- Не кажется ли вам, Александр Сергеевич, что Пальмов много наговорил?
Летали парой, а сработали чуть ли не за эскадрилью, - высказал сомнение
Шайда, просматривая записи.
- Для пары, конечно, успех очень большой, - осторожно ответил Козлов. -
Но Пальмов никогда не имел склонности к преувеличению. Давайте запишем, как
доложено, а завтра скорректируем по фотоконтролю.
Так и решили. Опыт штабной работы научил офицера штаба и писаря
просеивать донесения летчиков. Что греха таить, порой в сообщениях летчиков
среди чистых зерен правды попадались и плевелы преувеличения. А бывало, что
и сами штабные работники "подсказывали" летчику результаты его работы.
Как-то еще во время боев над калмыцкими степями один майор из штаба
дивизии настойчиво предлагал мне "хорошенько подумать и вспомнить", сколько
подбито вражеских танков, потому что очень уж скромно выглядело донесение в
вышестоящий штаб. Сейчас не было нужды слишком напрягать память. Результаты
работы часто фиксировались фотопленкой. А она - самый объективный контролер.
На другой день в полк прибыл офицер штаба дивизии с фотопланшетом,
снимками нашей работы. Анализ снимков показал, что пара штурмовиков нанесла
гитлеровцам урон, который под силу большой группе "илов". И вина в этом была
самих фашистов: очень уж скучили они свою технику. Офицер передал
распоряжение командира дивизии полковника Чумаченко представить экипажи к
наградам. Вот тогда старший лейтенант Григорий Шайда и "обнародовал" свой
разговор с писарем Козловым.
Об Александре Сергеевиче Козлове, писаре оперативного отделения, мне
хочется сказать особо. Должность у него в штурмовом полку была вроде
незаметная: оформлял боевые донесения, оперативные сводки, вел документацию.
Тогда Козлову уже было больше тридцати, носил он очки, и нам, молодежи,
казался человеком пожилым. Спокойный, рассудительный, он всегда был в числе
первых, кому рассказывали летчики о своем боевом задании. Писарь умел
несколькими точными словами, одной-двумя грамотными фразами передать то, о
чем летчик, еще не остыв после жаркого боя, иногда говорил долге и путано.
Мы тогда не знали, что Александр Сергеевич закончил Московский университет,
был химиком по образованию. К скромному писарю с уважением относились
подполковник Смыков и майор Красюков. Хочу добавить, что к нам Козлова
прислали из стрелкового полка. Когда-то, лет за пять до войны, он закончил
школу младших авиационных специалистов. И когда, в конце 1942 года, появился
приказ откомандировать из всех родов войск в авиацию тех, кто раньше в ней
служил, он был направлен в авиационный полк.
После войны Александр Сергеевич занялся наукой, защитил кандидатскую
диссертацию, работал доцентом кафедры неорганической химии в одном из
московских вузов, подготовил немало специалистов-химиков. Многие ветераны
полка, в том числе и автор этих строк, поддерживают дружеские связи с
летописцем штурмового полка. Кстати, Александр Сергеевич, был первым
рецензентом рукописи моих воспоминаний и проявил при этом характерные для
него черты - добросовестность и объективность.
ШТУРМУЕМ КРЫМСКИЕ БАСТИОНЫ
Наш 4-й Украинский фронт, ликвидировав никопольский плацдарм
противника, повернулся лицом к Крыму. В марте подтянулся ближе к Сивашу и
наш полк. Пока совершалась передислокация войск, образовалась оперативная
пауза. Однако авиация, особенно штурмовая, продолжала работать. Наш новый
аэродром - большое украинское село Новокаменка. Вот здесь и начали мы боевую
работу. Разведка обнаружила на аэродроме Водопой близ города Николаева
большое скопление вражеской авиации. Нанести удар по аэродрому было
приказано штурмовикам нашей дивизии. Об одном из эпизодов этого вылета в то
время писали фронтовые и армейские газеты. О нем и пойдет мой рассказ. Наши
"илы" прикрывались истребителями. В момент первого захода на цель один из
"яков" получил повреждение. Его летчик младший лейтенант Стопа сообщил по
радио: "Подбит мотор, иду на вынужденную". "Выходи вперед, прикроем! -
передал ведущий четверки штурмовиков лейтенант Демехин. - Тяни к своим!".
Роли поменялись: теперь истребитель прикрывался штурмовиками. Раненый
самолет быстро снижался и сел в поле рядом с дорогой, в глубоком тылу
противника. Хочу заметить, что такой распутицы, как весной 1944 года на юге
Украины, мне не приходилось видеть ни раньше, ни позже. Раскисшие
черноземные поля превращались в ловушки для колесной и гусеничной техники.
Поэтому наши самолеты взлетали в основном со своего аэродрома утром, когда
грунт еще был прихвачен ночным морозцем. А когда садился истребитель Стопы,
уже пригревало солнце, засверкали ручьи. Машина сразу же застряла в вязком
грунте, и летчика могли захватить гитлеровцы. Но боевые друзья не допустили
этого. Ведущий "илов" лейтенант Андрей Демехин разрешил лейтенанту Владимиру
Милонову сесть и забрать летчика. Остальная группа прикрывала место посадки.
Машина Милонова, пробежав сотню метров, накренилась, черкнула плоскостью по
земле и остановилась. Что с ней: застряла, наскочила на кочку, сломала ногу
шасси? Летчик и стрелок выскочили из кабины и попытались устранить
неисправности, но ничего сделать не смогли. С одной стороны к месту посадки
уже мчались вражеские конники, с другой, совсем рядом, под конвоем
полицейских ремонтировали дорогу женщины. В беде оказались три человека, два
самолета. Раздумывать было некогда.
И лейтенант Демехин принимает дерзкое решение - идет на посадку сам.
Прикрывать его в небе остались два "ила" лейтенантов Клюева, Глазычева и
один "як" - очевидно, напарник Стопы. Короткий пробег - и самолет Демехина
застрял в оттаявшем грунте. Теперь на земле уже было три самолета и пять
человек. С воздуха смельчаков прикрывала пара "илов" и "як", которые огнем
своих пулеметов отрезали вражеских конников. На выручку летчикам бросились
женщины. С их помощью удалось вырвать самолет Демехина из грязи и вырулить
на более сухое место! Теперь предстояло решить вопрос - как разместить пять
человек на двухместном "иле"?
И Демехин дает команду:
- Два летчика - в кабину стрелка. Стрелки - на шасси!
Сможет ли взлететь самолет, не застрянет ли снова? Демехин берет разгон
и - взлетает с форсажем. Не набирая высоты, на бреющем, он берет курс на
свою территорию. Пара "илов", выпустив шасси, чтобы погасить скорость,
экскортирует идущий домой штурмовик с пятью пассажирами на борту.
Трудно себе представить состояние людей, которые летели в воздухе на
открытых подкосах шасси. Стрелки могли быть смяты на взлете или посадке,
могли, окоченев, сорваться в воздухе, могли быть подбиты пулей с земли. Риск
был огромный, но это был единственный шанс на спасение. Горючее
заканчивалось.
Перелетев Днепр, Демехин совершил посадку на первом полевом аэродроме
от линии фронта. Помня о людях в нишах шасси, летчик сумел искусно посадить
самолет, не повредив их.
Подвиг штурмовиков, спасших летчика-истребителя, сразу же облетел все
авиационные части. Андрей Демехин был удостоен звания Героя Советского
Союза, остальные участники подвига награждены орденами. Мы гордились славой
товарищей по оружию. Вспомнилось, как такой же подвиг совершил в Калмыкии
Григорий Панкратов, чтобы спасти Сергея Вшивцева. В этом повторении подвига
не было случайности. Летчики еще раз подтвердили незыблемость святого закона
фронтового братства: сам погибай, но товарища выручай. На этот раз никто не
погиб, а товарищи были спасены.
Во время мартовской оперативной паузы произошел еще один случай, о
котором долго говорили в частях нашей воздушной армии и за ее пределами. На
этот раз он был связан с нашими братьями по небу - летчиками-истребителями.
Еще весной 1943 года стали широко известны имена асов-фронтовиков А. И.
Покрышкина, братьев Дмитрия и Бориса Глинки (братья были по отчеству
Борисовичи, и летчики в шутку называли их просто ДБ и ББ). Мы были наслышаны
о боевом мастерстве Алелюхина, о поединке с вражеским разведчиком ФВ-189
("рамой") Владимира Лавриненкова, о его дерзком побеге из плена и новых
воздушных схватках. В крымском небе особенно ярко засияла слава храброго
летчика-истребителя Амет-Хана Султана. Мне запомнился один случай, связанный
с этим летчиком.
Как-то в солнечный день над аэродромом наших истребителей неожиданно
появился одиночный гость - "Мессершмитт-109". Спикировав, он сбросил вымпел
с запиской, где в наглой форме, надеясь на безнаказанность, вызывал на
поединок одного из наших лучших, летчиков.
Сбросил и устремился ввысь, извиваясь в лучах весеннего солнца. Неужели
в гитлеровской авиации объявился "рыцарь"? Что-то раньше не отличались этим
фашистские летчики, пикировавшие на толпы беженцев, расстреливавшие на
дорогах женщин и детей. Может, этим они хотели поднять престиж уже изрядно
битых молодчиков люфтваффе, терявшей былое превосходство в воздухе? Как бы
там ни было, гитлеровский ас жаждал поединка. Но выполнит ли он предложенные
им же условия?
На старт быстро подрулил самолет Амет-Хана Султана. После короткого
разбега он взмыл вверх, навстречу противнику. И начался поединок. В течение
пятнадцати минут над аэродромом на глазах у сотен людей до хрипоты ревели
моторы "мессера" и нашего "ястребка". Один за другим следовали каскады
фигур. Оба противника обладали большим искусством воздушного боя. У кого из
них оно окажется выше, кто первый поймает противника в перекрестие прицела?
Сделал это Амет-Хан. Короткая пушечная очередь словно прострочила небо.
"Мессершмитт" покачнулся и начал падать. Раскрылся купол парашюта, и
немецкий ас опустился на нашем аэродроме. Приземлившись, он поднял руки и
попросил показать ему летчика-победителя.
Я вспомнил этот случай из боевой биографии дважды Героя Советского
Союза Амет-Хана Султана в Крымском городе Алупка, когда стоял, склонив
голову у бюста отважному летчику. После войны он долгие годы испытывал новую
авиационную технику и во время одного из вылетов погиб. Если тебе, читатель,
придется быть в Алупке, положи цветы у памятника человеку, который не раз
доказывал величие духа советского летчика и был одним из славных
героев-авиаторов прошедшей войны,
x x x
Флинт Эрик
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Перумов Ник
Ильин Андрей
Суворов Виктор