Чтение 33–й страницы книги ~Поводыри на распутье~

Дрогас избавился от прежнего облика, подобно змее, сбросившей старую кожу.

Краем уха Стефан слышал, что в некоторых культах эту процедуру считали сакральной, чуть ли не очищением от груза прошлых грехов и началом нового пути. Некий смысл в подобном отношении присутствовал, но Дрогас ничего сверхъестественного в смене облика не находил. Для него сбрасывать кожу было такой же обыденностью, как и для змеи.

В сущности, он и был змеей — опасной, безжалостной, хладнокровной.

Для начала избавился от старого комплекта «балалаек». Пять чипов, которые использовал Стефан последнюю неделю, отправились в стеклянную банку с концентрированной кислотой. Прилагаемые к ним документы сгорели в пепельнице, а цюрихские машинисты, получившие условный сигнал, уже чистили базы данных. Пять личин Дрогаса исчезли без следа.

Затем Стефан занялся лицом. Перед отъездом в Москву над ним поработали пластики СБА, внеся в облик Дрогаса несколько дополнительных штрихов: изменили форму носа и губ, чуть подправили уши, добавили морщин и даже парочку едва заметных шрамов — люди хорошо реагируют на такие «неприметные» приметы, они бросаются в глаза, запоминаются. Внесенные пластиками изменения легко убирались при помощи нехитрого косметического набора. Волосы Дрогас состриг, что было его единственной приметой на удачу — уходить бритым наголо, — и настроил наноэкран на подлинный цвет глаз — серо-стальной. Двадцать минут, и Стефан увидел в зеркале привычное лицо. Настоящее лицо.

Изменилось все, теперь Стефана не узнает никто из тех, с кем он общался в Москве. Змея сбросила кожу.

— Положение в Аравии стабилизировалось. Спецоперация по поиску боевиков продолжается только в кварталах, залитых «молоком», на всей остальной территории вот уже несколько часов вспышки насилия не фиксируются. Улицы контролируют патрули СБА. Редкие случаи мародерства решительно пресекаются…

Мертвый все-таки молодец, его профессионализм внушал уважение. Справиться с разъяренной толпой всего за одну ночь — это дорогого стоит. А ведь на улицы вышли не сотни людей — тысячи. Когда подобное случилось в Марселе, филиалу СБА потребовалось трое суток, чтобы локализовать мятеж. Марсельский директор приятельствовал с Моратти, и Дрогасу по приказу президента пришлось участвовать в подавлении бунта. Он знал эту работу не понаслышке и мог уверенно судить о квалификации Кауфмана и его помощников: молодцы. Действовали быстро, но без спешки, уверенно и продуманно. Где надо — давили, где надо — угрожали, где надо — не стеснялись быть жестокими. Крови не боялись, но и лишнего себе не позволяли. Профессионалы. Образец для любого филиала СБА.

Аравию с Кришной успокоили и другие территории удержали. Дрогас не без оснований рассчитывал, что полыхнут Урус с Занзибаром, что бунт перекинется на Болото. Не полыхнули, не перекинулся — Мертвый не допустил. Жаль, что Кауфман не в команде Моратти, — столь мощных директоров в СБА немного.

Стефан улыбнулся. Не с издевкой — с уважением, но при этом — с некоторым превосходством.

«Мертвый, ты молодец, ты хорош, но я лучше! Я тебя обыграл. И Моратти тебя обыграл».

Профессионал Дрогас оценил уровень директора московского филиала СБА, признал его необычайно высоким. Но решать судьбу строптивого Кауфмана будут не профессионалы службы, а верхолазы, самоуверенные толстосумы, гении бизнеса и финансов, но полные нули в области безопасности. Они не оценят скорость и уверенность, с которыми Мертвый подавил бунт. Зато сам факт беспорядков в их головах застрянет. «Как он допустил?!» И сладкоголосому Моратти не составит особого труда убедить верхолазов в низкой квалификации недруга.

К своему шефу Стефан относился с искренним уважением. Может, и не выдающийся специалист, зато прекрасный политик, блестящий оратор и хитрая лиса, способная провернуть подковерную интригу любой сложности. И ничего удивительного в том, что именно Моратти, а не профессионал вроде Дрогаса или Кауфмана руководил СБА. Президент не обязан лично заниматься подавлением мятежей или обеспечением безопасности верхолазов. Его дело организовать людей, которые справятся с этими задачами.

Кстати, о президенте…

Услышав сигнал коммуникатора, Стефан сразу понял, что звонит Моратти.

— Как у тебя дела?

Не поздоровался, не сказал, кто звонит. Имени не назвал. Все правильно. Пусть сдвоенное шифрование, которое использовалось в незарегистрированных коммуникаторах, даже теоретически невскрываемо — это не аргумент против традиционной осторожности.

— А вы не знаете?

— Ты молодец.

По голосу Дрогас понял, что Ник улыбается. Однако почувствовал, что настроение Моратти тем не менее не радужное.

— Только я молодец?

Президент понял, о чем спрашивает Стефан.

— По большому счету — да.

— У остальных проблемы? — насторожился Дрогас.

— Топчутся на месте.

— Я могу помочь?

Несколько долгих секунд Моратти боролся с искушением. Направить своего лучшего помощника на другое задание? Нацелить на поиск Петры Кронцл, параллельно с переставшим внушать доверие Банумом? Но сдержался:

— Нет. Уходи.

— Если дело действительно застопорилось, я буду полезен.

Дрогас любил свою работу.

— Нет, — повторил Моратти. — Для тебя есть задание не легче.

—Могу я узнать, какое?

—Похоже, мы переоценили лояльность одного нашего друга…

Закончив разговор со Стефаном, президент некоторое время просто сидел в кресле, глядя на потемневший экран коммуникатора, а затем, уже в третий раз, запустил недавно полученное сообщение:

«Ник, думаю, ты должен узнать о моей встрече с Шоном…»

Письмо пришло от шотландского верхолаза, корпорация которого давно и прочно села на иглу неофициальных финансовых поступлений из Народной республики. Вот только Макферсон, в отличие от Моратти, об этих обстоятельствах осведомлен не был.

Досмотрев сообщение до конца, Ник стер его, покачал головой и набрал номер Ляо:

— Вы меня узнали?

— Разумеется, мой друг.

— Мне нужна ваша помощь… друг.

* * *

анклав: Сиэтл

территория: Гейтс-парк

отель «Нирвана Hilton »

бывают встречи, которые не могут не состояться

Сделанное москвичами предложение было из разряда тех, что требовали немедленных действий. Время на раскачку отсутствовало, оставшиеся до выборов недели следовало потратить на встречи и переговоры — не просто заручиться поддержкой союзников, а донести до них свою решимость всерьез побороться за кресло президента СБА. Но не до всех: информация не должна дойти до Моратти. Одним словом, рассиживаться некогда, и, слушая Мишеньку, Шон Макферсон прекрасно понимал, какой объем работы ему предстоит выполнить. Ему предложили не синекуру, не роль болванчика, послушно ожидающего, когда москвичи посадят его на царство. Нет. Макферсон знал, что русские не способны обеспечить нужный результат, иначе бы не предложили союз. Отнять у Моратти корону можно только объединившись, и потому договор заключался на паритетных началах.

«А что будет дальше — посмотрим».

В глубине души Шон побаивался Кауфмана. Мертвый резок и жесток, способен на любую подлость и чертовски умен. Его бойцы превосходно обучены, и часть из них — Макферсон был реалистом — служит не СБА, не закону, а лично Кауфману. У каждого высшего офицера были преданные люди, но история с Фадеевым показала, что Мертвый опирается не на команду, а на целую гвардию. И полностью контролирует свой филиал.

Но это только одна сторона медали.

Слабость Кауфмана стала прямым следствием его силы. Увлекшись созданием мощного боевого ядра и превращая московский филиал в подчиненную лично себе структуру, Мертвый сознательно отгораживался от внешнего мира. Он сформировал образ недалекого служаки, туповатого солдафона, что являлось хорошей защитой от лишнего внимания Цюриха — чего можно ожидать от человека с мировоззрением фельдфебеля? Теперь же репутация играла против Кауфмана: его слово значит для верхолазов значительно меньше, чем слово Моратти или Макферсона. Не уступая в уме и профессионализме, директор московского филиала проигрывал в имидже.

«Ты не смог подмять Моратти. Значит, не сможешь подмять меня. Помоги мне взять Цюрих, сейчас это главное, а наши взаимоотношения обсудим позже…»

Именно так Макферсон определил для себя смысл заключенного соглашения.

А определив, с энтузиазмом взялся за дело.

В первую очередь переговорил с эдинбургскими верхолазами — с теми, кому безоговорочно доверял, кого знал много лет. Осторожно прощупал их настроения, намекнул, что поддержка его кандидатуры может иметь гораздо более интересные последствия, чем считалось изначально, кому-то открыто заявил, что намерен вести свою игру.

«Что скажете?»

Ответы были не менее осторожны, чем вопросы, но в целом благожелательны. Шотландцы не видели причин, которые бы помешали посадить в Цюрих своего человека. Впрочем, в поддержке Эдинбурга Шон не сомневался. И среди континентальных европейцев были надежные люди: в том же Франкфурте Моратти недолюбливали. Однако этого было мало. Представитель Мертвого четко сказал, что необходимо перетащить на свою сторону богатые и влиятельные североамериканские корпорации. В последнее время они выражали глухое недовольство деятельностью Моратти, и их поддержка фактически гарантировала победу на выборах. К москвичам североамериканцы относились прохладно, а на союз с Макферсоном могли пойти. Требовалось совсем немного — встретиться и поговорить. Поездка в Северную Америку, учитывая приближающуюся конференцию, не должна была вызвать у главы СБА никаких подозрений. Тем не менее рисковать Шон не стал и благоразумно сообщил о ней Моратти, аргументировав свое решение тем, что в Америку зачастили представители де ла Круса, кандидата от Анклава Рио, креатуры Мертвого. Президент, знающий, что его близость к азиатам не нравится североамериканцам, милостиво санкционировал визит, и Макферсон со спокойной душой отбыл в Сиэтл.

Директор филиала СБА — человек, мягко говоря, занятой. Его день расписан по минутам, а то и по секундам. Его отпуск редко затягивается дольше чем на неделю. О своих обязанностях он не имеет права забыть даже во сне. Верхолазы, руководящие мощными корпорациями, в своей загруженности не уступали высшим офицерам СБА и так же хорошо знали цену времени. А посему стремительный визит Шона Макферсона в Анклав Сиэтл не предполагал ни одной лишней встречи и ни одной потраченной впустую минуты. Только дело.

Из рейсового «страта» «Боинг Star 90» Шон пересел в вертолет и уже через пятнадцать минут входил в свои апартаменты роскошного «Нирвана Hilton», самого престижного отеля Сиэтла. Полчаса на туалет: после стратосферного перелета нет ничего лучше освежающего душа. Затем двадцать минут на легкий ленч, и взбодрившийся Шон вышел в гостиную апартаментов. Еще через мгновение заготовленная улыбка стала значительно шире и естественней: на встречу собрались все, кого хотел видеть Макферсон.

Восемь человек. Доусон и Райт из Долины, Хаммер и Перес из Хьюстона, Вашингтон и Спок из Бостона и двое хозяев — Бернстайн и Уилсон. Представители всех североамериканских Анклавов, а значит — всех корпораций. До последнего момента Шон сомневался в техасцах — ходили слухи, что южане повздорили с бостонцами. Однако собрались все — значит, интерес к его визиту колоссальный. Теперь главное — не ошибиться.

— Скотч, Шонни?

Это Уилсон. На правах щедрого хозяина выполняет обязанности бармена.

— Не откажусь.

Когда еще миллиардер смешает тебе виски с содовой?

— Как долетел?

— Отлично!

— Шотландия еще хранит Англию?

— А как же!

Несколько коротких реплик, пара улыбок, один глоток из бокала — и Макферсон добрался до своего кресла. По дороге не бросающимся в глаза жестом ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки — верхолазы оделись неофициально, всем своим видом показывая, что собрались на встречу со старым другом. Уселся поудобнее.

И сразу взял быка за рога:

— Ник тащит нас в пропасть.

— Правильно, — одобрил Бернстайн. — Не будем ходить вокруг да около. Руби сплеча.

И усмехнулся. Но темные глаза холодны.

— О какой пропасти идет речь? — осведомился Перес.

— Надеюсь, он не заложил Китаю активы СБА? Доусон славился остроумием, и семеро его коллег по нелегкой работе верхолаза с удовольствием посмеялись над шуткой.

— Моратти поддается давлению государств. — Макферсон помолчал. — Особенно — Китая.

— Поднебесникам трудно не поддаться, — обронил Райт.

Его серьезный тон стал знаком для остальных: начался настоящий разговор.

— Я думаю, во всем надо знать меру, — продолжил шотландец. — Экономический потенциал Индии, Исламского Союза или Штатов не уступает китайскому, но эти государства не ведут себя столь же нагло. Связь Моратти с поднебесниками несет прямую угрозу всем нам. Я не хочу, чтобы директором СБА в Эдинбурге стал какой-нибудь Хо Ши Мин.

— Хо Ши Мин был вьетнамцем, — обронил Бернстайн. — Но это к делу не относится.

— Мы тебя поняли, Шон, — кивнул Хаммер. — Твои заявления даже доказательств особых не требуют. Мы видим, что происходит.

— К сожалению, Ник нас разочаровал, — добавил Уилсон. — Жаль только, что курс на Пекин он взял незадолго до конференции.

— А следующей может и не случиться…

— Отсюда вопрос: хотите ли вы изменить ситуацию? Макферсон услышал то, что хотел услышать, и теперь уверенно направил разговор в интересующее его русло.

— Поставив тебя во главе СБА? Прямой вопрос — прямой ответ.

— Да, — четко ответил шотландец, глядя прямо в глаза Вашингтона.

— Для начала мы должны услышать твою программу. Хотя бы ключевые положения.

— Я верю в независимость Анклавов! Верхолазы переглянулись.

— Шон, давай обойдемся без лозунгов, — с улыбкой предложил Хаммер. — Независимость Анклавов постепенно превращается в дым.

— В том числе благодаря Моратти!

— Ник вовремя почувствовал тенденцию.

— Несколько раньше нас, — пробубнил Бернстайн и поморщился.

— В сущности, Моратти движется в правильном направлении, — не стал скрывать Хаммер. — Время раздельного существования прошло. Анклавы сыграли свою роль.

— Если бы произошел рывок, мы бы уже давно объединились с государствами, — откровенно признал Райт. — Проблема в том, что у нас нет общей цели.

— Тем не менее процесс пошел, — заметил Спок.

— Это диктуется развитием общества.

Чувствовалось, что американцы провели за обсуждением ситуации не один час и теперь понимали друг друга с полуслова. Макферсону, который не хотел раскрывать детали разговора с Мишенькой, оставалось играть роль примерного ученика, с которым профессора делятся обрывками знаний.

— Проблема в том, что Моратти направлен на Восток, — объяснил Уилсон. — А Китай — это серьезно. Ты был достаточно корректен и сравнил потенциал Поднебесной со Штатами и европейцами, но сам наверняка понимаешь, что это чушь. Китай ушел вперед. Он пока не обогнал Анклавы в технологиях, но его производственные мощности уже позволяют решить задачу практически любой сложности.

— Если поднебесники получат полный доступ к научным разработкам корпораций, мы не сможем их остановить. — Бернстайн.

— А если они совершат рывок, нам останется только признать верховенство Председателя и переименоваться в мандаринов. — Хаммер.

— Теперь ты понимаешь, чего мы хотим? — Вашингтон.

— СБА должна направить Анклавы на Запад, — пробормотал шотландец.

— Верно, Шон, все верно. Анклавы — детище западной цивилизации, и они должны вернуться домой.

— До нашей встречи мы считали, что единственный реальный конкурент Моратти — де ла Крус, приятель Мертвого. — Уилсон вернулся к бару. — Еще скотч, Шонни?

— Благодарю, достаточно. — Макферсон так и не допил первый бокал.

— Как знаешь.

— Сам понимаешь, поддерживать русских мы не станем ни при каких обстоятельствах, — произнес Бернстайн. — Планировали вправить мозги Нику, но твое предложение кажется нам более перспективным.

— Мы давно следим за твоими успехами. — Райт.

— Ты тот, кто нам нужен. — Хаммер.

— Мы сможем договориться. — Спок.

Шон сам поразился той легкости, с которой он достиг главной цели визита. Похоже, они просто не могли не встретиться.

«Время пришло…»

Разумеется, впереди еще несколько часов переговоров и обсуждений. Разумеется, американцы выставят условия. Разумеется, он будет торговаться. Но принципиальное согласие получено. Победа.

Макферсон одним глотком допил скотч, поставил бокал на стол и поинтересовался:

— Рывок, о котором вы говорили. Что имеется в виду? Надо дать понять верхолазам, что перед ними чистой воды без, офицер, далекий от сложного анализа мировых тенденций. Так им будет легче.

«Перенимаешь ухватки Мертвого?»

— Возможности современной науки исчерпаны, — жестко ответил Уилсон.

— Именно поэтому мы с большим интересом следили за действиями Железного Рома, — добавил Перес. — Новая энергия смогла бы подстегнуть общество… Увы.

— Жаль, что все свелось к заурядной биржевой игре, позволившей русским подмять под себя «Фадеев Групп». — Вашингтон внимательно посмотрел на Макферсона.

— А уж как мне жаль, — ничуть не играя, пробурчал Шон. Он никогда не скрывал своей дружбы с Железным Ромом.

— Думаешь, мы оплачиваем фундаментальные разработки от хорошей жизни? — Доусон.

— Нам нужно нечто новое. — Спок.

— Нечто такое, что позволит нам изменить будущее и сплотить общество. — Бернстайн.

— Это идеальный способ безболезненно слить Анклавы и государства. — Райт.

— Иначе будет война. — Уилсон.

— Если человека прижать к стенке, он начинает вести себя агрессивно. — Хаммер. — А сейчас у стены вся наша цивилизация.

анклав: Москва

территория: Болото

путешествуя по странам и городам, мы открываем для

себя много интересного

На Болоте обращение Кауфмана передавали значительно реже, чем в Аравии, Кришне или Урусе. Разумеется, программы общедоступных каналов прерывались с той же частотой, но передачу по уличным экранам ограничили тремя повторами. Большего не требовалось. Беспорядки едва затронули территорию, бурную реакцию не вызвали, локальные столкновения были мгновенно подавлены, пострадавшие подсчитывали убытки, отбившиеся от арабского вторжения канторщики надували щеки, а большая часть населения, позабыв о ночных событиях, увлеченно готовилась к знаменитому Балу Королевы Осени. Решительность, с которой действовали безы, ясно показала тертым болотникам, что Мертвый не допустит разрастания конфликта, а раз так, то нечего отвлекаться на ерунду. Ведь впереди — сулящий огромные барыши карнавал.

И потому приехавший на Болото Урзак с трудом избавился от ощущения, что попал в другой город. Урус, вторая по значимости мусульманская территория Анклава, продолжал бурлить. Не кипел, но и не успокаивался. На улицах собирались небольшие группы людей, живо обсуждающих аравийские события, в чайханах, кальянных и закусочных слушали ветеранов ночных баталий и жадно внимали выпускам новостей. Аравийский бунт оставался для жителей Уруса главной темой.

А на Болоте если и вспоминали о беспорядках, то преимущественно в веселых тонах:

— Здорово Бобры вчера черным врезали!

— Не Бобры, а Рауль Хмурый.

— Точно тебе говорю — Бобры! Крутые ребята…

Это двое парней у бочки с соевым супом: продавец и клиент. Обмениваются впечатлениями так громко, что проходящий мимо Хасим слышит каждое слово.

— Будут сегодня героями на карнавале ходить…

Бочка с бурлящим варевом осталась позади, а голоса вокруг не умолкали. В плотной толпе не спрятаться от чужих разговоров:

— Два магазина спалили, сволочи, добрались, паскуды, когда безы отступили.

— Дерьмо.

— Мне в том году предлагали ресторан в Аравии открыть — хорошо, что не повелся…

Двое мужчин в новомодных белых рубашках навыпуск и черных брюках. Только вылезли из блестящего «Форд Мамба 12Z» и уверенно рассекают поток, направляясь к дверям дорогого кафе. Деловые. На Сухаревке таких много — престижный район.

— Европейский Исламский Союз готовит ноту протеста… — вклинивается бубнящий последние новости уличный монитор.

— Сегодня отобьешь убытки, на карнавале…

—…платье новое купила, дура. Я ей говорю: не позорься! Кто на тебя позарится…

—…храмовник на Таганке. Черенки хотели дом спалить, а оттуда прятки. Восьмерых положили!

— А безы?

— Что они пряткам сделают? С Мутабором даже Мертвый не связывается…

—…афишу сорвали. Так их канторщики отметелили…