так много слышала; она страстно желает познакомиться с нею; ведь парижские
привязанности столь непрочны, и невольно мечтаешь полюбить еще кого-нибудь
на земле; и если бы их пути разминулись, еще одну мечту пришлось бы
похоронить! Она отдает себя в полное распоряжение кузины; она желала бы ее
посетить, но недомогание приковало ее к дому; она почитает себя в долгу
перед кузиной, вспомнившей о ней.
бульварах и улице де-ла-Пе, дивился городу более, нежели людям. В Париже
многое ошеломляет: чудеса модных лавок, высота зданий, поток карет и, более
всего, непрестанное столкновение крайней роскоши и крайней нищеты.
Подавленный впечатлениями от парижской толпы и чуждый ей, он впал в глубокое
уныние. Люди, которые играли в провинции известную роль и на каждом шагу
получали доказательства своей значительности, не могут примириться с полною
и внезапною утратой своего положения. Быть чем-то в родном городе и ничем в
Париже - эти два состояния нуждаются в переходной ступени, и тот, кому
случится чересчур резко перейти от одного состояния к другому, невольно
падает духом. Юный поэт привык встречать отклик на каждое свое чувство,
наперсника для каждой своей мысли, душу, делившую с ним малейшее его
ощущение, и Париж представился ему тягостною пустыней. Люсьен еще не съездил
за прекрасным синим фраком, и скромность, чтобы не сказать бедность, одежды
смущала его, когда в условленный час он шел к г-же де Баржетон, уже
вернувшейся к тому времени домой. Он застал у нее барона дю Шатле; барон
пригласил обоих отобедать с ним в "Роше де Канкаль". Люсьен, ошеломленный
бешеным . парижским круговоротом, не мог слова вымолвить, да и в карете их
было трое; но он сжал руку Луизы, и, угадав его мысли, она ответила
дружеским пожатием. После обеда Шатле повез своих гостей в Водевиль.
Присутствие Шатле бесило Люсьена; он проклинал случай, занесший барона в
Париж. Управляющий сборами отнес причины своего приезда в Париж на счет
внушений самолюбия; он надеялся получить место старшего секретаря в
каком-нибудь министерстве и докладчика дел в государственном совете; он
приехал, чтобы добиться подтверждения данных ему обещаний, ибо такой
человек, как он, не может до скончания века оставаться управляющим сборами;
лучше быть ничем, стать депутатом, вернуться на дипломатическое поприще. Он
превозносил себя; Люсьен невольно признавал в этом щеголе превосходство
светского человека, искушенного парижской жизнью, и ему не по душе было
сознавать, что развлечениями он обязан дю Шатле. Там, где поэт смущался и
робел, бывший секретарь для поручений чувствовал себя как рыба в воде. Дю
Шатле подшучивал над нерешительностью, изумлением, вопросами и мелкими
оплошностями неопытного соперника. Так старый морской волк подшучивает над
новичком-матросом, когда тот во время качки нетвердо держится на ногах. Но
все же Люсьен впервые смотрел водевиль в парижском театре, и, наслаждаясь
им, он несколько утешился в огорчениях от собственной неловкости. В этот
примечательный вечер он втайне отрекся от многих предубеждений провинциалов.
Круг жизни его расширился, общество принимало иные масштабы. Соседство
прекрасных парижанок в обворожительных свежих нарядах открыло ему, что уборы
г-жи де Баржетон, однако ж довольно вычурные, устарели: ни ткань, ни покрой,
ни цвет не отвечали моде. Прическа, так пленявшая его в Ангулеме, показалась
ему безобразной в сравнении с причудливыми измышлениями парижанок. "Ужели
она такой и останется?"- подумал он, не подозревая, что весь день был
потрачен на подготовку будущего превращения. В провинции
условной красотою. Женщина, слывшая красавицей в провинции, не удостаивается
ни малейшего внимания в Париже, ибо она хороша лишь в силу поговорки: в
царстве слепых и кривому честь. Люсьен был поглощен сравнением,- так
накануне г-жа де Баржетон сравнивала его с Шатле. Меж тем и г-жа де Баржетон
разрешала себе удивительные размышления по поводу своего возлюбленного.
Бедный поэт, несмотря на редкостную красоту, отнюдь не блистал внешностью.
Он был уморительно смешон рядом с молодыми людьми, сидевшими на балконе; на
нем был сюртук с чересчур короткими рукавами, потешные провинциальные
перчатки, куцый жилет; г-жа де Баржетон находила, что у него жалкий вид.
Шатле старался занимать ее, он оказывал ей, ни на что не притязая, внимание,
говорившее о глубокой страсти. Шатле, изящный, непринужденный, будто актер,
вернувшийся на подмостки родного театра, отвоевал в два дня позиции,
утраченные за шесть месяцев. Хотя общественное мнение не терпит резкой
изменчивости в чувствах, все же известно, что любовники расходятся быстрее,
нежели сходятся. И г-жу де Баржетон и Люсьена подстерегало взаимное
разочарование, и причиной тому был Париж. Здесь жизнь ширилась в глазах
поэта, общество принимало новый облик в глазах Луизы. Довольно было любой
случайности, чтобы узы, соединявшие их, порвались. Удар секиры, страшный для
Люсьена, не замедлил его поразить. Г-жа де Баржетон отвезла поэта в
гостиницу и вернулась к себе в сопровождении дю Шатле, что весьма
обескуражило бедного влюбленного.
только дверца кареты захлопнулась.
призванные выразить столь многое в прекрасных, глубоко обдуманных творениях,
питают пренебрежение к болтовне. Ведь это занятие умаляет и обедняет ум,-
сказала гордая Негрпелис, у которой еще достало мужества защищать Люсьена,
не столько ради него, сколько ради себя.
с книгами. Послушайте, милая Наис, я вижу, между вами еще ничего не
произошло, и я восхищен. Ежели вы отважитесь заполнить пустоту вашей
что, если вы обманулись, что, если через несколько дней, встретившись с
людьми поистине замечательными, поистине одаренными талантом и сравнив его с
этими людьми, вы поймете, милая, прекрасная сирена, что на своей
ослепительной спине вы доставили в гавань не мужа, вооруженного лирою, а
невоспитанную, жалкую обезьянку, глупую и напыщенную? В Умо он мог слыть
гением, но в Париже этот юнец окажется посредственностью. Здесь каждую
неделю выходят томы стихов, и любое стихотворение стоит больше, нежели вся
поэзия господина Шардона. Умоляю вас, повремените, узнайте его покороче!
Завтра пятница, оперный день,- сказал он, заметив, что карета въезжает в
улицу Нев-де-Люксембург.- В распоряжении госпожи д'Эспар ложа придворных
чинов, и вы, само собою, будете приглашены. Из ложи госпожи де Серизи я
увижу вас во всей вашей славе. Дают "Данаиды".
навестить кузину, г-жу д'Эспар. День стоял прохладный, и единственное, что
она могла выбрать из своих ангулемских нарядов, было знаменитое зеленое
бархатное платье, довольно нелепо разукрашенное. Люсьен же счел необходимым
отправиться за пресловутым синим фраком: нещегольской его сюртук внушал ему
ужас, а он в ожидании встречи с маркизою д'Эспар или нечаянного приглашения
в ее дом мечтал разодеться щеголем. Он вскочил в фиакр, чтобы сейчас же
съездить за своим узелком. Поездка продолжалась два часа, и он заплатил за
фиакр три или четыре франка, что заставило его задуматься над финансовой
стороной парижской жизни. Достигнув возможного совершенства в туалете, он
пошел в улицу Нев-де-Люксембур и там, у подъезда особняка, повстречал
Жантиля в обществе лакея в шляпе с великолепным плюмажем.
не искушенный в правилах парижской учтивости, ибо он был воспитан в
простодушии провинциальных нравов.
г-жа де Баржетон проводит день у маркизы д'Эспар, а вечером едет с нею в
оперу; но она все же просит Люсьена быть в театре: кузина приглашает
молодого поэта в свою ложу; маркиза желает доставить ему удовольствие.
же вечером она представит меня своей кузине".
него счастливый вечер. Он понесся в Тюильри, мечтая погулять там, а затем
отобедать у Вери. И вот Люсьен, припрыгивая и прискакивая, от счастья не
чувствуя под собою ног, взбегает на террасу Фельянов и прохаживается по ней,
заглядываясь на прекрасных женщин и на их спутников, на щеголей, гуляющих
рука об руку и мимоходом улыбкой приветствующих друзей. Как отличается от
Болье эта терраса: птицы с этого пышного насеста прекрасны и отнюдь не
похожи на ангулемских. То было полное великолепие красок ослепительного
оперения орнитологических семейств Индии или Америки, а не серые тона
европейских птиц. Люсьен провел в Тюильри два мучительных часа: он жестоко
судил себя и вынес приговор. Ни на одном щеголе он не заметил фрака. Фрак
еще можно было встретить на старике, не притязавшем на моду, на мелком
рантье из квартала Марэ, на канцеляристе. Он понял, что существуют костюмы
утренние и костюмы вечерние. Живое воображение и взыскательный глаз поэта
открыли ему безобразие его отрепий; изъяны только подчеркивали старомодный
покрой и неудачный оттенок этого нелепого синего фрака, воротник был
чрезвычайно неуклюж, фалды от долгой носки заходили одна на другую, пуговицы
заржавели, складки обозначились роковыми белесыми полосами. Жилет был
чересчур короток и в забавном провинциальном вкусе; Люсьен поспешно
застегнул фрак, чтобы прикрыть жилет. Наконец нанковые панталоны он встречал
только на простолюдинах. Люди приличные носили панталоны из восхитительной
ткани, полосатые или безупречно белые. Притом панталоны у всех были со
штрипками, а у него края панталон топорщились, не желая прикасаться к
каблукам сапог. На нем был белый галстук с вышитыми концами; однажды Ева
увидела подобный галстук на г-не де Опуа и на г-не де Шандуре и поспешила
вышить точно такой же своему брату. Но мало того,. что никто, кроме людей
почтенного возраста, нескольких старых финансистов, нескольких суровых
чиновников, не носил утром белого галстука, надо же было случиться, чтобы за
решетчатой оградой по тротуару улицы Риволи проходил разносчик из бакалейной
лавки с корзиной на голове, и бедный Люсьен его увидел; ангулемец похолодел,
при-
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Ильин Андрей
Акунин Борис
Орлов Алекс
Кервуд Оливер Дж.