ского князя Олега под Царьград. Если так, то он воскре-
шает в новом древнее, в чужом родное. От моря через
сушу к морю - таков путь России.
Иногда кажется, что в нем слились противоречия двух
родных ему стихий - воды и огня - в одно существо,
странное, чуждое - не знаю, доброе или злое, божеское
или бесовское - но нечеловеческое.
* * *
Дикая застенчивость. Я видела сама, как на пышном
приеме послов, сидя на троне, он смущался, краснел, по-
тел, часто для бодрости нюхал табак, не знал, куда девать
глаза, избегал даже взоров царицы; когда же церемония
кончилась, и можно было сойти с трона, рад был, как
школьник. Маркграфиня Бранденбургская рассказывала
мне, будто бы при первом свидании с нею царь - правда
тогда совсем еще юный - отвернулся, закрыл лицо ру-
ками, как красная девушка, и только повторял одно: "Je
не sais pas m'exprimer. Я не умею говорить..." Скоро, впро-
чем, оправился и сделался даже слишком развязным;
пожелал убедиться собственноручно, что не от природ-
ной костлявости немок зависит жесткость их талий, удив-
лявшая русских, а от рыбьего уса в корсетах. "II pourrait
etre un peu plus poli! Он бы мог быть повежливее!"-за-
метила маркграфиня. Барон Мантейфель передавал мне
о свидании царя с королевою прусскою: "Он был настолько
любезен, что подал ей руку, надев предварительно до-
вольно грязную перчатку. За ужином превзошел себя:
не ковырял в зубах, не рыгал и не производил других
неприличных звуков (il n'a ni rote ni pete)".
Путешествуя по Европе, требовал, чтоб никто не смел
смотреть на него, чтоб дороги и улицы, когда он проез-
жал по ним, были пусты. Входил и выходил из домов
потайными ходами. Посещал музеи ночью. Однажды в
Голландии, когда ему нужно было пройти через залу,
где заседали члены Генеральных, Штатов,- просил, чтобы
президент велел им повернуться спиною; а когда те, из
уважения к царю, отказались,- стащил себе на нос парик,
быстро прошел через залу, прихожую и сбежал по лест-
нице. Катаясь в Амстердаме по каналу и видя, что лодка
с любопытными хочет приблизиться,- пришел в такое
бешенство, что бросил в голову кормчего две пустые бу-
тылки и едва не раскроил ему черепа. Настоящий дикарь-
каннибал. В просвещенном европейце - русский леший.
Дикарь и дитя. Впрочем, все вообще русские - дети.
Царь среди них только притворяется взрослым. Никогда
не забуду, как на сельской ярмарке близ Вольфенбют-
теля герой Полтавы ездил верхом на деревянных лошад-
ках дрянной карусели, ловил медные кольца палочкой и
забавлялся, как маленький мальчик.
Дети жестоки. Любимая забава царя - принуждать
людей к противоестественному: кто не терпит вина, масла,
сыра, устриц, уксуса, тому он, при всяком удобном слу-
чае, наполняет этим рот насильно. Щекочет боящихся
щекотки. Многие, чтоб угодить ему, нарочно притворя-
Ются, что не выносят того, чем он любит дразнить.
Иногда эти шутки ужасны, особенно во время святоч-
ных попоек, так называемого славления. "Сия потеха
Святок,- говорил мне один старый боярин,- так проис-
хоДИТ трудная, что многие к тем дням приуготовляются,
Как бы к смерти". Таскают людей на канате из проруби
в прорубь. Сажают голым задом на лед. Спаивают до
Смерти.
Так, играя с людьми, существо иной породы, фавн
Или кентавр, калечит их и убивает нечаянно.
В Лейдене, в анатомическом театре, наблюдая, как
пропитывают терпентином обнаженные мускулы трупа и
заметив крайнее отвращение в одном из своих русских
спутников, царь схватил его за шиворот, пригнул к столу
и заставил оторвать зубами мускул от трупа.
Иногда почти невозможно решить, где в этих шутках
кончается детская резвость и начинается зверская лютость.
Вместе с дикою застенчивостью - дикое бесстыд-
ство, особенно с женщинами.
"Il faut que Sa Majeste ait dans ie corps une legion de
demons de luxure. Мне кажется, что в теле его величества -
целый легион демонов похоти",- говорит лейб-медик
Блюментрост. Он полагает, что "скорбутика" царя про-
исходит от другой застарелой болезни, которую получил
он в ранней молодости.
По выражению одного русской) из новых, у царя -
"политическое снисхождение к плотским грехам". Чем
больше грехов, тем больше рекрут - а они ему нужны.
Для него самого любовь - "только побуждение натуры".
Однажды в Англии, по поводу жалобы одной куртизанки,
недовольной подарком в пятьсот гиней, он сказал Менши-
кову: "Ты думаешь, что и я такой же мот, как ты? За пять-
сот гиней у меня служат старики с усердием и умом; а эта
худо служила - сам знаешь чем!"
Царица совсем не ревнива. Он рассказывает ей все
свои похождения, но всегда кончает с любезностью: "ты
все-таки лучше всех, Катенька!"
О денщиках царя ходят странные слухи. Один из них,
генерал Ягужинский, угодил, будто бы, царю такими сред-
ствами, о которых неудобно говорить. Красавец Лефорт,
по слову одного здешнего старичка-любезника, находил-
ся у царя "в столь крайней конфиденции интриг амур-
ных", что они имели общую любовницу. Говорят, и ца-
рица, прежде чем сойтись с царем, была любовницей Мен-
шикова, который заменил Лефорта. Меншиков, этот
"муж из подлости происшедший", который, по изречению
самого царя, "в беззаконии зачат, во грехах рожден
матерью и в плутовстве скончает живот свой",- имеет
над ним почти непонятную власть. Царь, бывало, бьет его,
как собаку, повалит и топчет ногами; кажется, всему ко-
нец; а глядишь - опять помирились и целуются. Я соб-
ственными ушами слышала, как царь называл его своим
"Алексашею миленьким", "дитятком сердешненьким"
(sein Herzenkind), и тот отвечал ему тем же. Этот бывший
уличный пирожник дошел до такой наглости, что однаж-
ды, правда, во хмелю, сказал царевичу: "Не видать тебе
короны, как ушей своих. Она моя!"
8 октября
Сегодня хоронили одну голландскую купчиху, стра-
давшую водянкою. Царь собственноручно сделал ей опе-
рацию, выпустил воду. Она, говорят, умерла не столько
от болезни, сколько от операции. Царь был на похоронах
и на поминках. Пил и веселился. Считает себя великим
хирургом. Всегда носит готовальню с ланцетами. Все, у
кого какой-нибудь нарыв или опухоль, скрывают их, чтоб
царь не начал их резать. Какое-то болезненное анатоми-
ческое любопытство. Не может видеть трупа без вскры-
тия. Ближайших родных своих после смерти анатомирует.
Любит также рвать зубы. Выучился в Голландии у
площадных зубодеров. В здешней кунсткамере целый
мешок вырванных им гнилых зубов.
Циничное любопытство к страданиям и циническое
милосердие. Своему пажу арапчонку собственноручно
вытянул глисту.
Во всем существе - сочетание силы и слабости. Это
и в лице: страшные глаза, от одного взора которых люди
падают в обморок, глаза слишком правдивые; и губы тон-
кие, нежные, с лукавой усмешкой, почти женские. Под-
бородок мягкий, пухлый, круглый, с ямочкой.
О простреленной при Полтаве шляпе нам прожужжали