К А П Л Я
Клава... Кла-ви-ша... Ой! Стукнул... стукнула. - Капитолина прислушалась,
удивленно, словно в первый раз, затем приняла оберегающую позу: поджала
коленки и положила обе ладони на огромный круглый живот. - Ну?
предложил:
Вон на ту клавишу... белую, у которой черная в левом надпиле.
стал попеременно нажимать две клавиши, - слышишь? "Ин-га!..", "Иннн-нга!.."
А еще знаешь где эти звуки? - Он заметался по комнате, схватил гитару,
отставил в сторону, подошел к окну, попытался быстро открыть створку.
шевельнув повисшей кистью. - Роман, сегодня доктор сказал, что у нас могут
быть проблемы...
Капы, которая упрямо не хотела закрывать глаза, и шептали: "Душа... Души..."
Под левой Капиной рукой лежал плотный сверток, похожий на кокон.
родственниц, которые сейчас, не спрашивая его, мужа, примеряли к груди Капы
пластмассовый крестик. Он не любил их "единого" бога, изображенного на
крестике, который обращается с душами, как со своими вещами: захотел - дал,
захотел - забрал. Да что там, - он, Роман, давно уже просто не верил в
этого, бабушкиного, из детства, бога.
в солнце, ветер, звуки, цветы... Во все сразу и в каждое по отдельности. И
третью их жизнь, Ингу, они, не спрашивая ни у кого свыше, - придумали. Из
туманов, радуг и дождевых аккордов. Впрочем, нет, он не совсем прав:
спрашивали - у туманов, дождевых аккордов...
поблескивая тяжелыми смоляными локонами и отражая желтый огонь в черных,
чуть навыкат, палестинских глазах. Уточнила доступно: "Природопоклонники...
"
новичком в походах, Капитолина оказалась бывалым туристом. Там, от закатного
пожара до рассветного тумана, она обратила его в свою дикую, первозданную
веру.
спустились в сонный Бахчисарай.
тяжелым камнем.
слез. Поэтому, смотри, капли тихо появляются сверху и медленно перетекают с
уровня на уровень, струятся скорбным ручейком. - Она продолжала посвящать
его в суть своей веры, одухотворяя предметы: - Смотри, здесь, где струйки
прерываются, видно, из чего они состоят - из живых жемчужин, слез. Каждая
капля - плачущая турецкая княжна. Смотри, бежит в слезах по замку, в
серебристых воздушных шальварах, натыкается на стены, выступы, колонны,
падает на ступеньках, мечется в лабиринтах, всхлипывает!...
нежности, которая овладела им однажды, в первые часы знакомства, по
отношению к Капе, Капельке и ко всему, что она, волшебница, язычница - в
прекрасном, истинном понимании этого слова, - оживляла для него...
одновременно, потому что поклоняясь - творила.
из утонувшего в горах и озерах детского приюта, родившись "в никогда", без
имени, фамилии, будучи - как она была уверена - южной славянкой,
израильтянкой, гречанкой, крымской татаркой... Раньше, слушая Капины
рассказы, Роман воспринимал историю ее происхождения как зыбкую сумму
маленьких притчевых подробностей, многие из которых трудно было принять за
реальность, настолько они повторяли соль мифов и легенд, книжную фантазию
чьих-то снов, грез, миражей.
чудо, если только оно исходило от Капы, он уже задавался вопросом: может
быть Капитолина в этих причудливых биографических полусказках озвучивала
тысячелетнюю память собственных генов и нейронов?..
поклонялись, что всегда окружало Романа и окружает сейчас, - и никуда
никогда не исчезнет.
траурных соседей и родственников, он догадался вернуться в летнее, залитое
свежим сиянием утро... Нет, там, конечно, не было Капы - он спокойно
осознавал: не могло быть, - но там должно было остаться то, что в череде
прочей жизни ее окружало, на чем она задерживала свое чудотворное внимание,
чему давала жизнь, и частью чего вследствие этого становилась.
на непонятном языке, прижав маленькие смуглые ладошки к мокрому лицу,
всхлипывая, простучала мимо серебряными каблучками, скрылась за поворотом
замкового лабиринта...
себе осуждающие взгляды, прикрыл губы ладонью, борясь с предательской
улыбкой. Да, формы, формы!.. нужно было соблюдать условности в мире форм.
Нужно немного подождать, не проявлять радости, не торопиться. Непрошеные
безликие гости скоро уйдут. Он только что понял, как и чем Капитолина
вернется к нему, это главное, он подождет...
может свободно возвращаться, из тех оживленных картин, куда, благодаря ее
прижизненному волшебству, стал он вхож. Он вспомнит каждый день, от
крымского закатного вечера до душной, глухой, опустошающей больничной ночи,
проживет их заново, непременно находя там все счастливое, радостное, что не
успел заметить в первой их с Капой жизни. А когда придет весна, Капитолина с
Ингой, уже нынешние, будут окружать его ежеминутно и бесконечно, это самое
важное, - они будут пробуждать его звенящим рассветом, смеяться полуденным
солнцем, грустить вечерним туманом, шептать ночным тополем... Действительно,
ведь это так просто: они были, значит не могут исчезнуть бесследно.
предназначенье...
- но: осознанно. Оно уже только иногда проявляло себя -
назойливо-заботливыми родственниками с осуждающими глазами, испуганными
жалеющими соседями, трамвайной суетой, магазинными прилавками, немытой
посудой... Но все это, постепенно, контролируемо, как ему казалось, уходило
на более дальний, менее видимый и реже появляющийся план. Это было движение,
значит это была жизнь, но его, Романа, необходимая только ему, жизнь. Такая
логика его успокаивала, наполняя смыслом его сознательный уход в себя - в
Капитолину, в Ингу. В прекрасное прошлое и призрачное настоящее...
его навещал, появляясь откуда-то сбоку, как будто плавным эхом от сумрачных
стен... вопрос... Это был вопрос-тональность, иногда даже
вопрос-настроение... - и только, потому что Роман никогда не давал ему
дорасти до глупого вопроса-слова, фальшивого вопроса-значения из более
ранней жизни, к которой без тех, тогдашних, Капы и Инги уже не было никакого
смысла обращаться.
вязком и плотном, как жирная гончарная глина, но черном, забытьи вопрос -
приснился. И он был словом.
неумолимо приближаясь, против ожидания, оставалось невидимым и немым.
Однако, будучи таковым, безболезненным, все же вошло в сознание Романа, и
там проявило себя.
оторванный, но не желающий умирать, - от погибающей безобразной ящерицы
настоящего колюче затрепыхался в изможденной скрипучей груди. Так-так-так!..
как от холодной росы, по тумбочке.
Белов Вольф
Громыко Ольга
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Смит Кордвейнер
Самойлова Елена