и казаки стали расходиться и разъезжаться по станицам".
Наконец отрицательную роль в этом отношении сыграли колебания и неуверенные
действия и Войскового Круга. Делая усилия поднять дух, зажечь патриотизмом
казачьи сердца, внушить мысль о необходимости борьбы, -- он своими колебаниями,
сеял только в массу нерешительность, создавая вокруг себя нервную и неустойчивую
обстановку.
И вот, первоначальная надежда и энергия, не оправдав чаяний, вызывает
постепенное уныние и внедряет в сознание мысль о бесцельности дальнейшей борьбы.
Суровые постановления Круга о мобилизации, о защите Дона до последней капли
крови, об учреждении военных судов и т. д. -- сменяются вскоре посылкой
делегаций к отрядам красной гвардии с рядом весьма наивных вопросов.
Действительно, 6-го февраля 1918 г. Войсковой Круг постановил:
Вполне естественно, что подобные решительные шаги Войскового Круга горячо
приветствовались всеми защитниками Дона, вселяя уверенность, что Донской
парламент стал, наконец, на правильный путь и заговорил настоящим языком.
Но прошло несколько дней и Круг сдает позиции и посылает к красным свою
делегацию с таким Наказом:
"По имеющимся у Круга точным сведениям, причинами посылки на Дон карательной
экспедиции советом народных комиссаров послужили следующие политические
обстоятельства:
В настоящее время общеполитические условия в государстве вообще и на Дону в
частности, коренным образом изменились, а именно:
Приняв во внимание все изложенное, Войсковой Круг желает знать точно и правдиво:
Только 12 февраля делегаты Круга смогли предстать перед главнокомандующим
большевистскими войсками северного фронта Ю. Саблиным. Последний на
постановленные ему вопросы дал весьма характерные ответы, заявив, что они воюют
потому, что Дон не признал Советской власти в лице Ленина, Троцкого и других, с
признанием же этой власти военные действия сейчас же будут прекращены и что во-
117
обще они с казаками, а особенно с трудовым казачеством не воюют, добавил он, но
казачество, как таковое, должно быть уничтожено с его сословностью и
привилегиями.
Как будет видно ниже, еще не были закончены эти переговоры, как красные войска
вошли в город и начали кровавую расправу с беззащитным населением.
Светлым днем и проблеском последней надежды было прибытие в Новочеркасск,
походным порядком от Екатеринослава, в блестящем виде, 6-го Донского казачьего
полка, под командой войск, старшины Тацина. В чрезвычайно тяжелых условиях, полк
с оружием пробил себе дорогу домой. Его прибытие было встречено общим
ликованием. Такое неожиданное подкрепление, когда, казалось, все погибло сильно
увеличивало силы защитников Дона и вселяло уверенность, что в умелых руках,
дисциплинированный и закаленный в боях полк, легко справится с
дезорганизованными бандами красных и, быть может, повернет колесо боевого
счастья в нашу сторону.
После торжественной и трогательной встречи полка Кругом и Атаманом, после
горячих оваций и речей, вызывавших у многих слезы, -- полку предоставили
временный отдых в Новочеркасске, намереваясь через день-два отправить на фронт,
на что все казаки охотно соглашались. Но расположив полк на отдых, не сумели
изолировать его от большевистской пропаганды, вследствие чего, посланный на
Персияновский фронт, полк объявил нейтралитет и по сотням разошелся по станицам.
Так пропала и эта последняя надежда и неизбежным стал роковой конец.
7-го февраля ген. Назаров, учитывая сложившуюся обстановку, не счел возможным
задерживать больше Добровольческую армию, о чем уведомил ее командование,
сообщив также, что казачество помочь ему не может.
В свою очередь, ген. Корнилов, видя что дальнейшая оборона Ростовского района не
даст положительных результатов и может лишь погубить армию, решил увести ее на
Кубань, предполагая там усилиться казаками и получить новую базу. Однако, как
известно, эта надежда не оправдалась. Выйдя в ночь с 8 на 9 февраля из Ростова,
плохо снабженная, почти без артиллерии, с небольшим количеством снарядов, без
необходимых запасов обмундирования, без санитарных средств, Добровольческая
армия, имея в своих рядах около 2500 бойцов, проделала тяжелый крестный путь с
тем, чтобы в апреле 1918 года вновь вернуться в свою колыбель -- Донскую землю.
Уход Добровольческой армии, кроме того, что подвергал Новочеркасск новой угрозе
с Ростовского направления, имел еще и большое психологическое значение: все пали
духом, считая сдачу города вопросом ближайшего времени -- дней или даже часов.
В ночь на 12 февраля состоялось военное совещание, о чем я узнал на другой день,
на котором Походный Атаман ген. П. X. Попов настоял на необходимости без боя,
спешно, оставить Новочеркасск и отойти в станицу Старочеркасскую.
Донской Атаман ген. Назаров был иного мнения, полагая еще возможным с имеющимися
силами, дать бой, выиграть его, поднять этим дух бойцов, привлечь казаков
соседних станиц, после чего, быть мо-
118
жет, казаки, составлявшие большевистски настроенный отряд Голубова, разошлись бы
по своим станицам.
Когда решение военного совета было сообщено Войсковому Кругу, он, не протестуя,
поспешил отправить от себя делегацию к Сиверсу и Голубову для переговоров об
условиях сдачи города.
Между тем, Походный Атаман и начальник его штаба, руководясь непонятными для
меня соображениями, свои намерения почему то держали в "строгой" тайне и я уйдя
из штаба, как обычно, поздно ночью на 12 февраля, ничего не подозревал о том,
что решено завтра очистить город.
Вернувшись к себе домой (в это время я занимал комнату в частном доме у врача X.
на Ямской улице) я был сильно удивлен, когда услышал от моих симпатичных хозяев,
вопрос -- правда ли, что завтра штаб уходит и город будет сдан большевикам?
Полагая, что это -- очередная сплетня, пущенная друзьями большевиков с
провокационной целью, я стал категорически отрицать, утверждая, что если бы эти
сведения, хотя немного соответствовали истине, то я, находясь в штабе, наверное
бы знал обо всем скорее, чем они. Говоря так, я, конечно, был уверен, что иначе
быть не могло. Но на следующий день, я воочию убедился в обратном. В самом деле,
то, что по легкомыслию или иным непонятным для меня мотивам, начальник штаба
Походного Атамана держал секрете от меня -- 2-го генерал квартирмейстера, т. е.
одного из ближайших его помощников, -- окольными путями делалось достоянием
всего населения. Разве не абсурд, что о решении оставить город ставят ночью в
известность членов Круга, об этом узнают частные лица, а предупредить
своевременно офицеров отдела 2-го генерал-квартирмейстера не считают нужным.
Утром 12 февраля меня поразило необычайное возбуждение и особенная суетливость
на улицах города. Сердце сжалось недобрым предчувствием. Еще издали, я заметил у
штаба скопление груженых повозок, окруженных толпой чрезвычайно пестро одетых
людей, большей частью вооруженных. Через минуту я был в курсе происходившего.
Трудно в кратких чертах описать то, что творилось тогда в штабе. Происходило не