не собирался терять меня из виду.
вперед.
- Мне не совсем видно, что там творится...
планом, и я не мог разобрать текст, но это были те самые красотки из
"Граждан ЗА", причем полностью одетые. Хотя я иного и не ожидал, но был
слегка разочарован. Они двигались гуськом по Хевнли-Лейн в сторону церкви,
проходя мимо стоянки и собираясь шагнуть на траву.
послышался глубокий мужской голос:
должны..."
снова шагнул вперед. Постепенно я приближался к Эду, но в мои намерения
входило не только это. Я пытался приблизиться к длинному полированному
столу, на котором недавно лежал, и добился успеха. До цели оставалось чуть
более фута. Еще один шаг - и я смогу коснуться стола.
меня, на бычьей шее вздулись сухожилия. Голова слегка склонилась к
телевизору, словно притягиваемая магнитом. - Они раздеваются?
опустив их на стол. - Глазам не верю! Неужели я вижу по телевизору десять
аппетитных, сексуальных и совершенно голых девочек? Голых, как ощипанные
курицы?! Голых?!
Возможно, ему пришлось сражаться с низменной стороной своей натуры дольше,
чем когда-либо. Но он бы просто не был мужчиной, если бы не посмотрел на
экран, где якобы творилось подобное.
кульминационный момент в истории телевидения, Эд не просто слегка повернул
голову и скосил глаза на экран. Нет, он сделал то, что сделал бы любой
настоящий мужчина, - дернул голову на семь дюймов влево, словно ею
выстрелили из пушки, выпучил глаза и уставился на экран, ухмыляясь в
предвкушении захватывающего зрелища.
сильный мужчина, подобно многим грешникам до него, поддался слабости и
получил свое. Его судьба была предрешена в тот момент, когда он решился
взглянуть на телевизор.
на экран с напряжением и сосредоточенностью, какие я до сих пор наблюдал
только у собак, охотящихся на птиц. Возможно, в первые секунды он и в самом
деле думал, что видит то, о чем мечтал, так как все еще ухмылялся, когда я
ударил его столом.
похожим на бессердечных ученых, которые заманивают самцов-долгоносиков в
ловушки, пахнущие самкой в период течки, и обрекают на смерть самцов
коста-риканских попугаев ара при помощи записанных на пленку криков самки,
кладущей яйца. Но тем не менее я это сделал.
четырех ножек оторвались от пола, я изо всех сил швырнул в Эда стол, словно
огромный угловатый диск. Правый край стола описал дугу, движение левого
слегка замедлила волочившаяся по ковру ножка, а наиболее быстро двигающаяся
часть - острый угол - ткнула Эда в живот, удалив бы ему аппендикс вместе с
тазовой костью, если бы двигалась чуть быстрее.
Разумеется, этот жуткий вопль не был следствием только физической боли. Эд
все еще смотрел на экран, слегка склонившись вперед, и, вероятно, не видел
моего рывка и не осознал, что я готовлюсь его атаковать. В таком случае,
даже чувствуя страшную боль, он не понял, что я являюсь ее причиной, и
приписал ее внезапной закупорке сосудов или прободению. Не знаю, успел ли Эд
разглядеть, что десять шикарных девочек, вопреки тому, что он ожидал
увидеть, не сбросили с себя ни трусиков, ни других предметов одежды.
Он так сильно наклонился, что моему правому кулаку пришлось преодолеть всего
лишь фут, чтобы добраться до его подбородка.
пролетела рядом с моей ногой, а дуло находилось так близко, что выстрел едва
не прожег мне брюки.
передней стене. В нескольких футах от окна находилось большое мягкое кресло,
а рядом с ним - маленький столик с лампой. Схватив лампу, я швырнул ее в
окно, а когда стекло разбилось и осколки посыпались наружу, поднял столик и
ударил им по острым обломкам, торчащим внизу у подоконника.
увидел, что он бежит по коридору, куда выходили двери его кабинета и
полудюжины других комнат. Увидев меня, Дейв попытался притормозить. Я
запустил в него столиком. Кэссиди пригнулся, закрыв лицо руками, но потерял
равновесие и начал падать. Справа от меня Эд, напротив, обрел равновесие, но
в руке у него уже не было пистолета. У меня оставалось время ухватиться
одной рукой за подоконник, а другой - за раму и подтянуться.
поразительную сцену, что в любой другой момент она заставила бы меня
остановиться. Однако сейчас я даже не сбавил скорость. Прыгнув в окно, я
поскользнулся не то на траве, не то на битом стекле и упал, но тут же
поднялся и бросился к стальным воротам и находящейся за ними Роксбери-Драйв.
него было парой пустяков после того, как я перемахнул через ограду. Не
совсем помню, как я это проделал, но все произошло, по крайней мере, на той
же скорости, что и моя первая попытка. Возможно, практика помогает достичь
совершенства, а может быть, в моей крови было такое количество адреналина,
тироксина и еще невесть чего, что я смог бы пройти сквозь ограду с такой же
легкостью, как перебрался через нее.
великолепно, если не считать мыслей о том, что в моей крови, помимо
адреналина и тироксина, кипит кое-что еще.
ограничениями скорости, направился в сторону Лос-Анджелеса.
лос-анджелесское полицейское управление, свернул на шоссе в Санта-Ану, и все
еще оставались у меня в голове, когда за милю до поворота на Уайлтон я,
ощущая тонкую пленку пота на лице и странное ледяное напряжение под кожей,
понял, что сижу в чем-то мокром. Посмотрев вниз, я обнаружил, что это лужа
крови.
Глава 21
пытался сосредоточиться на других вещах. Иногда мне это удавалось. Особенно
когда я вспоминал последний взгляд на цветной телевизор в гостиной Дейва. В
кадр попали все девушки, или по крайней мере большинство, уже не марширующие
друг за другом, а сгруппировавшися на траве. Я заметил слева рыжеволосую
Дайну, а рядом с ней маленькую, но изобилующую округлостями фигурку Ронни,
однако прямо перед камерой оказалась высокая и стройная Лулу с шоколадной
кожей, черными волосами и глазами, а также грудями, настолько высокими,
тяжелыми и полными, что их фотографии можно было смело посылать солдатам,
матросам и морским пехотинцам США, дабы помочь им выигрывать и предотвращать
войны, как я подумал, впервые увидев Лулу.
третью мировую войну, если только она уже не началась. Ибо за секунду до
того, как кадр сменило изображение церкви Второго Пришествия с ее золотым
крестом и отдаленной, но вполне узнаваемой фигурой Фестуса Лемминга у
открытых дверей - тощей, угловатой и неподвижной, как крест над ней, - Лула
ухватилась обеими руками за зеленый свитер и спокойно стянула его через
голову.
конца, так как сцена внезапно сменилась куда менее привлекательным
изображением пастора Лемминга, и американцам пришлось ограничиться зрелищем
Лулу с поднятыми руками и вывернутым наизнанку свитером, скрывающим красоту
ее глаз, бровей и улыбающихся губ, но одновременно подчеркивающим высоту,
вес и округлость покачивающихся грудей.
множество предохранителей, если не в телевизорах, то в людях. Их наполовину
прикрывало кружевное приспособление, почему-то напомнившее мне пращу,
которой воспользовался Давид, поразив Голиафа. Хотя в данном случае Голиаф,
по-моему, вышел бы победителем.
напряжение. Я не мог определить, что меня беспокоило больше: то, что начала
делать или уже сделала Лула, и возможность того, что остальные девушки
последуют ее примеру, оставшись почти или полностью в чем мать родила, или
Фестус Лемминг; угрюмо взирающий на мир со ступеней своей церкви. Фестус
Лемминг, столкнувшийся с тем, что он проклинал и отрицал всю взрослую жизнь