаны, стараясь
подцепить их и вытащить. Когда наконец ему удалось подсунуть под них удочку,
он поторопился и рванул ее так, что штаны стрелой вылетели из пламени и,
прочертив огненную дугу на темном небе, оторвались от удочки и с шипением
упали в реку, откуда поднялись клубы пара.

Когда пламя угасло, Джо охватило отчаяние; тонущие штаны темным пятном
выделялись на поверхности поблескивающей воды, потом исчезли; Джо, не
отрывая глаз, следил за этим пятном, наклонившись над водой, упершись руками
в колени; при свете костра его голый зад казался нежно-розовым.

- Господи! - произнес Джо.

Оправившись настолько, что он уже мог обсуждать создавшееся
затруднительное положение, Джо объявил, что мы должны как можно скорее
попасть домой. Ему уже не хотелось поймать именно десять угрей, и он думал
только о том, что его могут увидеть без штанов.

- Ходить без штанов запрещено законом, - серьезно заявил он мне. - Если
меня кто-нибудь заметит в таком виде, я пропал. Как только тебя поймают без
штанов, сразу угодишь в каталажку. Вот Добсон, - Джо имел в виду местного
велосипедиста-спортсмена, который недавно сошел с ума, - поехал в Мельбурн и
пробежал без штанов через весь город. Его посадили черт знает на сколько
времени... Надо двигаться! И зачем только сегодня полнолуние!

Мы торопливо привязали удочки к коляске, положили мешочек с угрями на
подставку для ног и отправились в путь. Джо в мрачном молчании сидел на моем
колене.

Я вез тяжелый груз, и, когда встречался подъем, Джо приходилось слезать
и подталкивать коляску сзади. Но подъемов было мало, и я двигался все
медленнее и медленнее.

Джо жаловался, что совсем замерз. Мне было тепло, так как я усиленно
работал руками, а от ветра защитой мне служил Джо, который все время
похлопывал себя по голым ногам, чтобы согреться. -

Далеко впереди, на ровной дороге, мы увидели горящие свечи в фонарях
приближающегося экипажа. Слышно было цоканье копыт лошади, трусящей не
спеша.

- Похоже, что это Серый старика О'Коннора, - заметил я.

- Ну да, это он, - сказал Джо. - Остановись! А вдруг он не один! Я
сойду и спрячусь за деревьями. Он подумает, что с тобой никого больше нет.

Я подъехал к краю дороги, Джо выскочил, побежал по траве и скрылся за
темными деревьями.

Я сидел, обрадовавшись передышке, наблюдая за приближающимся экипажем и
вспоминая по кускам путь, который мне еще предстояло проделать: легкие
участки, длинные подъемы, нашу дорогу и последний перегон перед домом.

Когда фонари экипажа были еще на некотором расстоянии, ездок перевел
лошадь на шаг, а поравнявшись со мной, крикнул: "Тпру!" Лошадь остановилась.

Он наклонился с сиденья и взглянул на меня:

- Здравствуй, Алан!

- Добрый вечер, мистер О'Коннор.

Он перекинул вожжи через руку и полез за трубкой.

- Ты откуда?

- С рыбной ловли, - ответил я.

- С рыбной ловли! - воскликнул он. - Гром меня разрази! - Затем,
растирая в ладонях табак, он проворчал: - Не пойму, чего ради такой
парнишка, как ты, болтается по дорогам среди ночи в этой проклятой
штуковине. Ты убьешься! Вот увидишь! Я тебе говорю. - Он повысил голос: -
Черт! Тебя кто-нибудь переедет насмерть спьяну, вот что будет.

Он перегнулся через щиток и сплюнул на землю.

- Будь я проклят, если могу раскусить твоего старика, и не один я,
другие тоже никак не разберут. Калека мальчонка, вроде тебя, должен быть
дома в кровати. - Он растерянно пожал плечами: - Что ж, слава богу, это дело
не мое! Нет ли у тебя спички?

Я вылез из коляски, отвязал костыли и подал ему коробок. Он зажег
спичку и поднес ее к трубке. Потом начал энергично, с шумом и бульканьем
втягивать воздух, и огонек в трубке то разгорался, то затухал. Затем он
отдал мне спички, поднял голову с трубкой, торчащей изо рта под углом, и
продолжал сосать, пока весь табак не затлел.

- Да, - произнес он, - у каждого свои заботы. Вот у меня от ревматизма
так и сводит плечо, так и сводит. Я знаю, что такое беда! - Он взял было
вожжи в руки, потом спросил: - А как поживает твой старик?

- Неплохо. Он объезжает пять лошадей миссис Карузерс.

- Миссис Карузерс! - фыркнул О'Коннор. Потом он добавил: - Спроси, не
займется ли он моей кобылой-трехлеткой. Она еще не ходила под седлом.
Спокойная, как ягненок. Сколько он берет?

- Тридцать шиллингов.

- Слишком дорого, - решительно сказал он. - Я дам ему фунт - это
хорошая цена. У кобылы нет ни на грош норова. Спроси его.

- Хорошо, - обещал я. Он дернул вожжи.

- Будь я проклят, если знаю, чего ради такой парнишка, как ты,
болтается чертовой ночью по дорогам, - пробормотал он. - Но-о! Трогай!

Лошадь вздрогнула и пошла.

- Будь здоров, - сказал он.

- Доброй ночи, мистер О'Коннор. Когда он отъехал, Джо вынырнул из-за
деревьев бегом помчался к коляске.

- Я совсем закоченел, - нетерпеливо проворчал он. - Ноги стали совсем
как деревянные; если их согнуть, они сломаются. Чего он так долго торчал
здесь? Поехали скорее!

Он влез мне на колено, и мы снова тронулись в путь. Джо дрожал от
холода и все время принимался ругаться из-за сгоревших штанов:

- Мать здорово рассердится. У меня есть только еще одни, и те в дырках.

Я изо всех сил дергал и толкал ручки, прижимаясь лбом к спине Джо.
Коляска подпрыгивала на неровной дороге, длинные удочки постукивали друг о
дружку, а угри перекатывались из стороны в сторону в мешочке у наших ног.

- Одно хорошо, - сказал Джо, стараясь хоть чем-нибудь утешиться, -
прежде чем штаны сгорели, я успел все вынуть из карманов.

ГЛАВА 21

Однажды бродяга, присевший отдохнуть у наших ворот, рассказал мне, что
знал человека, у которого не было обеих ног, и все же он плавал как рыба.

Я часто думал об этом человеке, плавающем как рыба, Но я никогда не
видел, как люди плавают, и не имел представления о том, какие движения надо
делать руками, чтобы держаться на поверхности.

У меня хранился толстый переплетенный комплект газеты для мальчиков
"Приятели", где была статья о плавании. Она была иллюстрирована тремя
картинками, изображавшими человека с усиками в полосатом купальном костюме;
на первой он стоял с руками, вытянутыми над головой, глядя прямо на
читателя; на второй руки пловца находились под прямым углом по отношению к
телу, а на третьей руки были прижаты к бокам. Стрелки, идущие по кривой от
рук к коленям, обозначали движение руки вниз, которое автор статьи называл
"Гребок на грудь". Этот термин вызывал во мне слегка неприятное ощущение,
поскольку слово "грудь" напоминало мне о матери, кормящей младенца.

В статье говорилось, что лягушка при плавании также пользуется приемом
"гребок на грудь". Я поймал несколько лягушек и посадил их в ведро с водой.
Они нырнули на дно, затем поплыли по кругу, потом поднялись вверх, выставили
над водой ноздри и замерли, распластав лапки. Наблюдение за лягушками дало
мне не много, но я твердо решил научиться плавать и летними вечерами стал
тайком ездить на своей коляске к озеру, в трех милях от нас.

Там я и начал практиковаться.

- Озеро находилось в котловине, оно было совеем скрыто крутыми,
высокими берегами, поднимавшимися террасами на двести - триста ярдов над
уровнем воды. Видимо, эти террасы продолжались и под водой, так как уже в
нескольких ярдах от берега дно резко опускалось на большую глубину; там
протягивали тонкие нити водоросли, и вода была холодной и неподвижной.

Никто из ребят в школе не умел плавать, да и среди взрослых в Туралле я
не знал ни одного, кто бы умел. Подходящих мест для купания поблизости не
было, и только в нестерпимо жаркие вечера люди, поддавшись сильному
искушению, ходили на озеро, которое всегда считалось опасным местом. Детей
предостерегали, чтобы они держались от него подальше.

Однако ребята, пренебрегая порой родительскими советами, барахтались в
озере у самого берега, стараясь научиться плавать. Если при этом
присутствовали взрослые, они не сводили с меня глаз и не подпускали близко к
"ямам", как мы называли места, где дно вдруг уходило из-под ног. Они уносили
меня к берегу на мелкое место, Потому что их беспокоило то, как я ползу по
камням или пересекаю полоску ила у самой воды.

- Эй, давай я перенесу тебя! - говорили они. Они привлекали ко мне
внимание всех присутствующих. Когда взрослых не было, ребята как будто не
замечали, что я ползаю, а не хожу. Они обливали меня водой, облепливали илом
во время наших битв или наваливались на меня и колотили мокрыми кулаками.

В таких драках, когда мы кидались илом, я представлял собой
великолепную мишень, так как не мог увертываться или преследовать
нападавших. Я легко мог бы уклониться от участия в этих схватках: стоило
лишь запросить пощады и предоставить победу противникам. Но, поступив так, я