Чтение 33–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

Она окинула меня с высоты ступеней таким взглядом, словно я стал мокрицей, попавшей под дождь и вымазавшейся в навозе.

— А, сэр Светлый... Я слышала, вы неплохо провели ночь.

Я двинул плечами, постарался сделать голос небрежным, хотя взгляд на нее поднять так и не смог, а обжигающая кровь прихлынула к моим щекам:

— Ночь как ночь.

— Значит, — поинтересовалась она холодно, — у вас все ночи... такие же?

— В той или иной мере, — ответил я почти легко. — Собственно, я не совсем понял, какой именно момент моей ночи вас интересует?

Она надменно вздернула голову и сошла мимо с лестницы, даже не повернув головы, только произнесла с полнейшим безразличием:

— Меня никакие моменты ваших ночей не интересуют.

Я поклонился вслед, за леди гордо прошли, бросая на меня торжествующие взгляды, ее менее знатные подруги. За столом хозяйку громко приветствовали граф Росчертский, Глицин, Хоффман и остальные, кто еще не потерял надежды оказаться в числе женихов.

Второй раз я попался ей на глаза ближе к полудню, хотя вроде бы всячески избегал любых мест, где могу ее увидеть. В другое время меня бы за уши не оттянули от верхних этажей башни и той комнаты, дверь в которую возникает по паролю, но сейчас я заставлял себя думать о ней, чтобы не думать о леди Беатрисе, не вспоминать ту ночь, не видеть ее широко распахнутых в изумлении глаз, откуда брызнули чистые жаркие слезы...

Что нужно сделать, стучало в голове, да, что нужно сделать как можно быстрее, чтобы в первую очередь обезопасить этот странный тайный ход? Хоть выход оказался в жуткой пустыне, хоть я его и там сумел замаскировать так, что и муравьи не отыщут, однако береженого Бог бережет: надо пройти на ту сторону и закрепиться основательнее. То есть узнать, существует ли там право собственности на землю, купить тот участок, построить что-нибудь для отвода глаз...

Если получится, конечно. Но даже если не получится, тот выход надо беречь как зеницу ока. Если сейчас северные королевства отделяет от южных только Великий Хребет, то находка такого туннеля может перевернуть мир. На Юге, как все намекают, сохранились высокие технологии. Хотя бы у части населения сохранились, ибо те двое бродяг не показались сильно продвинутыми по этой части.

Леди Беатриса взглянула холодно, но я поклонился, и пошел было мимо, тогда она сама сказала с непререкаемой властностью:

— Постойте, сэр Светлый.

Услышь что-то таким тоном от мужчины, это уже повод для поединка не на жизнь, а на смерть, меня взбесить хамством и даже отсутствием манер легко, но сейчас я только поклонился, готовый лечь у нее ног, пусть хоть вытирает их о меня, пусть что угодно делает, лишь бы ей было хорошо...

— К вашим услугам, леди Беатриса.

— Сэр Светлый... при вашем, скажем прямо, не слишком богатом снаряжении... вы не слишком ли раздаете подарки моим людям? Вы обещали...

Я изумился.

— Когда?

— Карнволк, — напомнила она, — помните?

— А-а, — сказал я, — которого граф Глицин убил?

— Да, — подтвердила она медленно, не спуская с меня пристального взгляда. — Которого граф Глицин убил с такой непостижимой легкостью... Но я не о графе...

— Зря, — прервал я, — на вашем месте я бы остановил выбор на нем. Солидный, спокойный, хозяйственный. И еще полный сил, как видите.

Она ожгла меня огненным взглядом.

— Сэр Светлый, это не ваша забота. Я просила вас только не развращать моих крестьян богатыми подарками. Вы тогда дали им столько золота, что те люди стали самыми богатыми в деревне. А сейчас...

Она запнулась, не находя слов, я улыбнулся светло и чисто, как Иванушка:

— Леди Беатриса, чем вы недовольны? Богаты ваши люди — богаты вы сами. Приятно, когда даже слуги носят хорошие кольца? Респект вам от других лордов!

Она ответила с холодком:

— Я бы так не сказала. С вашими подарками я рискую потерять лучших служанок. Они могут продать ваши кольца и выкупиться на волю. А еще и купить себе по хорошему дому с большим участком земли!

Я заверил галантно:

— Они вас любят, потому так не сделают. Ну, а если уж... то я, искупая свою вину, сам готов укладывать вам волосы, купать, подавать ночную рубашку, стелить вам ложе и даже греть его своим жарким туловищем...

Она пропустила мимо ушей вольность, именуемую галантностью, хотя румянец на миг окрасил щеки и тут же исчез, напомнила, не спуская с меня немигающего взгляда:

— Вы постоянно платите за все те мелкие услуги, которые вам оказывают. Конюхам, шорникам, кузнецу, даже гончару... Неужели не понимаете, что если вы у меня в гостях, то платить не надо?

— Они бедные люди, — сказал я. — Раз уж не могу весь мир сделать богатым и счастливым, то хоть кого-то.

Она открыла рот, чтобы сказать какую-то резкость, но сдержалась, посмотрела внимательно и несколько озадаченно. Я поспешил сделать глупую и самодовольную рожу, выпятил грудь и подкрутил воображаемый ус.

Она поморщилась, блеск в глазах исчез.

— Не делайте так, — сказала она уже равнодушно и холодновато. — Не говоря уже о том, что такое поведение задевает нашу честь.

Я развел руками.

— Леди Беатриса, неужели вы так бедны?.. Люди, действительно зажиточные, на такие пустяки внимания не обращают.

Она ответить не успела, в нашу сторону с громким возгласом шел граф Росчертский еще издали раскинул руки, словно собирался обнять весь мир, но меня ожег ледяным взглядом, а перед леди Беатрисой склонился в глубоком поклоне.

— Мое почтение... Я потрясен... Я снова поражен вашей красотой!

Леди Беатриса ответила поощрительной улыбкой, прижалась к обалдевшему графу плечом, засмеялась, показывая жемчужные зубки.

— Граф, — услышал я ее щебечущий голосок, — вы такой отважный!.. Расскажите еще раз, как вы сразили того вепря?

— Дорогая баронесса, — сказал граф, очень довольный, — с превеликим удовольствием! С превеликим!.. Не ради похвальбы, а токмо ради вашего удовольствия...

— Да-да, граф, мне так приятно...

Он взял ее под локоть и повел было мимо деревянного истукана, в которого превратился я, а леди Беатриса, придержав графа, обратилась высокомерно ко мне:

— А вы знаете, сэр Светлый, что граф сразил на охоте самого большого в наших краях вепря?

— Нет, — ответил я равнодушно. — Но мои поздравления графу. Мои поздравления.

Я широко зевнул и поспешно отвернулся, вроде бы скрывая зевок. За спиной зашипело, скрипнуло, затем послышался приторно слащавый голосок:

— Ну рассказывайте, граф, рассказывайте!.. Пойдемте вон в ту альтанку, чтобы нам никто не мешал...

Злость и ревность поднялись черными волнами, я скрипнул зубами, кулаки сжались, но не поворачивался, пока не утихли звуки их шагов.

Глава 3

К вечеру рыцари уже оживленно обсуждали перемену в поведении железной леди Беатрисы. Она вовсю кокетничает с рыцарями, смеется их вольным шуткам, платье для ужина выбрала более откровенное, чем обычно. Похоже, леди Беатриса решилась наконец сбросить со своих хрупких плеч заботу о многочисленных владениях и переложить все на плечи мужа.

Я натужно улыбался, а нам все равно, на следующий день съездил с сэром Растером и Саксоном на охоту, дичи набили столько, что пришлось из села вызывать подводу. Сэр Растер был в диком восторге, Саксон довольно улыбался, но я заметил, что присматривается ко мне чересчур пытливо.

Когда подъезжали к воротам замка, сэр Растер вздохнул так тяжело, что колыхнулась вода во рву:

— А скоро эта веселая жизнь кончится...

— Почему? — спросил я.

— Леди Беатриса выйдет замуж, — напомнил он. — А будущему мужу незачем содержать всю эту ораву.

Саксон сказал равнодушно:

— Мне лично будет легче. Меньше народу, проще смотреть за замком.

Сэр Растер повернулся ко мне.

— А вы как думаете, сэр... тьфу, Светлый?

— Здесь собрались не только женихи, — уточнил я. — Леди Беатриса вроде бы собирается встретить здесь войска Барбароссы?

Саксон усмехнулся, Растер возразил:

— Барбаросса не дурак, сюда не сунется. Граф Росчертский тоже не дурак, быстро всех выпрет за ворота, как только женится. Или любой другой...

Почему-то оба поглядывали на меня, как будто ждали определенного ответа. Я пожал плечами.

— Я и так собираюсь завтра-послезавтра отбыть. Пора на подвиги! Да и вам, сэр Растер, не терпится прославить имя вашей прекрасной Анаконды, не так ли?

Он удивился:

— Какой Анаконды?.. Мою даму сердца зовут иначе...

— Вы уверены? — спросил я коварно.

Он обиделся:

— Конечно! Вот, смотрите.

Из дальних карманов его одежды появился крохотный носовой платок, обшитый по краю кружевами. В уголке голубыми нитями вышита буква М. Я обругал себя за промах: с этим платком сэр Растер никогда не забудет, с какой буквы имя его возлюбленной.

— Ах, — сказал я огорченно, — простите великодушно, сэр Растер!

Он усмехнулся и спрятал платок.

Во дворе я почти столкнулся с Франсуазой. Маленькая и светленькая, как бабочка-капустница, она, однако, не порхала и не прыгала, а шла мелкими старушечьими шажками. За нею, придерживая за плечи, вышагивала угрюмая бабища, такая и коня на скаку, и хобот долой. Она сразу метнула на меня злой взгляд, я вскрикнул приветливо:

— Франсуаза Золотой Шмель!.. Ты где от меня прячешься?

Малышка вспыхнула, засветилась от радости, но ответить не успела, у нее над головой прогрохотало, как гром:

— Девочка занимается своими делами!

— Чем? — спросил я вежливо.

Женщина круто повернула малышку в сторону, подтолкнула в спину и проревела, как паровозная труба:

— Чем и положено заниматься юной леди! Франсуаза успела на повороте оглянуться на меня, лицо опечаленное, я вздохнул и развел руками. Бедного ребенка заставят заниматься какой-то хренью вроде вышивания крестиком. А она, может быть, прирожденный укротитель драконов. Шмели — только первая ступенька. Пришел вечер, я мерил шагами комнату, Пес следил непонимающими глазами, наконец ему надоело, накрыл глаза лапой от яркого светильника и заснул, подрыгивая лапами.

Когда любовь входит в дверь, твердил я себе упрямо, разум выпрыгивает в окно. Любовь ослепляет, а слепого так легко обокрасть! Хуже того, ворую сам у себя и ничего не могу с собой поделать.

Нет, надо уезжать прямо завтра с утра. Не откладывать. Какая бы погода ни была на дворе.

Исполнившись решимости, я лег на лавку и укрылся одеялом, ночи уже холодные, а на рассвете свистну Бобику и пойдем к нашему Зайчику...

По телу несколько раз скользнули едва слышные волны. Не холода, но и не тепла, а так, словно бы из окна дохнуло ветерком. Но за окном полное затишье, в то же время это странное ощущение. Будь я настоящим рыцарем, хрен бы заметил, а заметил — не обратил бы внимание, не мужское это дело замечать всякие сверхтонкости и утонченности, но сейчас лежал и старался понять свое состояние.

Наконец заранее изготовился к тошноте, закрыл глаза и посмотрел тепловым зрением. Комната довольно темная, только багровые пятна огня в тех местах, где горят факелы, а так все тихо и спокойно.

Сосредоточился и перешел на запаховое. Голова не закружилась, против обыкновения, но лишь потому, что лежу с закрытыми глазами, нет конфликта восприятий. Некоторое время всматривался в странный мир, заполненный кисловато-шершавыми струями, грязно-теплыми фонтанами над обувью, привычными ароматами воззревшей плоти молодых самок, даже увидел смутно размазанные силуэты двух служанок, что приносили мне свежее белье...

Вздрогнул, из стены выдвинулось небольшое полупрозрачное существо, размером с котенка, медленно Прокатилось до стола. Запахи размываются, даже не могу сказать, чем именно пахнет, но слишком слабо, едва вижу, а теплового следа совсем нет. Открыл глаза, тут же голова пошла кругом, бедный мозг пытается совместить противоречащие друг другу картинки, а совместить надо, иначе это шизофрения...

Я удержался от соблазна снова закрыть глаза, осторожно перевел взгляд на то место, где находится существо. Пусто, там нет ничего. Только дрожит воздух, будто мельтешат крохотные комарики. Веки опустились сами я полежал чуть, снова осторожно приоткрыл глаза.

Странное существо уже рядом с ложем, теперь вижу, что у него размытое, словно в белесом тумане, туловище, круглая голова и четыре лапы. Глаза, если это глаза, упрятаны под выступающими надбровными дугами, но там мордочка как мордочка, словно вижу ее через матовое стекло.

Ужасаясь собственной дерзости, я медленно, словно невзначай уронил руку с ложа, подержал миг, затем быстро ухватил зверька за шею, прижав к земле. Пальцы ощутили мягкий мех или не мех, а мягкая такая кожа, хотя глаза по-прежнему видят, как пальцы сжимают пустоту. Зверек застыл от неожиданности, затем начал слабо трепыхаться, но я удерживал без труда, будто это не котенок, а вообще птенчик.

— Ну что? — произнес я тихо. Сердце колотится так, словно я ухватил за хвост тигра. — Будем признаваться? Что хотел украсть?

Существо все еще дергалось, я вспомнил рассказы о бравых солдатах, что разными хитрыми способами ловили чертей и мелких чертенят, но те черти всегда изображались худыми и костлявыми, как лягушки весной, а этот больше похож на плотный сгусток тумана...

— Признавайся, — повторил я. — Если не хочешь говорить, то ладно, прибью тебя, и на этом покончим. Как предпочитаешь, чтобы я растоптал? Или просто задушить, не выпуская, прямо щас?

Он трепыхнулся пару раз, затем я услышал писклявый голос, почти на грани ультразвука, а может, и в самом деле ультразвук, я даже не знаю точно, в каком диапазоне теперь слышу сам:

— Не дави...

— Подумаю, — пообещал я. — Все зависит от тебя. Кто ты и что ты? Что тебе от меня надо?

— Я сейчас умру, — прошептало существо.

— Почему?

— Не могу долго...

Тельце под моей ладонью начало дергаться, уже не пытаясь вырваться, а как бы в судорогах, я поспешно, хоть и осторожно сунул головой в стену, инстинктивно ожидая услышать слабый треск, как от размалываемой яичной скорлупы.

Голова странного существа вошла с усилием, будто в вязкую смолу, я погрузил его до половины, но придержал за задние лапы. Выждав, вытащил и спросил сразу:

— Полегчало?

Он кивнул, пропищал:

— Я не могу долго...

— А в камне?

— В камне живу, — ответил он.

— Хорошо, — сказал я, — так и побеседуем. Как только станешь задыхаться — скажи. Я дам тебе хлебнуть каменного кислородцу, но, не взыщи, ты мой пленник, я тебя застал на месте преступления...

Он пропищал:

— Я только посмотреть!

— Что, меч в первый раз видишь?

Он пискнул:

— Таких не видел очень давно. Это же из кузницы тех древних людей!.. А они как ушли тысячу лет тому, так никто и не знает, где они теперь...

— Ага, — произнес я обалдело, — ты угадал, меч в самом деле старинный. Если не подделка, конечно.

— Это меч самого Виретонса, — пропищал пленник, — а выковал его великий Гизарм! Он единственный, кто мог говорить и общаться с нами.

— А я?

Он извернулся в моей ладони, пискнул:

— Ты — второй.

Я подумал, выпустил его из пальцев. Он выбрался, еще не веря счастью, торопливо сунулся в стену, скрылся весь. Я терпеливо ждал, наконец он высунул мордочку почти под самым потолком, куда не достану.

— Эй, — позвал он тихонько, — а почему отпустил?

— Если я второй, — ответил я, — то ты сам будешь сгорать от счастья со мной пообщаться.

Он долго думал, поскреб голову коготками.

— Хитрые вы, люди... Вроде и дураки, каких поискать, но иногда такие хитрые...

— А что, не прав?

Он пропищал:

— Ты угадал. Можно я спущусь?

— Спускайся, — разрешил я.

— Хватать не будешь?

— А что мне за прок? — удивился я. — А вот поговорить интересно...

Он медленно опустился, теперь мордочка выглядывает из стены на высоте моего плеча. Круглая, печальная, а когда не шевелится, я вижу отчетливо как выпуклые глаза, так и мордочку. Удивительно похожую на летуче-мышью. Когда раскрыл крохотную пасть, блеснули острые зубки. Я подумал, что это совсем уж атавизм, если живут в камне. Даже глаз не нужно, но, с другой стороны, если вот так наблюдают за внешним миром, как мы бы наблюдали за марсианами, то глаза останутся при любом зигзуге эволюции.

Он рассказывал, я слушал, а параллельно раздумывал о том, какая мне от них выгода есть или может быть, и наконец пришел к выводу, что хотя в нашей людской натуре искать выгоду везде, но в данном случае это просто существа, которые живут рядом в пространстве, слегка заходя краем и в наш ареал, но ни в коем случае не соперничая, не отнимая у нас ни добычи, ни места. Ну как муравьи, что поселяются в щелях многоэтажных домов. И хотя муравьи все-таки нагло воруют крошки со стола, но люди мало обращают на них внимания. А эти так и вообще живут тысячи лет рядом, никто их не только не видел, но и не чувствует их присутствия...

С другой стороны, хоть что-то да узнать от них могу, если их память простирается на тысячи и тысячи лет в прошлое. Правда, я им ничем отплатить не могу, так что остается разве что расположить их своим обаянием...

— А чем питаетесь? — спросил я. — Хочешь вина?.. Или мяса?

Он покачал головой.

— Мы не едим... а мы...

Несколько слов совершенно непонятных, я выслушал, кивнул, словно все понял.

— А как же существуете? Оттуда берете энергию, чтобы двигаться?

— Из камня, — ответил он. — Чем глубже, тем больше...

— Ну-ну, — сказал я. — Счастливые. Воткнул два пальца в розетку — и сыт. И отхожих мест, наверное, вам не надо... Но если с едой изобилие, то из-за чего тогда воюете?

Он потряс головой.

— Мы не воюем. Никогда. Потому с таким непониманием и наблюдаем за вами, людьми. Мы знаем не только ваш язык, но все ваши обычаи. Привычки, склонности, но все равно не понимаем очень многое.

Я сказал с удовольствием:

— Тогда ты попал, куда надо. Я страсть как люблю объяснять! И еще — давать советы. Я вообще из страны Советов. Даю даже бесплатно, но с тебя возьму плату информацией о той стороне. Ну, ты понимаешь, бартер, обмен.

Он сказал торопливо:

— Да-да, я расскажу все!.. Но нам рассказывать почти нечего. Мы просто живем... Мы уже тысячи лет живем вашей жизнью: все говорим на вашем языке, своего у нас давно нет, все знаем вашу историю... потому что своей нет... я же говорю, что у нас и десятки тысяч лет назад все такое же... у нас ничего не происходит.