- Я, конечно, дико извиняюсь, - смутился министр обороны, - но тот же
доктор Ашкенази сказал...
- Господин Мордехай, - внезапно вскипел Хульдаи, - доктор Ашкенази в
данном случае частное лицо, тогда как я возглавляю Государственную
комиссию по...
- Это всем известно, профессор, - с тупым озлоблением прервал ученого
министр обороны.
- Что ж вам еще надо, недоверчивый вы мой...
- Я просто хотел сказать, что никто не имеет право сбрасывать со счетов
мнение столь авторитетного специалиста, как доктор Ашкенази...
- В любом случае мнение это остается суждением частного лица, пусть и
блестящего специалиста, а доводы, представленные мною есть результат
исследований целого коллектива, не менее авторитетных специалистов...
- Да, конечно, нехотя соглашался министр обороны, и, тем не менее,
доктор Ашкенази в своем выступлении сегодня по радио заявил, что
выдвинутая им гипотеза о возможности посмертного сохранения психической и
интеллектуальной сущности человека никакой связи с происходящими событиями
не имеет, тогда как вы...
- Послушайте, господин Мордехай! - профессор Хульдаи не на шутку
разозлился, - у доктора Ашкенази семь пятниц на неделе, то он носится со
своей сомнительной идеей о посмертном сохранении духовной сущности
человека, теперь, видите ли, он ее всенародно отрицает...
- Да, но и вы, кажется, прежде отрицали...
- Неправда! - вскипел Хульдаи, - при переселении душ, согласно моей
теории, память человека уничтожается, а это автоматически исключает
сохранение психической сущности человека после его смерти. Теория
профессора Ашкенази ошибочна и порочна. Я утверждаю, что о посмертном
сохранении не может быть и речи, сохраняется лишь нематериальная
субстанция, именуемая душой, все прочее меняется и психика, кстати, тоже.
- Да, но доктор Ашкенази...
- Вам, господин министр, кажется, доставляет огромное удовольствие
стравливать меня с доктором Ашкенази?
- Отнюдь, господин профессор, - совсем уж спасовал Ицхак Мордехай, - моя
задача, как профессионала, состоит лишь в предотвращении вполне реальной
военной угрозы, нависшей над нашим славным отечеством.
- Подите вы все к черту! - вдруг взорвался профессор Хульдаи, - если
аудитория не созрела еще для восприятия объективных фактов, мне, господа,
ничего не остается, как откланяться.
- Профессор, в этом нет особой необходимости, - сделал кислую гримасу
Когаркин, - господин Мордехай просто перестраховывается.
- Выбирайте выражения, Когаркин, - возмутился Мордехай, - это вы у нас
великий перестраховщик и любитель перекладывать с больной головы на
здоровую.
От затевающейся очередной перебранки давних соперников, аудиторию избавил
помощник министра по внутренней безопасности. Это был низкорослый,
плюгавый человечек с крупной головой и треугольными ушами. Стремительно
войдя в дверь конференц-зала, он бочком, между креслами, протиснулся к
захваченному перепалкой шефу и горячо зашептал ему что-то на ухо. Всем в
зале стало ясно, что ушастый пришел с важным делом. Выслушав озабоченного
помощника, министр стремительно вскочил с места и почти побежал за своим
подчиненным. Лишь только он вышел из кабинета, ему тут же подали в руки
мобильный телефон:
- Алло, - сказал Когаркин в трубку и услышал ликующий голос комиссара
полиции.
- Говорит Иуда Вольф, шеф, мне удалось взять Ахмада в дискотеке.
Новость показалась министру незначительной и неуместной на фоне тех
серьезных вопросов, которые обсуждались в его кабинете. Не выбирая
выражений, он стал упрекать комиссара в отсутствии умения принимать
самостоятельные решения:
- Комиссар, - язвительно сказал он, намереваясь как можно больнее поддеть
этого совершенно завравшегося кобеля, - я же не лезу в вашу машину, когда
вы трахаете там баб?
О том, чем занимается Вольф в своем служебном "Форде", министру настучал,
естественно, майор Петербургский.
- Но, господин, министр, я взял горяченьким самого Ахмада.
Это было не совсем так - "горячим" араба "слепил" лейтенант Кадишман,
которому также как и Вольфу, понадобилось немало времени, чтобы втолковать
своему шефу - кто такой Ахмад.
- Какого еще Ахмада?- сказал министр, вспоминая строчки из донесения
Петербургского, подробно описавшего интимную позу, в которой он застал
начальника полиции с очередной б...
- Покойник, сбежавший с лодского кладбища, - живо отозвался комиссар и в
душе порадовался, что Петербургский, слава Богу, сдох, и закладывать его
уже больше некому.
У министра перекосилось лицо, наконец-то он понял о ком идет речь.
- Гм, - сказал он, - вы уверены, что это действительно тот самый араб?
- Сомнений быть не может, господин Когаркин, во-первых, он воняет, как
тысяча помоек вместе, во-вторых, у него бессмысленные глаза и совершенно
бессвязная речь.
- Он сопротивлялся?
- Как раз наоборот, шеф, вошел в "Воронок" с большим удовольствием...
- Но что он делал в дискотеке в столь поздний час?
- Забрел туда пощупать еврейских баб, очевидно, наделал там переполоху...
- Вы установили с ним контакт?
- Пока не удалось, к сожалению, но он способный, гад, увидел танцующих
краль, и сам стал плясать. Там такое поднялось - кое-кто из юнцов наложил
в штаны.
- Есть пострадавшие?
- Никак нет! Только Альтерман надел на него наручники и получил ожоги
третьей степени.
- Он агрессивен?
- Вовсе нет, шеф, он все больше молчит или воет себе что-то под нос...
- Ну что, ж, - сказал министр, задумавшись на мгновение, - по крайней
мере, это единственный из этих "... трупов не замаравший себе руки кровью.
Настроившись на возвышенный лад, Эммануил Когаркин вернулся в кабинет с
видом человека, которому удалось решить проблему государственной
важности.
"Пока вы тут, сударики, чешете языками, гордо думал он, мои ребята взяли
одного из этих гнилушек"
Присутствующие вопросительно смотрели на него и министр, не удержавшись
от соблазна, театрально продекламировал:
- Господа, хорошие вести! - Он выдержал внушительную паузу и, дождавшись
пока аудитория окончательно созреет для восприятия сенсации, бросил в
публику, словно кость изголодавшейся собаке, - рад сообщить вам, коллеги,
об очередном успехе тель-авивской полиции.
Глава 37
Весть о том, что сам министр обороны принимал участие в экстренном
заседании Комитета по национальной безопасности, молниеносно просочилась в
прессу. Это дало повод ведущим журналистам лишний раз поупражняться в
построении и выдвижении многочисленных гипотез о том, что (на их
просвещенный взгляд) на самом деле происходит в Тель-Авиве.
Муссировались слухи о массовых убийствах, совершаемых будто бы
экологическим роботом, сбежавшим из засекреченной лаборатории, занятой
созданием биологического оружия и способного действовать против
антисемитов. "Что-то у них там, в проекте не заладилось, и оружие
обратилось против самих же создателей" - утверждали всезнающие обыватели.
По государственному каналу телевидения беспрерывно передавали приметы
сбежавшего зомби, обладающего способностью к мимикрии и скрывающегося
где-то в районе старого Яффо. По городу расползались тревожные слухи.
Появились заинтересованные лица, распространяющие их с целью предания
безнаказанному мародерству. Группы молодых людей взламывали ювелирные
магазины и на грузовых машинах вывозили награбленное добро.
Известный рецидивист по имени Шимон Агаси, весьма искусно гримировался
под покойника и, надев на себя нечто вроде импровизированного савана,
ходил по опустевшим квартирам Шхунат а-тиква, насилуя молодых женщин. В
большинстве случаев при виде белого савана и разрисованного под вампира
лица Шимона, женщины впадали в шок, и он проделывал с ними все, на что
была способна его нездоровая фантазия.
В одной из квартир он наткнулся на отчаянное сопротивление молодой
солдатки, прибывшей в этот вечер на недельную побывку. Она спрятала свой
армейский карабин в шкафу, но добраться до него так и не успела. После
яростной и продолжительной борьбы с девушкой, Агаси изорвал на ней одежду
и всю ночь насиловал ее противоестественным способом. В общей сложности
число мерзких насилий над юной жертвой перевалило за пятнадцать. В его
преступной практике подобного еще не бывало.
Позже, анализируя удивительную гиперсексуальность необычного насильника,
окружной психолог объяснял это, как "Эффект противодействия"
"Отчаянное сопротивление солдатки, сказал он, возбуждало и без того
повышенную чувственность маньяка"
Под утро обессиленный продолжительной борьбой с жертвой, сопровождаемой
взрывами острейшего оргазма, он уснул прямо на ней, не подумав о
последствиях.
Измученная девушка, осторожно выползла из-под бандита, стараясь не
шуметь, достала спрятанный в шкафу карабин, прицелилась и разнесла ему в
прах мошонку.
- Ах ты, курва! - заорал в горячке Агаси и даже пытался подняться с
кровати. Вторую пулю он получил в рот.