от города, изобиловавший змеями и предательскими ямами, наполненными
водой.
в сарае кошек, воровали в садах сливы и вишню, пробовали курить дешевые
сигары и нюхать табак, пытались совершать половой акт с дочерью
бакалейщика, хулиганили в канун дня всех святых и пробовали скакать на
двух пони одновременно. Джордж, ныряя на дно озера в каменоломне, разбил
себе лоб и нос, а Пенроуз упал с каштана и сломал левую руку. Когда они
были совсем маленькими, их наказывала шлепками по мягкому месту Аделаида,
а когда подросли, наказывать стал отец с помощью багажного ремня.
отличавшийся от образа жизни их сверстников. Это не значило, что Авраам
Локвуд стремился привить сыновьям чувство равенства с другими людьми -
напротив: он хотел как можно раньше отправить их в частную школу-пансионат
и так спланировать их каникулярное время, чтобы им некогда было общаться с
сыновьями тормозного кондуктора, носильщика, учителя и племянником братьев
Бэнди. Но он не желал, чтобы его сыновья росли этакими учеными уродцами,
неженками, привыкшими цепляться за материнскую юбку. Он считал, что детей
следует с раннего возраста знакомить с представителями разных социальных
слоев города, чтобы, когда подойдет время и они займут отведенное им место
в Деле, они никому не показались чужаками или пришельцами. Его отец, а еще
больше дед располагали сведениями о каждом жителе города и поддерживали с
ними деловое знакомство, так же как и он сам. Его сыновья не будут
помещиками, живущими вдали от своих земель, они последуют примеру тех
землевладельцев - нетитулованных дворян, которые предпочитают жить в своих
поместьях и знают окрестных жителей. Словом, Джордж и Пенроуз неплохо
вступали в жизнь.
текущим финансовым делам. Мысль о Деле, как хороший ориентир, лишь
облегчала ему принятие решений - больших и малых - относительно воспитания
детей, несмотря на протесты, которые время от времени заявляла его
озадаченная жена. Почти все касавшееся настоящего сыновей могло иметь
отношение к будущему Делу: их образование, манеры, одежда, внешность и
качества менее явные, такие, как достоинство, гордость, независимость
суждений, честность, способность к самоконтролю, сдержанность и
честолюбие. Как ни странно, мальчики с возрастом воспылали к отцу,
неожиданно для него самого, такой сыновьей любовью, что любовь эта
показалась их матери даже несколько болезненной. У нее они искали тепла и
ласки, а у него - одобрения своим поступкам. Этот худой раздражительный
человек, много раз отказывавший им в их просьбах, был, однако, тем
позитивным фактором в их повседневной жизни, действие которого они ощущали
на себе даже когда втайне нарушали его приказы. Любовь детей служила
Аврааму наградой за тот интерес, который он к ним проявлял и который они,
по молодости лет, воспринимали как должное, не раздумывая о причинах.
школу св.Варфоломея. Этот шаг, имевший для Дела его отца большое значение,
потребовал тщательной подготовки. Школа, о которой идет речь, к тому
времени была уже достаточно старой - она существовала около тридцати лет,
и почти все выпускники ее поступили в Гарвард, Йель, Принстон, в
Пенсильванский университет, в университеты Дармута, Уильямса, Виргинский
или в духовные семинарии. Она находилась в ведении епископальной церкви и
была расположена в восточной части штата Массачусетс. Все учащиеся, за
исключением небольшой группы южан, были выходцами из штатов Массачусетс,
Род-Айленд, Коннектикут, Нью-Йорк, Нью-Джерси, Пенсильвания, Мэриленд и
Делавэр. Гарри Пенн Даунс и Моррис Хомстед тоже устраивали своих детей в
школу св.Варфоломея, хотя сами не были ее питомцами. Это обстоятельство в
какой-то мере повлияло на Авраама Локвуда, но оно не было главным при
выборе учебного заведения. Главным было то, что эта школа находилась в
одном из штатов Новой Англии, а также то, что ее выпускники поступали
потом в солидные университеты. Авраам Локвуд уже решил, что его сыновья
пойдут в Принстон, он хотел, чтобы у них были друзья также в Гарварде, в
Йельском и Пенсильванском университетах. Поскольку большинство
оканчивавших школу св.Варфоломея поступало в Гарвард и Йель, то
возможность таких дружеских связей обеспечивалась сама собою. Авраам
Локвуд постарался избежать какого-либо намека на то, что он подражает
Даунсу и Хомстеду, поэтому не стал просить их о помощи при устройстве
сыновей в школу св.Варфоломея, а обратился к Габриелу Бромли, заместителю
ректора школы при церкви св.Троицы в Гиббсвилле, и к Джо Кэлторпу, своему
однокурснику, - оба они были личными друзьями ректора школы св.Варфоломея.
Авраам Локвуд предусмотрительно решил не пытаться произвести на школу
впечатление своей скромной претензией на вес в обществе и не напирать на
свои филадельфийские связи. В письмах к директору школы Артуру Фрэнсису
Феррису и при личной встрече с ним он заявлял, что рассчитывает на
зачисление сыновей в школу св.Варфоломея, поскольку их предки как по
мужской, так и по женской линии уже сто лет как считаются коренными
пенсильванцами. Будучи человеком состоятельным, он, Авраам Локвуд, хотел
бы, чтобы его дети воспользовались возможностью получить образование в
Новой Англии. Сославшись мимоходом на свое родство с предками из Новой
Англии, Авраам Локвуд в то же время откровенно заявил, что ни он сам, ни
его отец, ни дед не были лично знакомы с теми Локвудами. Он хорошо знал,
что его тактика вполне отвечает робкому, медленно реализуемому замыслу
Артура Фрэнсиса Ферриса принять несколько мальчиков, которые отличались бы
от обычного для школы св.Варфоломея контингента учащихся. Осуществляя
исподволь свою программу борьбы с тенденцией, которую он именовал
инбридингом [в животноводстве - узкородственное разведение], Феррис уже
принял одного мальчика из Чикаго и одного из Буффало; принял и Джорджа
Локвуда, не дав, однако, никаких обещаний в отношении его младшего брата
Пенроуза. Он убедился в прочности финансового настоящего и будущего семьи
Локвудов и если испытывал какие-то сомнения насчет личности Авраама
Локвуда, то Джо Кэлторп и Габриел Бромли рассеяли их. Они заверили
Ферриса, что Локвуд проявил излишнюю скромность, когда говорил о своих
успехах на общественном и деловом поприще. Джо Кэлторп, не состоявший в
клубе "Козыри", упомянул Феррису эту организацию, и тот с удовлетворением
отметил про себя, что сам Авраам Локвуд ничего ему не сказал. Бромли же
сообщил про лютеранскую церковь, которую Локвуд и его отец построили в
своем родном городе, - и опять Фрэнсис вспомнил, что Локвуд об этом факте
умолчал.
Ферриса было свое Дело - школа св.Варфоломея.
и Авраам Локвуд - оказались в спальном вагоне поезда, который отправлялся
в Бостон. Сыновья Хомстеда и Даунса, впервые увидевшие сына Локвуда,
встретили незнакомца с нескрываемой враждебностью, чем ввергли в немалое
замешательство всех трех отцов. Это был первый случай, когда Дело Локвуда
натолкнулось на препятствие, и первый случай, когда он ощутил прилив любви
к сыну и ненависти к обидчикам - чувства, какие испытывает родитель при
виде оскорбленного ребенка. И за эту глупую жестокость сына Гарри Пенну
Даунсу суждено было впоследствии заплатить жизнью.
школе-пансионате, Джордж Локвуд оказался у ректора на отличном счету. В
первый же год мальчик быстро выдвинулся в число наиболее успевающих по
алгебре и латыни и стал одним из лучших бегунов в классе. Его комната
содержалась в порядке, он был опрятен, а по дому скучал лишь до тех пор,
пока администрация не признала публично его успехов в науке.
сомнения относительно отца мальчика, Артур Фрэнсис Феррис не дал
предубеждению возобладать над тем хорошим, что было заложено в его плане;
интуиция не подвела его.
(эта сумма включалась в их счета среди расходов на учебники и мелкие
нужды) по небольшой деревянной шкатулке четыре дюйма высотой, двенадцать
дюймов шириной и шестнадцать дюймов длиной. К шкатулке была приделана
накладка, и за отдельную плату - пятнадцать центов - мальчику выдавали
замочек и два ключа. Один ключ оставался у него, а другой он отдавал
старшему наставнику. Неприкосновенность шкатулки уважалась. Никто из
учеников не имел права вскрывать шкатулку товарища, равно как и учитель не
мог открыть ее без разрешения владельца.
ножи, сладости (хотя это было запрещено), запасной воротничок, запасные
запонки, шнурки для ботинок, семейные фотографии, каштаны, наконечники к
индейским стрелам, медали за академические и спортивные достижения,
дневники, часы, цепочки для часов, марки, деньги (хотя это было
запрещено), прядь волос приглянувшейся девочки, выходные галстуки. Со слов
старших учеников мальчики знали, что учителя время от времени открывают
шкатулки в их отсутствие, если возникают подозрения, что там хранятся
трубки, табак и непристойные фотографии. Хотя сладости и деньги держать в
шкатулках запрещалось, за это нарушение правил никто не наказывал: учителя
делали вид, будто они не заглядывают в шкатулки, поэтому мелкие деньги -
меньше доллара - и сливочные конфеты не считались серьезной контрабандой.
У каждого из мальчиков было для своего ключа особое потайное местечко, а
некоторые даже вешали его себе на шею. И никто не осудил бы мальчика,
отошедшего со своей шкатулкой в уголок, чтобы соседи по комнате не увидели
ее содержимого; зато насильственное вскрытие шкатулки товарища
рассматривалось как оскорбление действием и нарушение морального кодекса,
принятого самими учениками. Почти все мальчики ставили свои шкатулки в
определенном месте, поэтому, если у кого-то ее трогали, то это сразу же
замечалось. "Кто передвинул мою шкатулку?" - громко спрашивал мальчик, и
уже в этом его тоне слышалась угроза, что нередко приводило к ссоре, а то
Шилова Юлия
Лондон Джек
Самойлова Елена
Контровский Владимир
Андреев Николай
Майер Стефани