уже выбрал. Это будет возле старого Ендрыщака.
- Не согласен, - загремел Севрук. - Ты, Шчепан, ямы копаешь слишком
глубокие, и весной вода подземная туда подходит. Возле Ендрыщака я тоже
лежать не хочу. - А где ты хотел бы лежать?
- Не знаю, - загремел плотник Севрук. - Не знаю, где я хотел бы лежать.
А что ты сделаешь, мамуська, со второй коровой?
- Завтра ее продам, - отвечала она. - Кормовой свеклы осталось немного,
сена тоже мало. За свеклу и сено куплю сечки для свиньи.
- Кому продашь корову? - спросил Севрук, и никого не удивил этот
вопрос, потому что человек перед смертью имеет право знать, в чьи руки
попадет его собственная корова.
- Отто Шульц хотел ее купить. И Кондек спрашивал, не продадим ли мы ее.
Задумался плотник Севрук.
- Надо ее продать сегодня, - сказал он, минуту подумав. - А утопиться я
могу завтра или в другой раз. Мамуська хлопнула в ладоши от восторга.
- Ну да. Как я сама об этом не подумала. Беги, Зенек, в магазин за
двумя бутылками вина и принеси их домой. Пане Шульц, - выискала она в толпе
седую бороду старого Шульца, - вы хотели купить нашу корову?
- Да, - сказал Шульц, выходя из толпы. - Могу ее купить, если вы не
запросите слишком много.
- А я? - спросил рассерженный Кондек и рывками протиснулся через толпу.
Обо мне как-то никто не говорит? А разве не я первый говорил вам, Севрукова,
что хочу купить корову?
- Сговоримся, - примирительно загремел Севрук. - Хорошие люди всегда
договорятся.
И медленным шагом он двинулся в сторону своего дома. Поспешала возле
него мамуська, шли за ним Шульц и Кондек, а Шчепан Жарын забегал вперед:
- Не давай себя надуть, Севрук, я тебе помогу продать корову. Две
бутылки слишком мало. Я принесу третью, легче будет говорить о корове.
Обогнали их бабы, спешащие к кухням, кастрюлям и сопливым детишкам.
Мужчины расходились медленней, потому что многим захотелось вина, о котором
упоминала мамуська. Зенек уже готовился бежать в магазин, только никто не
сунул ему в руку денег.
- Ну хорошо. Возьми, Зенек, на вино, - решился Кондек и вынул из
кармана помятую купюру.
Идя к дому, плотник Севрук, как пристало человеку хорошо воспитанному,
вежливо поклонился доктору, сняв перед ним свою кожаную пилотку, доктор же
снял перед ним свою шапку из барсука.
- Спасибо, доктор, за то, что вы приехали на мое утопление, - сказал
Севрук. - У меня сегодня выходной в поликлинике, - вежливо объяснил доктор.
- В следующий раз утоплюсь уже взаправду, - пообещал Севрук. - Если
взаправду, то никогда не стоит топиться, - сказал Севруку доктор и сел в
свой автомобиль.
А люди в Скиролавках еще больше зауважали доктора, ведь он произнес
святые слова, что топиться взаправду не стоит. Никто, впрочем, не верил, что
Севрук утопится в мелкой проруби, и все пришли только посмотреть на
"Севруково утопление", так, как в больших городах ходят в разные места, где
за деньги можно посмотреть, как один другого убивает, но не взаправду,
потому что потом оба они выходят к людям и кланяются, живые и здоровые. В
гмине Трумейки всю следующую неделю громко рассказывали о том, как
замечательно топился плотник Севрук, сколько людей пришло на берег озера.
Узнал об этом начальник Гвязда, и страшная злость охватила его при известии,
что Севрук продал свою последнюю корову. Ведь это неизбежно означало, что
осенью, когда подоспеет очередная уплата кредита, ничего уже судебный
исполнитель у Севрука не заберет. И понял тогда начальник Гвязда, почему его
предшественники время от времени открывали Севруку небольшой кредит. Ведь
чтобы забрать что-то у людей типа Севрука, сначала им надо что-то дать,
иначе власть потерпит поражение. Нет ничего худшего для начальника гмины,
чем человек, который не боится судебного исполнителя.
И так со временем некоторые люди поняли, насколько большой смысл таило
в себе "Севруково утопление" и продажа последней коровы. Потому что с тех
пор начальник Гвязда утратил последнюю власть над плотником, у которого не
было ни телевизора, ни единой сельскохозяйственной машины, ни свиноматки. С
того момента уже не огорчала Севрука мысль о его огромном долге, а, будучи
плотником и имея троих сыновей, он не умирал с голоду.
Но нашлись и такие, которым не понравился Севруков спектакль у озера, и
они твердили, что человек не имеет права играть собственной жизнью, ведь
таким образом он навлекает на деревню разные несчастья. В согласии с их
предсказаниями в тот же вечер чистое до сих пор небо вдруг затянулось
тучами, и поднялся ветер такой сильный, что своим воем он заглушал разговоры
людей. У Галембки тогда сорвало с крыши трубу, у Шульца упало с сарая
аистиное гнездо, у озера Ясного в глубине леса сломалось дерево, на котором
находилось одно из пяти гнезд орлана-белохвоста. А на полуострове, как
мощные органы, ревели от ветра старые ели на аллее, ведущей к воротам, две
овчарки Негловича то и дело громко выли, и доктор вынужден был прерывать
чтение, вставать с кресла возле печи и выходить на крыльцо, чтобы успокоить
собак. Читал же доктор в то время не какую попало книгу, а произведение, из
которого вытекало, что с точки зрения разума на свете ценна только одна
вещь, то есть добрая воля, а она бывала доброй только тогда, когда
стремилась исполнить свой долг.
На дереве же у Свиной лужайки все колыхалась петля из конопляной
веревки. Йонаш Вонтрух и Антони Пасемко плели байки о Сатане, который
владеет Землей.
О том,
как у доктора запахло мятой и полынью,
а также о женщине, которая хотела иметь ребенка от Клобука
Собаки лаяли возле калитки - монотонно, не слишком усердно. Доктор Ян
Крыстьян Неглович отложил на стол книжку, поднялся с кресла, в сенях надел
валенки и натянул на голову шапку из барсука. На нем был толстый халат, но
на крыльце ветер продул его до кожи и укусил в лицо, как дикий зверь. Светя
фонариком, потому что ночь была темной, шел доктор к калитке по аллее
ревущих от ветра елей и думал: кто в такую позднюю пору, в плохую погоду
прибыл к нему, чтобы нарушить его покой? Может, какая-то женщина начала
рожать? А может, какой-нибудь путешественник продрог по дороге домой,
испортился у него автомобиль или дышло он поломал, и ищет помощи в первой
попавшейся усадьбе?
За калиткой стояла женщина в черном платке на голове и плечах, она была
неподвижна и казалась черным стволом, который вдруг вырос за забором. - Кто
ты и чего хочешь? - спросил он.
К пожилым женщинам он обращался на "вы", а "пани" говорил только тем, с
которыми ему случалось иметь удовольствие. - Я Юстына, - порыв ветра принес
к нему слегка свистящее имя. - Не знаю такой, - ответил доктор и движением
руки успокоил собак, которые, несмотря на его присутствие, то и дело лаяли
на чужую женщину. - За Дымитра Васильчука я вышла замуж и живу по соседству.
Старого Васильчука доктор хорошо знал, потому что его дом соседствовал с
усадьбой Макуховой. Сам он был издалека и имел трех сыновей, которые
работали в лесничестве. После смерти старого два сына уехали на работу в
шахте и вскоре заработали себе на машины. Третий, Дымитр, остался в
Скиролавках в небольшом хозяйстве, понемногу браконьерствовал в лесу и на
озере, понемногу работал на вырубках. Два года назад он привез молодую
девушку, но никому ее не показывал, даже в магазин за покупками не отпускал.
Доктор время от времени видел какую-то женщину, которая крутилась между
домом и небольшим огородиком, но так как летом и зимой у нее был платок на
голове, лица ее он не запомнил.
- Чего ты хочешь от меня, Юстына?
- Ребенка у меня нет, - ответила она. - Два года живем, а ребенка не
ношу. - Это ничего. Надо ждать еще год. А может, и второй год. - Дымитр меня
бьет. Говорит, что я как сухое дерево, которое надо срубить. - Приди завтра
в поликлинику в Трумейках. Я тебе дам направление к врачу в город.
Но молодая женщина стояла перед воротами, как ствол дерева, который
неожиданно вырос за один вечер.
- Вы тоже доктор, - сказала она чуть громче, потому что снова загудели
ели. - Есть разные доктора, Юстына, - объяснил он мягко. - Такие, которые
лечат зубную боль и головную боль. Боль в пояснице и детей. Я дам тебе
направление в город, и там тебя обследуют. Но она стояла, как ствол дерева.
- В город меня Дымитр не пустит, а сегодня он лежит дома пьяный. Вы
тоже доктор. До утра буду так стоять, пока вы меня не осмотрите и не
скажете, заслуживаю ли я смерти. Яичек я принесла вам целую корзинку. И
потрошеного петуха. - Она говорила медленно и певуче. И может быть, это
ветер в елях виноват, а может - одиночество в доме, потому что ее голос
показался доктору сладким и обезволивающим. Тогда он вставил ключ в замок
калитки и открыл ее перед Юстыной, а потом повел ее на крыльцо и впустил в
сени. Он и не думал ее осматривать, так как медицинская наука говорила ему,
что два года без ребенка еще не дают повода для беспокойства. Но слова
утешения и надежды нужны каждому, а ему тоже мило было слушать певучий
говор.
Под платком в правой руке она держала корзинку с яйцами и потрошеным
петухом. Он велел ей занести корзинку в кухню, а потом впустил женщину в
свой кабинет, в котором старая Макухова каждый день топила печь, так, как он
ей когда-то велел, потому что у врача всегда, во всякое время дня и ночи,
могут быть пациенты.
Был этот кабинет гордостью доктора и как бы источником его скрытой
силы, откуда он черпал веру в человеческий разум и в свой собственный
Мацумото Сэйте
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Белов Вольф
Херберт Фрэнк