Чтение 33–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

– Ты что плетешь?

– Я? – удивился я. – Это не я, это так принято среди простого народа, что мозгами не любит и не умеет. А я орел, я мозгами люблю, у меня и мозгов как у орла!.. Я такое надумаю, что закачаешься!

Она сердито сплюнула под ноги и решительно шагнула в распахнутые двери. Из темноты навстречу вышел огромный металлический страж, в одной руке меч, в другой щит. Я успел подумать, что это уже лишнее, цельнометаллическому истукану не повредит даже мой молот, Джильдина вскрикнула:

– Рич, в сторону!

Я поспешно отступил, она тоже сделала шаг назад. Страж остановился в дверном проеме. Вместо доспехов подобие легкой одежды из того же металла, отливали явно целиком, короткие волосы поблескивают легированной сталью, голые мускулистые руки красиво вылеплены, четко выступают даже вены, не говоря уже о мышцах.

Мне показалось, что смотрит с интересом, хотя отлитое из металла лицо остается неподвижным. Джильдина поспешно ощупывала талисманы, я спросил вполголоса:

– А другого хода нет?

– Молчи, дурак, – прошипела она.

– Все, онемел…

Она тихонько начала приближаться, я лихорадочно ощупывал то молот, то меч. Страж начал поднимать меч, мне показалось, что не для удара, а лишь предостерегает, мол, еще шаг и…

Джильдина выкрикнула длинное заклинание. Страж повернул голову в ее сторону. Она сорвала с шеи амулет и швырнула в металлическую грудь. Амулет ударился и… прилип. Страж медленно опустил голову, всматриваясь. Взвился дымок, вокруг амулета металл покраснел, сам амулет начал погружаться в железо, а по груди потекли багровые струйки расплавленного металла.

– Отходим! – вскрикнула она.

Страж пошел в нашу сторону, Джильдина отбежала, как и я, страж остановился снова. Мне казалось, что колеблется, но, едва отступили еще на пару шагов, повернулся и медленно вернулся в темноту дверного проема. Двери медленно закрылись.

Джильдина сказала с бессильной яростью:

– Его не пройти!

– А заклятия? – спросил я деловито.

– Против такого зверя у меня нет… Видишь, амулет просто расплавился.

– Жаль… – сказал я медленно, – знаешь, можем попробовать другой вариант…

Она посмотрела, как на лягушку.

– Что ты можешь придумать, существо? Не всегда же тебе будет везти?

– Не всегда, – согласился я. – Но попробовать можно. Он то ли постарел, то ли поломался, заметила? Двигается, как будто гору на себе несет. Если выманить снова, как ты уже сделала прошлый раз, можно быстро пробежать мимо. Он не догонит.

Она подумала, сказала язвительно:

– А что там, в коридоре, дальше?

Я подумал тоже, вздохнул и развел руками:

– Ты права. Это я дурак, готов в бой, а ты – осторожная! Настоящая женщина. Все продумываешь вперед с точки зрения безопасности. Чтоб нигде даже пальчик не прищемить. Я все больше восхищаюсь тобой, Джильдина.

Ее лицо почему-то темнело, хотя я расхваливал ее с подобострастным огнем в глазах и льстивыми нотками в голосе. Оглянулась на дверь, измерила взглядом расстояние дальше в глубину зала, там темно, но чувствуется огромность помещения, что хорошо, однако в таком огромном могут быть и другие стражи или звери.

– Рискнем, – процедила она ненавидяще. – Дурак ты, и придумал дурацкое…

– Я такой, – сказал я гордо. – Как завяжу, так сам потом ржу, когда сто мудрецов развязать пытаются… Пока не придет другой умный дурак с мечом в жилистой, как у тебя, руке. С ярко выраженными трехглавой, двуглавой и полусухожильной… Нет, полусухожильная в другом месте, хотя… она мне в тебе тоже очень нравится.

Джильдина, не слушая, сделала пару шагов вперед, двери разъехались в стороны, страж начал выдвигаться вперед. На этот раз я внимательнее следил за его движениями, правая нога у железного истукана сгибается хуже левой, хотя я готов голову заложить, что никакими примитивными сервомеханизмами и не пахнет. Он весь цельнометаллический, из одного слитка, и двигается, как металлическая глыба тонн так в тридцать, но в момент движения металл на мгновения переходит в жидкое состояние, как ртуть, сохраняя форму.

Страж остановился, когда Джильдина отошла на тщательно высчитанное расстояние. Джильдина произнесла, не отрывая от него взгляда:

– Первым ты.

– Хорошо, – согласился я, – ты права, в зале куда опаснее, чем остаться с ним наедине…

– Нет, – прервала она резко, когда я изготовился к быстрому спурту, – ты стой здесь, а я побегу!.. Если бросится за мной, беги следом. В зале должно быть шире, там обойдешь по дуге. Думаю, далеко не пойдет, его задача – охранять двери…

– Все сделаю, – сказал я. – Умная ты, Джильдина! Ой, какая умная, с ума сойти…

Глава 10

Джильдина ринулась в тот же миг, хотя нормальная женщина осталась бы дослушать лесть. Хотя какая лесть, не ноги же расхваливаю. Назвать женщину умной – это как бы намекнуть на кривые ноги или отсутствие сисек. Я поспешно сделал шажок, страж тут же перенес внимание на меня, я начал обходить по дуге, страж отступил и встал в воротах. Я ощутил уже не беспокойство, а страх. Такому монстру стоит задеть только один раз, от меня останется мокрая шкурка.

Он смотрел неотрывно, я снова приблизился, страж пошел на меня, я часто задышал, ускоряя метаболизм, прыгнул в сторону, воздух над головой прорезала жуткая железная клешня. Я упал, подхватился и бегом ринулся вслед за Джильдиной.

Пол вздрагивал от тяжелого грохота стража, затем утихло. Джильдина уже в середине пещеры, задрала голову и осматривается с видом девочки, попавшей в магазин кукол, который ей подарили весь и целиком. Высокий, как настоящее небо, свод излучает ровный рассеянный свет. Стены от пола и до потолка выложены металлическими плитами.

Я ощутил себя под исполинским колпаком из нержавеющей стали. Кто-то приготовил пещеру для непростой работы или очень даже непростых опытов.

– Пойдем отсюда, – сказал я.

Она оглянулась с удивлением и неудовольствием.

– Что случилось?

– Не знаю, – ответил я, – но у меня чувство…

Она не стала дослушивать, метнулась через зал, на той стороне арка с распахнутой дверью. Я ринулся следом, а в зале коротко вспыхнул и погас розовый свет, со свода упал луч, высветив место, где мы только что стояли.

Джильдина зыркнула с тревогой, везде видит опасность, хотя я, избалованный безопасностью моей срединной Утопии, решил бы, что некто просто решил к нам лучше присмотреться.

– Что это? – спросила она.

– На свете много усего, Горацио, – ответил я, – сусань дальше… Пусть лошадь, у нее голова большая… Лошадь – это такая большая ящерица, но не ящерица…

Она нахмурилась, глаза зло блеснули, но, судя по выражению лица, допрос с применением пыток оставила на потом. За пещерой-залом открылась вырубленная в толще горы большая комната с ровными стенами, потолком и полом, чуть ли не расчерченным на аккуратные плиты. На стенах грубо обозначены каббалистические знаки, даже чересчур грубо, чувствуется нарочитый изыск, под дальней стеной длинный стол, в креслах два скелета склонились над столешницей в позах королей во время сложных переговоров.

Она начала по широкой дуге обходить стол, а я подошел напрямик. Скелеты уперлись локтями, образуя тем самым удобный упорный треугольник, ничего магического, сидят себе и сидят…

– Отойди, – сказала вдруг Джильдина.

– Как скажешь, – ответил я послушно. – Как я тебя слушаюсь, с ума сойти! Ты это ценишь?

Но скелеты уже задвигались, повернули ко мне головы. В пустых глазницах загорелся адский огонь, я отступил еще, однако оба все равно начали подниматься из кресел.

– К выходу, – велела Джильдина. – Обратно!

Она быстро вязала пальцами в воздухе причудливый узор. Дважды из ее ладоней вылетали искры и жалили скелетов, но те обращали не больше внимания, чем если бы их кости пытались укусить пчелы.

Я отступил еще на шаг, ноги ноют, озлился, ударил одного в пылающие горящими углями глазницы. Череп слетел легко, словно лежал сверху на костях. Я пнул второй скелет ногой. Кости обоих игроков с сухим треском рассыпались по всему полу, а череп ударился о плиты и разлетелся на множество осколков.

– Одна голова хорошо, – сказал я бодро, – но без нее смешнее.

Джильдина неверяще смотрела на подкатившийся к ее ногам череп первого скелета. Я спросил буднично:

– Надеюсь, они тебе не очень нужны?.. Или хотела досмотреть партию?

Она смерила меня взглядом, будто увидела впервые.

– Нет, – ответила замедленно, – вот уж не думала…

– О чем?

– Что новичкам в самом деле везет, да еще до такой степени.

Я пожал плечами:

– Бог хранит дураков и детей, не знала? Это сущая правда. Я знаю, проверял на себе. Но завидовать нехорошо!

– Да уж, – пробормотала она. Кости под подошвами ее сапог захрустели. – Жаль, у меня такого везенья не будет. И ты не испугался?

Я сказал гордо:

– Скелетов? Не смеши.

– Ты бы знал, кто это, – ответила она сухо.

– И что?

– Штаны бы неделю сушил.

– Я же дурак, – напомнил я. – А дураки бесстрашны.

– Тогда и мне повезло с таким… – сказала она, не договорив последнее слово. – Ладно, пошли.

Мы прошли снова мимо шахматного столика, я остановился было посмотреть позицию, теперь с моей памятью я крутой игрок, надо бы как-нибудь, но Джильдина зло зашипела издали, я поспешил к ней, улыбаясь и кланяясь, улыбаясь и кланяясь.

Она шарила по стене, срывала разные штуки, совала в мешок, глаза выпучены, руки трясутся, словно попала в парфюмерный магазин на распродажу за десять минут до закрытия. Я прошел осторожно комнату, заглянул в следующую.

Целый зал, синеватый свет струится от стен, свода, колонн и даже пола. Между колоннами по мозаичному полу бродят, металлически звякая когтями, драконы размером с кошку. Полураскрытые крылья подрагивают на спине, будто драконы готовятся взлететь. Я ощутил некую неправильность, пока не сообразил, что блестит не хитин, как показалось, а металл. Драконы покрыты металлом, а то и вовсе целиком из металла.

Мне показалось, что бродят механически, для проверки вошел потихоньку, драконы меня просто не замечали. Я расхрабрился, присел и поскреб ногтем одного за ухом. Дракон остановился и ждал, слегка помахивая хвостом.

В дверном проеме показалась Джильдина, ее слегка сгибало под тяжестью мешка.

– Ты… что там делаешь?

– Люблю зверей, – сообщил я. – Как думаешь, драконы ближе к кошкам или собакам?

– А тебе зачем?

– Чтобы знать, как относиться, – объяснил я. – Уже весь мир знает, благодаря мне, что собаки – добро, кошки – зло.

Она скривилась так, что меня едва не приподняло и не гепнуло, но процедила только:

– Не понимаю, почему вас до сих пор не поубивало…

– Потому что мы – цветы жизни, – объяснил я.

Джильдина прошла через комнату с осторожностью, глаза не отрывают взгляда от прогуливающихся драконов, но как-то ухитрялась с жадностью поглядывать и по сторонам. Я видел в них смертную тоску: столько всего нового, но мешок не резиновый, да и не в состоянии унести все и сразу.

Драконы двигались, как броуновские частицы, сворачивали строго под тем углом, под каким наткнулись на стену, колонну или на другого дракона. Довольно простые устройства, понять бы только, откуда у них столько энергии. Даже Джильдина очень быстро уловила, что опасности от них нет, и хотя отступала и отпрыгивала с их пути, но довольно решительно прошла в следующую комнату.

В проходе встретились еще два, уже размером с собаку, металл отливает желтизной, словно выкованы из меди. Гребни на спине натянуты на толстых металлических штырях, что растут из хребта.

Еще дальше попались драконы уже с борзых, такие же худые и горбатые, гребни на головах прямо от переносицы, как у петухов, идут по шее и спине, сперва вырастая, затем снижаясь, а на кончике хвоста не крупнее рыбной чешуи, как у осетров.

Что не понравилось, так то, что эти драконы при виде нас уже останавливались и провожали взглядами мертвых стальных глаз.

– А какие будут следующие? – сказал я нервно.

– А они будут? – спросила Джильдина.

– Я в хорошее верю плохо, – сказал я, – хотя обязан, как демократ. А вот в разные гадости…

В следующее помещение мы заглянули с опаской. Я оказался прав, тамошние драконы уже с коней, тела отливают золотом. Я пугливо понял, что это не то золото, что ювелирное, это техническое, в семьдесят раз прочнее лучшей легированной стали. Из пастей драконов вырываются дымки, а когда один зевнул, мы даже отшатнулись от ревущего столба огня, ударившего в стену.

Только теперь я обратил внимание, что все стены не просто закопченные, а в некоторых местах камень даже потерял форму, "поплыл" от страшного жара.

– Ну что? – сказал я бодро. – Прорываемся? Или как?

– Надо подумать, – произнесла она напряженно.

– Думай, – поощрил я. – Потом поступим наоборот, и все будет путем.

– Что-о?

– Или выслушаем меня, – предложил я торопливо, – поступим наоборот, а потом еще раз наоборот!.. Давай так? Я думаю, надо переть напрямик, мы для них совсем не добыча. А под огонь просто не попадаться. Драконы сами по себе.

Она нахмурилась, нерешительно шагнула в зал. Я чувствовал, насколько ей страшно, быстро вышел вперед и пошел, лавируя между драконами, как через широкую улицу в час пик, когда автомобили идут со скоростью пять километров в час, нужно только успевать протискиваться между ними: и на такой скорости задавят.

За спиной слышал тяжелое дыхание, а когда на другом конце зала оглянулся, Джильдина приближается с бледным, как смерть, лицом, вытаращенными глазами и близкая к обмороку.

Я ухватил ее за руку и втянул под дверную арку.

– Видишь, – похвастал я, – как хорошо быть дураком? Дураки – бесстрашны. Еще говорят, колесо истории крутят дураки и мошенники. Они правят миром!.. У тебя голова еще не кружится?

Она сразу же пришла в себя, ощетинилась, как боевой дикобраз, рыкнула:

– Идем дальше. Раз уж попали сюда, нужно осмотреть все. Мы здесь первые, понимаешь?

– Да-да, – согласился я, – а это так, ветром намело всяких драконов из молибдена…

Она нахмурилась, взгляд ее прыгал, как блоха по горячему, искал ход, но на выбор сразу три, мы пошли по одному и сразу же вернулись в этот же зал. Отправились по другому и оказались здесь же, но уже после долгого и утомительного карабканья вверх-вниз, вверх-вниз по очень узкому и опасному ходу. Когда двинулись по третьему, почти сразу наши ноздри уловили запах сильных зверей, а затем каменные своды вздрогнули от мощного рева.

Мы крались потихоньку вперед, открылась пещера, куда с противоположных сторон вышли громаднейший лев, просто пещерный, и могучий медведь.

Они смотрели один на другого и злобно ревели. Джильдина хваталась за рукояти ножей, но пальцы тут же разжимались. И блондинка бывает в состоянии понять, что здесь даже двуручные мечи показались бы перочинными ножичками.

– Хорошо, – сказал я. – Как здорово!

– Что хорошего, – прорычала она, как третий зверь, – тут и с одним не справиться…

– Хорошо, – повторил я.

Лев, весь в сверкающей золотой шкуре и в роскошной гриве, устрашающе взревел и выгнул грудь. Медведь прорычал еще громче, встал на задние лапы и пошел на льва, медленно и нелепо переваливаясь, как беременная утка.

– Ты за кого? – спросил я шепотом Джильдину.

Она даже не поняла вопроса, ее глаза не отрывались от чудовищ. Лев раздул грудь, откинул назад голову, а затем плюнул в медведя огненной струей. Даже мы ощутили жар сжигаемого воздуха, медведь с неожиданной ловкостью поднырнул под струю и уже на четырех лапах в два прыжка оказался перед львом.

– Ни фига себе лев, – сказал я ошарашенно, – это нечестно…

– На войне все честно, – возразила Джильдина.

Лев взревел громче, медведь раскрыл пасть, показывая длинные клыки. Лев ударил его по морде лапой, но чудовищная пасть медведя тут же сомкнулась на ней. Мы услышали скрип, лев неожиданно рванулся вперед и повалил медведя, что отпустил лапу и пытался прокусить закрытое мощной гривой горло.

Некоторое время они дрались молча, даже не взревывали, а только пыхтели и надсадно сопели.

– Когда дерутся лев и медведь, – сказал я, – больше всего выигрывает Джильдина на дереве.

– Что? – переспросила она. – Где тут дерево?

– Это изысканное иносказание, – пояснил я. – Дракон, сидящий на дереве… Говорят, фолклендская война была дракой двух лысых из-за расчески. Как думаешь, что получит победитель после этой драки?.. Хотя да, что это я так размеркантильничался? Словно и не рыцарь… В самом деле, эти двое могут драться не ради презренной выгоды, а ради чести, славы, геройства и расширения ареала.

Лев с рычанием трепал медведя, навалившись сверху, огромный и величественный, настоящий царь зверей. Да только медведь, который хозяин тайги, считал его нелегитимным царем и, сумев обхватить льва лапами, перевернулся на бок, и уже он оказался сверху на льве.

– Доблесть – нравственное мужество, – сказал я. – По-моему, вон у того нравственного мужества больше. Я имею в виду медведя, хотя лев, конечно, импозантнее… Ты на кого ставишь?

Джильдина не отрывала от сражающихся монстров взгляда.

– Лев победит.

– Подумаешь, – сказал я уязвлено. – Красавец! А мне роднее медведь… Суровая неброская красота, без всякой аффектации. Он не позирует, как его противник, а дает отпор Западу молча и сурово. Медведь мудр, а мудрые ведут войну ради мира.

Золотая кожа обагрилась кровью. Легендарные львиные лапы, один удар которых сразу перебивает спину буйволу, для медведя что детские палочки. Лев это наконец понял и теперь со свирепым рыком хватал противника пастью.

– Полезною, – сказал я, – оказывается лишь та война, которая предпринята для идеи, для высшего и великого принципа, а не для материального интереса, не для жадного захвата… Как думаешь, здесь именно тот случай? Мне почему-то хочется в это верить… Я вообще люблю верить в высокое, светлое, чистое, халявное…

Медведь зажал льва в передних лапах, тот взвизгнул по-кошачьи, швырнул в стену. Лев шмякнулся, но не сполз на пол, а метнулся, как брошенный пружиной, обратно. Медведь, не ожидавший такого ответа, рухнул под его тяжестью, а лев с рычанием вцепился в заросшее густой шерстью горло.

– Я же говорила, – прошептала Джильдина.

– Посмотрим, – ответил я угрюмо, – наши медведи так легко не сдаются. Недаром же они на гербе нашей столицы. Большой такой медведь с топором в лапе… Ах да, это на гербе Берлина… Всякую войну легко начать, но крайне трудно кончить, видишь? Лев хотел бы почетной сдачи, но медведь не знает таких понятий. Он будет драться до капитуляции… Не своей, конечно.

Лев ревел и рвал зубами медвежье горло. Мы видели кровь, но, похоже, в пасти льва больше длинной и густой шерсти, чем мяса или кожи, затем медведь обхватил льва всеми четырьмя, сдавил, тот взвизгнул совсем не по-царски, а медведь с усилием сбросил льва. Лев тут же напрыгнул на медведя снова, тот не успел ни встать, ни даже повернуться, но все-таки медведь на этот раз не дал ухватить себя за горло, а бил льва лапами и старался насесть сверху.

– Победы, – сказал я значительно, – которые достигаются легко, немногого стоят. Только теми из них можно гордиться, которые являются результатом упорной борьбы, как сказал великий Карл Гете Вашингтон.

– Лев – прирожденный боец, – сказала Джильдина, она не отрывала взгляда от схватки, – он победит!

– А медведь, – ответил я, – простой труженик. Он даже малину собирает! И мед ест. А зимой спит, как все мы. Но всякий раз свирепая доблесть прирожденных воинов отступала перед суровым мужеством наших тружеников! Кто с мечом к нам…

Она на миг оглянулась.

– Что ты мелешь? Какие труженики? Там лев и медведь!

– Это ограниченный взгляд, – произнес я печально. – Во всем нужно видеть высший смысл. На первый взгляд это всего лишь лев и медведь. На второй – тоже. Даже на третий!.. Кто-то, возможно, увидит даже на четвертый, а на пятый уже и смотреть не станет. Но все-таки, все-таки одухотворенный и эстетически развитый человек должен видеть в будничности больше, чем ему показывают!

Сцепившись, звери давили друг на друга, пытаясь вытеснить с занятого места, словно борцы сумо. Грива льва красиво развевалась, он был грозен и величественен, настоящий царь, лик благороден, а медведь есть медведь, сразу видно, что из леса, никакой грации.

Я с неудовольствием покосился на Джильдину. Все-таки красавчик лев ей нравится больше. Как бы ни играла мышцами, но поскреби любую бизнес-леди, обязательно увидишь бабу. Пусть даже с такими бицепсами, трицепсами, квадрицепсами и сикстицепсами.

Жуткий рев сотряс пещеру, мы услышали хруст, это медведь перекусил льву лапу, но и сам хромает на трех, да еще кровь обильно бежит по шерсти. Лев выглядит как искупавшийся в кровавом бассейне, но у него шерсть короче, раны видны, в то время как медведю, возможно, досталось больше.

– Говорят, – сказал я, – победитель приобретает некоторые черты побежденного… Кто будет победителем, еще неясно, хотя уже известно, но в конечном счете ничто так не помогает победе истины, как сопротивление ей. Как думаешь, кто из них больше ей сопротивляется?

– Кому? – переспросила она туповато.

– Истине! – сказал я. – Истина ведь не только в вине, водке, пиве, саке, виски, джине, роме, глинтвейне и прочих взвеселяющих эликсирах. Истина бывает и возвышенной, одухотворенной, эстетически мотивированной, как, к примеру, око за око, зуб за зуб, глаз за глаз, подлодку за подлодку… Кстати, нам можно не прятаться. Им сейчас вообще не до нас. Да и вообще…

– Что?